— Вот так-то, Маклин.

— В чем сложности, мистер Саммерс?

Минуту он в упор смотрел на меня с беспокойством и неуверенностью, потом встал, отошел к окну и, стоя ко мне спиной, выдавил:

— Хочу, чтобы вы выяснили, кто она такая, эта Сильвия Вест.

Тут ни отвечать, ни комментировать не приходилось, и я молча перебирал снимки. На одном Сильвия в купальнике сидит на краю бассейна, видимо, у него в Беверли-Хиллз. Фигура замечательная, но не из тех, которые увенчивают призами на конкурсах красоты, — ноги длинноваты и не то чтобы слишком худа, но есть какое-то сходство с лезвием ножа, если уместно такое сравнение, а грудь, пожалуй, полновата — в общем, фигура сильной, цветущей женщины. А еще был снимок, сделанный на пляже, — увеличенная фотография: волосы взбиты ветром, на лице брызги морской пены. Вот здесь она снята в профиль, что-то внимательно рассматривает, а вот еще — играет в гольф, а тут она на яхте: голова, плечи, краешек переднего паруса и дальше — океан; наконец, спящая Сильвия — вытянулась на траве, словно сморенный усталостью ребенок, расслабилась, совсем девочка, и локон на лоб свесился.

Он вдруг резко обернулся и чуть ли не заорал:

— Черт вас дери, Маклин, вы поняли, что я сказал?

Впервые за всю нашу встречу он дал волю своему темпераменту и стало ясно, каков он в гневе, но тут же Саммерс взял себя в руки, словно случайная вспышка мгновенно угасла.

— Боюсь, не совсем, — ответил я.

— Ладно. Видимо, я не очень точно выразился. — Он снова уселся за стол, склонившись в мою сторону. — Я познакомился с Сильвией Вест примерно год назад, нет, чуть меньше, в октябре. На вечеринке у Беннета Холла. Знаете, кто это?

— Как же, одна из первых звезд времен моего детства. Так и вижу перед собой колледж вроде Беннингтона[1]. Он же в таких картинах играл.

— Он бы вам и в жизни понравился. Приятный человек, воспитанный, много знает, и вечеринки у него всегда очаровательные, не какая-нибудь пьянка. Знаете, Маклин, кино для меня очень много значит, я люблю общаться с киношниками. Кстати, кое-что я и в этот бизнес вложил, не без успеха, замечу, но дела это дела, а жизнь другое. Короче, познакомились мы с Сильвией Вест на этой вечеринке, а потом стали встречаться все чаще и чаще. Она прелесть, такое, понимаете ли, редкое сочетание, когда красивая женщина еще и умница; с ними, конечно, непросто, они уж слишком незаурядны, но да что там. Она действительно умна, не думайте, что пыль в глаза пускает, ничего подобного, а характер у нее вспыльчивый, перепады резкие бывают — то беспечна, то мрачна…

Я выслушал это бесцветное, шаблонное описание, понимая, что люди вроде Саммерса на другое и неспособны, для них все сводится к двум-трем вещам, к готовым блокам, по которым ничего реально представить невозможно, словно не о живых людях говорится, а о предметах, вытащенных из ящика, куда свалено тряпье и слова, и предубеждения. Слушал, посматривая на Саммерса, и все пытался прикинуть, к чему дело клонится.

— …Начитанная такая, литературой очень интересуется. Я-то в последнее время совсем читать разучился; вот когда школьником был, глотал книжку за книжкой, а теперь куда там. Она сама стихи пишет и сборник издала. Вам поэзия нравится, Маклин?

— Смотря какая.

— «Погасшая луна», вот как она назвала этот сборник. Вы что, Маклин, с ходу все запоминаете?

— Память у меня неплохая, обхожусь без заметок. Кстати, и без револьвера, у меня и лицензии нет. Теперь видите, с кем связались. Ладно, давайте лучше про Сильвию Вест.

— Прошу прощения. Короче говоря, я в нее влюбился. Просил ее стать моей женой, она дала согласие. Я, понятно, думал, что у такой женщины, уж конечно, богатое прошлое, связи там всякие, в общем, или хотя бы родственники какие-нибудь, генеалогия, друзья детства, память о городе, где она явилась на свет, на худой конец — свидетельство о рождении.

— Ну, само собой, — заметил я.

— Так вот, ничего этого нет.

