Он уже выезжал из города, когда вспомнил, что сегодня вечером они принимают у себя две семейные пары: Пичи и Хью-Джонсов. Вполне вероятно, что этим и объяснялась сегодняшняя подавленность духа: так его сознание отгораживалось от удручающей реальности. Джеральдин обещала им барбекю при условии, что не помешает погода. А небо, хоть и затянутое дымкой, не сможет породить ни одного стоящего облака, и значит, нельзя было надеяться на то, что дождь отменит пикник.
Джон не любил барбекю. Мясо, снятое с решетки, слишком часто оставалось сырым внутри и обугливалось снаружи — оно было канцерогенным и ничуть не аппетитным. Но не это было главной причиной его нелюбви к пикникам. Не испытывал он особой ненависти и к своей обязанности проявлять чудеса мастерства обжаривания мяса над горячими углями. Нет, в мероприятиях подобного рода для Джона самым отвратительным был сине-белый мясницкий фартук, который Джеральдин непременно надевала на него, и поварской колпак, которым она его короновала.
Взглянув на часы, он увидел, что время приближалось к семи. Если он не будет жать на газ, супруги Пичи — Тим и Джессика, а также Хью-Джонсы — Оуэн и Вэл, прибудут в Копперфилдс раньше него. В теплом, пахнущем хлоркой воздухе они рассядутся вокруг бассейна, с аперитивами в руках, и голоса их будут становиться все громче, а смех — все продолжительнее.
Почему же природа этого графства не могла доставить ему истинного, постоянного удовольствия? Почему Суррей не был близок ему? Вроде здешние деревья были настоящими деревьями со старыми, сморщенными стволами под пышными кронами. И трава была зеленой и сочной. В живых изгородях, недавно подстриженных, мелькали цветы иван-чая, зверобоя, наперстянки, ежевики… По весне лесные поляны были усыпаны колокольчиками и розовым портулаком; непонятно было, как лес заманивает солнечный свет под свои величественные своды.
И все же в суррейских пейзажах не было ни величия горной Кумбрии, ни меланхолии вечно плоских торфяников, ни неуемной энергии моря. Повсюду на месте лесных вырубок появлялись дома (такие же, как их дом) — насмешка над наследием леса. Эти дома стояли посреди ухоженных садов, а их владельцы, наверное, уже разжигали барбекю, тоже в поварских колпаках и бело-синих мясницких фа…
И вдруг до Джона дошел весь ужас ситуации. Осознание своей оплошности ударило по нему с такой силой, что он свернул на обочину и нажал на тормоза. Он совсем забыл, что сегодня утром за завтраком Джеральдин попросила его заехать в обеденный перерыв в мясной магазин Лэйтона. «Да-да», — согласился он, уделяя жене меньшую часть своего внимания, тогда как другая — большая — часть уже была занята размышлениями о том, как справиться с требованиями ужасной миссис Петтифер, как привнести в дело толику здравого смысла. Список мясных продуктов, особенно подходящих для испепеления, он сунул в карман. Ему было поручено купить два фунта домашних свиных сосисок мистера Лэйтона, дюжину говяжьих котлет, телячьих кебабов… «Не забудь!» — напомнила ему жена, когда он уже уходил, и он поклялся, что, разумеется, не забудет.
Что делать? Джон включил первую передачу, вдавил педаль газа в пол и, подняв тучи пыли, выехал на асфальт и поехал вперед, совершенно ослепленный страхом. Он бы не мог объяснить, что его пугало. В конце концов, что она может с ним сделать в худшем случае? Унизит перед гостями? Так это он переживет.
Нет, не переживет. И унижение было не худшим наказанием, так как Джеральдин была отнюдь не Джин-Энн в том смысле, что его жена не станет плевать в него, сквернословить или гоняться за ним с медной сковородой, она умела сдерживать характер — пусть и сцепив зубы. Но любую его провинность она оставляла себе в качестве заложника и месяцами потом использовала ее против Джона. А его положение сейчас и так было весьма непрочным из-за нарушенных планов на семейный отдых в Шотландии, и второй проступок был ему нужен как дыра в голове.
