— Сколько же это в американских деньгах? — поинтересовался мистер Линь.

— Примерно шестьсот тысяч долларов, тут все зависит от обменного курса.

— Ясно. Очень значительная сумма для тех, кто докажет права наследования. Какое все это имеет отношение ко мне, мистер Маклин?

— Лично к вам никакого, мистер Линь, как ни жаль, — сообщил я вежливым, благовоспитанным тоном, подобающим, по моему представлению, сотруднику международного бюро расследований: надо выразить и сочувствие, и юмор. — Дело в том, что Национальный банк Португалии обратился к нашей организации с целью розыска претендентов на указанную сумму. А один из предполагаемых наследников работал у вас в прошлом.

— Что вы говорите?

— Кажется, да. Оказалось, что члены семьи мистера Кароки находятся в Америке, а после разного рода уточнений нам удалось установить, что единственный, кто имеет права на его наследство, это некто Сильвия Кароки. Насколько нам известно, в Америке она взяла фамилию Картер, и у нас есть данные, говорящие, что она была вашей служащей примерно девять с половиной, десять лет назад. То есть, если этот луна-парк уже тогда вам принадлежал…

— Он принадлежит мне более двадцати лет, мистер Маклин. Но если указанное вами лицо действительно у меня работало в то время, какую пользу этот факт принесет при установлении прав на наследство?

— Мы надеемся, что это поможет нам определить местонахождение Сильвии Кароки в настоящее время.

— Ах, вот что. Боюсь, выяснять это придется долго. Наберитесь терпения, мистер Маклин.

— В моем деле без этого вообще нельзя, — произнес я, стараясь придать себе важность.

— Ну разумеется. Разумеется.

— Так, с вашего позволения, вы не припоминаете эту мисс Картер?

— Затрудняюсь ответить, мистер Маклин. — Сказано было извиняющимся тоном, с улыбкой сожаления. — Ведь так много лет прошло. Придется освежить память, а для этого справиться с архивом.

— Конечно.

— Впрочем, если время терпит — ну, к примеру, до завтра — я, возможно, и смогу вам чем-нибудь помочь.

— Очень признателен.

— Знаете, терпение у моих соотечественников считается первой добродетелью, — улыбнулся мистер Линь. — Хотелось бы надеяться, что эта задержка не слишком помешает ходу расследования.

— Ну что вы.

— Тогда до завтра, мистер Маклин. Вы мне не оставите свою карточку?

— Пожалуйста, — пожал я плечами.

Поднявшись по лестнице и пройдя через зал, я вышел из «Лотоса» на улицу. Меня все так же угнетало, что за прикрытие международного бюро пришлось выложить пять сотен, и кроме того, я как-то не доверяю китайцам, так безупречно говорящим по-английски и отменно воспитанным. Видимо, они читают слишком много романов про себе подобных.

Тем не менее, подходя к «Лотосу» на следующий день, я питал кое-какие надежды. Меня дожидался Борец. Теперь я разглядел, что это очень красивый юноша. Все у него квадратное — лицо, подбородок, брови, нос, ну хоть садись и пиши портрет пышущего здоровьем молодого американца, если работаешь для непритязательного журнальчика и сам не богат воображением — да и для чего оно. Никаких признаков интеллекта на этом лице прочитать было невозможно, впрочем, может быть, я к Борцу не совсем справедлив, мне просто не нравятся чересчур накачанные мускулы. Он отвел меня вниз и, когда вошли в кабинет, остался, прислонившись к створкам двери. Мистер Линь сидел за столом, улыбаясь вежливо и непроницаемо.

— Доброе утро, мистер Маклин.

— Доброе утро, мистер Линь.

Он что-то писал на листке, докончив, поставил ручку в вазочку и тщательно перечел. Потом, не глядя на меня, заговорил:

— Видите ли, мистер Маклин, я всего лишь китаец… но кое-какие возможности есть и у меня. Этот луна-парк приносит стабильный доход, а кроме того, я тоже занимаюсь и импортом, и экспортом. В отличие от вашего мистера Кароки, я действительно держу такое предприятие. Зачем вам понадобилось прибегать к своим жалким трюкам и пытаться меня обмануть?

— Какие жалкие трюки? — переспросил я, стараясь придать своим словам возмущенную интонацию, насколько это удавалось при том, что я чувствовал на спине тяжелый взгляд Борца.