— Как нет?

— Нет, и все. Вы обо мне уже достаточно знаете, понимаете, до чего я растерялся, убедившись в этом. Принимая во внимание мое положение в обществе, было бы крайне опрометчиво вступить с ней в брак при таких вот обстоятельствах.

— Собственно, отчего бы и нет?

— Но ведь я должен представлять себе, кто она такая? Допустим, был у нее до меня муж или нет? И вообще — кем она была прежде? Чем занималась?

— А вы у нее спросите, — посоветовал я.

— Спрашивал уже.

— И она сказала?

— Сказала.

— Но вы ей не доверяете.

— Да, Маклин, не доверяю.

— Не мое это дело, только нельзя, по-моему, жениться, если доверия нет.

— Хорошо бы нам с вами поладить, Маклин, — задумчиво сказал Саммерс. — Вообще-то необходимости тут никакой нет, достаточно того, что вы толковый работник, если верить Питерсу. О морали, о том, на чем браки держатся, нам с вами толковать незачем. Я вам вот что скажу: она мне нужна и будет моей женой, если только не выяснится, что мне нельзя жениться на ней.

— Извините, пожалуйста, — поспешил успокоить его я. — Не надо было мне со своими замечаниями лезть. Так что она вам сказала, если не секрет?

Бесстрастно, ничем не выдавая своих чувств, Саммерс сообщил мне факты из прошлой жизни Сильвии Вест в ее собственном изложении. По ее словам, родилась она в Китае в 1931 году. Родители ее работали в миссии методистов. Отца, если ей верить, звали Джон, а мать — Абигайль. В Китай они приехали совсем молодыми. В 1937 году Абигайль Вест умерла. Когда условия в Китае стали слишком трудными для миссионеров, Сильвия с отцом перебрались во Францию, где отец занял кафедру в небольшой парижской конгрегации. Год спустя началась война. Весты уехали в Лондон, кажется, родной город Джона. Жили они там у его брата, весьма богатого человека, нажившего состояние на торговле душистым египетским табаком. Звали этого брата Элберт. Летом 1944 года, когда хозяин был в отъезде, а Сильвия осталась на ночь у школьной подруги, в дом Элберта Веста угодила бомба, не оставив камня на камне. В доме находились Джон Вест и его золовка Марта, оба погибли. Дядя Сильвии снял коттедж в графстве Соррей, и там они прожили до смерти Элберта Веста в 1952 году.

Сильвия была единственной его наследницей, ей досталось чуть меньше ста тысяч фунтов. Она переехала в Лондон, где жила в отеле, пока, несколько месяцев спустя, не приобрела небольшую квартиру. Встретила кого-то, влюбилась — не то чтобы уж совсем безоглядно, но одно время ей грозили сети неудачного замужества. Потом она много путешествовала — Греция, Италия, а летом юг Франции. В конце концов Сильвия решила вернуться в Америку, на родину своей матери. И в 1956 году приехала в Калифорнию.

Все это она время от времени о себе рассказывала, пока Фредерик Саммерс за ней ухаживал. Она считала, что в прошлом ее жизнь складывалась не очень удачно, и не хотела возвращаться к пережитому, говоря о нем неохотно, с недомолвками.

— Факты можно проверить, — сказал я, выслушав Саммерса.

— Это сделать не так-то просто, как вам, Маклин, кажется.

— И все-таки можно.

— Я уже проверял. И понял: сплошь выдумки, от начала и до конца.

— Очень складные выдумки.

— А Сильвия, видите ли, вообще все складно делает, Маклин. У фирмы моего адвоката есть лондонский филиал. Так вот, не существовало никакого Элберта Веста, торговавшего табаком. И в списке разрушенных при налетах домов не оказалось принадлежавшего Элберту Весту. Что до завещания этого Элберта, то упоминаний о нем не нашлось в архиве нотариальных контор, и в налоговом архиве нет данных, что по нему была уплачена пошлина. Бюро иммиграции сообщило, что в их списках Сильвия Вест не фигурирует. Методистская конгрегация в Париже, правда, есть, но про Джона Веста там слыхом не слыхали. А чтобы никаких сомнений не осталось, о нем вообще не слыхали в управлении методистских миссий. Все это мои юристы выяснили за день-другой и, думаю, выяснили достаточно, чтобы я убедился: ее рассказы — сплошные выдумки.