На краткий, опьяняющий миг он решил, что поступит так же, как поступил бы Грэм Петтифер — его Грэм Петтифер. Он развернет машину и уедет куда глаза глядят. Он возьмет себе новое имя, начнет новую жизнь (семья, друзья, коллеги больше никогда не услышат о нем). Он иногда читал о людях, совершивших подобное. В простоте этого шага была красота. Надо было просто стать свободным.
Но вот перед ним, как откровение, вырос указатель бензозаправки. И Джон понял, что спасен. Ему не придется отращивать бороду и бежать из страны! Подъезжая к колонке, он чуть не плакал от облегчения. Ведь на заправках всегда продавались всевозможные товары для пикников, он обращал на это внимание, когда платил за бензин. Внутри находилось нечто вроде магазина, где можно было купить почти все, что пожелаешь: от надувных бассейнов до пирожных, от растений в горшках до пепси-колы.
Заглушив двигатель, он почти бегом вошел внутрь заправочной станции, нашел прилавок с мясными продуктами, отыскал там два пакета свиных сарделек. А в морозильной камере ему повезло еще больше: там были куриные ножки (твердые, как камни, но, наверное, они оттают, не так ли?) и упаковки чего-то из говядины под многообещающим названием «Стейк хаус гриль». У Лэйтона, конечно же, продавали мясо лучшего качества, но какая разница, черт возьми? Обугленные куски мяса все более или менее одинаковы на вкус и на цвет.
— Подойдет ли это для барбекю? — поинтересовался он тем не менее у продавщицы, выкладывая свои покупки у кассы.
— Да, отлично подойдут, — безразлично ответила та, даже не оторвав глаз от кассового аппарата.
Джон подозревал, что ответ был бы тем же, что бы он ни положил перед ней: надувной бассейн, цветок или пепси. Когда она все же повернулась к его покупкам, то пробила их будто не видя или глядя сквозь них.
Десять минут восьмого. Их гости уже, должно быть, собрались. Позвякивающие кубики льда залиты ароматным джином. В отсутствие Джона кто-нибудь из мужчин (скорее всего, Оуэн, обычно на него можно было положиться) вызвался добровольцем, чтобы разжечь огонь. А Джеральдин беспокойно ожидает его возвращения, напряженно прислушивается, не зашуршат ли по гравию колеса его автомобиля, на скорую руку подыскивает оправдания его опозданию, заверяет гостей, что он спешит, что он старается приехать побыстрее… Она говорит, что его, должно быть, задержали неотложные дела…
Теперь, когда продукты для пикника лежали рядом с ним на пассажирском сиденье, Джон быстро ехал по направлению к дому. Он решил пойти на блеф: он снимет упаковку, выбросит коробки и этикетки и выдаст эти полуфабрикаты за свежее мясо.
Если к его возвращению они все уже будут слега навеселе, то он сможет пронести свои приобретения мимо них прямо к барбекю. Они потом будут хвалить его стряпню: «Как вкусно!» и «У Лэйтона всегда отличное мясо». Тогда ему не следует мчаться домой на всех парах, а лучше остановиться в гольф-клубе и выпить пинту пива. Дать им еще полчасика, чтобы они окончательно созрели.
В клубе никто из присутствующих не подал виду, что узнал Джона, никто не подошел к нему, чтобы шлепнуть по плечу или угостить пивом, никто не искал его общества. Он взобрался на табурет у бара и, поскольку для обслуживающего персонала он был также невидим, постучал монетой по барной стойке.
На девушке, принявшей его заказ, было надето что-то невероятное. Ее костюм напомнил Джону дочку Элли, только в Джуин было что-то милое, что-то трогательное. Она была очень симпатичной, несмотря на все ее старания скрыть это. Он бы… Как это Доминик выразился? Очень точно, как показалось Джону. Ах да, «он бы не выкинул ее из постели».
Он залпом выпил двойную порцию виски и почувствовал себя гораздо спокойнее. Виски было бальзамом для его души, это было как раз то, что нужно. Он чуть не опростоволосился, но вовремя спохватился и все исправил. Джон достал еще одну монетку и — тук-тук-тук — постучал ею по стойке. Он решил наградить себя за предприимчивость и повторить заказ.
В девять часов вечера гости Горстов смотрели на салаты. Джеральдин позвонила в офис, позвонила в полицию. Гостям она могла сказать только, что Джон очень спешил, что он очень старался… Она сказала, что, должно быть, его задержали неотложные дела…