— Насчет международного бюро расследований, мистер Маклин. Эти сказки можете рассказывать детям и глупым старухам. За кого вы меня принимаете, мистер Маклин? Вам, видимо, и в голову не пришло, что у меня могут быть деловые связи в Англии и я всегда могу ими воспользоваться, прибегнув к телефонному звонку? Или вы не знали, что в английских архивах нет никакого Стефана Кароки, занимавшегося импортом и экспортом, и среди умерших в 1957 году таковой не значится? А у меня, к вашему сведению, есть контакты и в Португалии, да к тому же, как вы не подумали, что правительство не могло пройти мимо того, что в Национальном банке на счету иностранного подданного лежит столь крупная сумма и никто за ней не является. Да еще сумма, с которой не были взысканы налоги. Уж будьте уверены, португальские власти такого никак не могли допустить. Ну, что вы на все это скажете, мистер Маклин?

Он говорил, не повышая голоса, даже почти ничем не выдал, до чего он возмущен, а закончив свою речь, снова улыбнулся, как бы показывая, что между умными людьми подобное возможно только как недоразумение.

— Если я вам все объясню, — спросил я, — вы согласны со мною побеседовать о Сильвии Кароки?

— До вчерашнего дня я не слыхал этой фамилии, мистер Маклин, так что говорить нам тут не о чем.

— А о Сильвии Картер?

— И эта фамилия мне незнакома, мистер Маклин.

— Тогда не вижу причин пускаться в объяснения, — сказал я.

— Возможно, вы и правы, — вздохнул он. — Тогда остается просто оплатить мой счет. — Он достал листок, который заполнял перед моим приходом, и прочел: — Звонок в Лондон: 52 доллара 30 центов; звонок в Лиссабон: 69 долларов 80 центов; мое рабочее время, оцениваемое приблизительно в пятьдесят долларов за час, — целых три часа ушло, чтобы разобраться с вашей странной проделкой, мистер Маклин, — итак, сто пятьдесят долларов. Всего же получается двести семьдесят два доллара десять центов, мистер Маклин.

— То есть?

— Именно столько, можете проверить.

Мощные руки Борца скрутили меня, прошлись по бокам и под пиджаком, потом отпустили.

— При нем ничего нет, мистер Линь.

— Вы серьезно думаете, что я вам выплачу двести семьдесят два доллара десять центов? — взревел я.

— Разумеется, причем немедленно. Если у вас нет наличных, согласен на чек, мистер Маклин, — и снова эта неподвижная улыбка.

— Черта с два!

— Что ж, — вздохнул мистер Линь, — вы меня вынуждаете поступить так, как обычно поступают в подобных ситуациях, если верить этим глупым фильмам, — вами займется Борец, и уж он постарается, чтобы вы переменили свое решение.

— Да как вы смеете!

— В чем дело, мистер Маклин? — в голосе мистера Линя появился оттенок недоумения. — Учтите, мы в подвале, а через эту дверь вообще ни звука не слышно. Право же, вы ведете себя, как младенец. Прошу вас, не осложняйте ситуацию. Хотя, может быть, вы вроде тех, в кино, которые запросто управятся с кем угодно, хоть вот и с Борцом.

— Увы, — сказал я, — на таких я не похож, мистер Линь.

— Вот и хорошо, — закивал он.

Я вытащил бумажник, отсчитал двести семьдесят два доллара. Мистер Линь напомнил, что еще с меня десять центов, и я положил ему на стол мелочь. Мистер Линь улыбался. Я нет. Борец тоже улыбался, пока, держа меня под локоть, вел по лестнице, через зал и к входным дверям.

По Бродвею я дошел до своего отеля и плюхнулся на постель. Кажется, я уже упоминал, что редко бывает у меня повод хвалиться своими дарованиями, но мне все-таки раньше казалось, что я чуть сообразительнее многих других.

Не было смысла горячиться перед Джеком Фенни, да и не мог я себе позволить дать волю владевшей мною злобе. Бюро расследований «Трибороу» оставалось моей единственной опорой в Нью-Йорке, как знать, они могут мне еще понадобиться и даже очень. И все же я пошел к ним в контору, чтобы поведать Фенни, что именно я думаю про международное бюро.