«Терра Нова» приходит в Мельбурн. Здесь тоже владения Империи, с британским чаем и британскими флагами, приемом у губернатора, где Скотт произносит речь. Совсем неплохой оратор, солидный, не скупящийся на положенные в таких случаях напыщенные фразы, пусть даже ему не доставляет большого удовольствия слушать собственный голос.

Толпа гудит.

— Вы слышали: Империя готовится покорить Южный полюс!

— Последняя еще не покоренная точка земного шара!

— А вы знаете, что Скотт — самый молодой командир линейного корабля в Британской империи?

— Сэр, вам телеграмма…

Ему недосуг ее читать, телеграммы идут сплошным потоком, в том числе от женщин. Злые языки утверждают, будто его добрый друг, Эдвард Эванс, получает больше телеграмм, чем начальник экспедиции. Он сует листок в карман. В мундире карманов хватает. Один из них предназначен для телеграмм. Бумаги должны лежать в нем так, чтобы не высовывались наружу.

Он возвращается на борт.

Достает телеграмму.

От Амундсена — какого такого Амундсена? А, ну да — Амундсен… «Довожу до вашего сведения, что „Фрам“ направляется в Антарктиду».

Словно удар под дых. Команда спит. Кроме вахтенных. Он может позвонить, но не звонит, сидит молча, глядя в пространство перед собой. Амундсен? Но ведь он собирался на Северный полюс? В Христиании встретиться с ним не удалось. А теперь он плывет на юг? В телеграмме не сказано — зачем. Задумал исследовать берега, проникнуть в глубь материка с другого конца? Ведь не такой же он бестактный человек, чтобы включиться в борьбу за полюс?

На борту находится один норвежец — Трюгтве Гран.

Он инструктор по лыжам. Неужели Скотту невдомек, что в этом есть что-то чудовищное: в полярной экспедиции — инструктор по лыжам и кучка людей, которые еще не знают, как лыжи крепятся к сапогам. Сапоги? Подходят ли их сапоги к лыжным креплениям?

Он вызывает Грана. Гран советует послать телеграмму Нансену. Скотт следует его совету. «Известно ли вам, намерен ли Амундсен идти к полюсу?» Поступает ответ. Одно слово: «Неизвестно».

Да, неизвестно. Кому известны планы молчаливого покорителя Северо-Западного прохода, человека, который протиснулся там, где нашли свою гибель большие экспедиции. Скотт сохраняет самообладание. Он заключает: мы должны следовать задуманному нами плану. Никаких поправок. Никакой спешки, махина движется, курс проложен, можно ли сделать что-либо сверх того, что уже сделано?

Кроме того: разве наша истинная цель состоит в том, чтобы первыми достичь полюса? Да — но об этом мы молчим. Недаром женщины падают в обморок на выступлениях Эдварда Эванса: молодой красавец вместе со своим доблестным начальником отправляется на полюс. Дети разбивают копилки и шлют свою лепту Скотту. Ведь он будет первым на полюсе? Однако вслух об этом говорить не следует, чтобы не сглазить. Экспедиция носит научный характер. Но что важнее — наука или полюс?

И то и другое важно: кто решится сделать выбор в таком трудном вопросе? Хорошо, что на борту есть инструктор по лыжам. С наставником чувствуешь себя спокойнее.

Он поворачивается к Грану и говорит:

— Английский джентльмен не поступил бы так, как поступает Амундсен.

Потом беседует с глазу на глаз со своим другом и заместителем Эдвардом Эвансом, или просто Тедди. Тедди:

— Почему бы нам не ответить на этот вызов большей находчивостью, сэр? Мы ведь хотим быть первыми, верно? Появление нового конкурента требует от нас новых, смелых шагов?

Начальник экспедиции не отвечает. Он не против смелых шагов. Но они должны быть основательно подготовлены и подчинены рассудку.

Ночные часы полны тягостных размышлений. Детство его во многом протекало так размеренно. Молодость, когда он складывался как мужчина, тоже не знала резких скачков. Став наконец мужчиной, он достиг желаемого: стал мужчиной. Но что-то норовит обогнать его в темноте? Что-то, чему он может противопоставить только вежливость.

Литтелтон в Новой Зеландии — последний порт, куда заходит «Терра Нова» перед тем, как взять курс на юг. Здесь на судно грузят 3 тонны льда (желательно, чтобы он не растаял, пока они не войдут во льды), 162 бараньи туши, 3 говяжьи, 340 бочек свинины. Вопрос свежей пищи — вопрос жизни и смерти. Скотт знаком с цингой, знает также, как трудно многим участникам полярных экспедиций заставить себя пить кровь тюленей и пингвинов. Он понимает их. В нем живет глубокая неприязнь ко всему, что выходит за рамки приличия; ему претят бранные слова, немытые руки, люди, которые кашляют, не прикрывая рот ладонью.

Вот почему для него так мучительна первая встреча с сибирскими пони[13], доставленными из Владивостока. Их девятнадцать, на пути к Новой Зеландии они пять раз меняли судно. Они измотаны качкой и жаждой, их поили раз в сутки, да и то тухлой водой. Кормили скверно. Никто их не выгуливал. Понурив голову, они стоят в закутках на палубе среди гор снаряжения и тающего льда, слыша гомон людей, заканчивающих погрузку. Впереди у лошадей долгие недели в море. Они впали в апатию, глаза их потухли. Они не ржут. Они обречены на смерть на пути к полюсу, в море или в снегах.

Вряд ли кто усомнится в том, что Роберт Скотт — честный человек. При виде страдающего животного он сам страдает. Душа его раздваивается, сердце разрывается на части, когда он видит мучения животных. Это подтачивает его силы на пути к цели. Вот почему он не считает для себя поражением, когда ему и его людям приходится самим впрягаться в сани в ледяной пустыне. Идя навстречу смерти, он освобождается от бремени, которое тяготило его душу, когда он видел, как умирает надорвавшаяся лошадь.

Он протягивает руку к морде пони, чтобы тот облизал ему ладонь. Пони не реагирует. Скотт подзывает матроса и просит принести ведро воды. Животное пьет долго, опустошает все ведро, другие пони тянутся мордами, прося пить.

Он знает: они неделями томились жаждой. И еще не одну неделю вот так же будут просить пить. «Терра Нова» не может взять на борт столько воды, чтобы животные могли пить вдоволь на долгом пути к югу.

Собаки тоже прибыли. Их тридцать пять. Слишком мало, чтобы рассчитывать на них как на тягло, но тогда зачем они здесь? Собаки закуплены в Маньчжурии. Для них припасено пять тонн галет. Специалист по собакам Сесл Мирз говорит, что этого мало. И предупреждает, что не станет кормить собак мясом тюленей или пингвинов. Мирзом владеет какое-то мистическое нежелание использовать возможности, предоставляемые Антарктидой. Наверное, Скотт понимал, что Мирз не прав. Однако перед нами один из тех случаев, когда ему недостает характера. Он слишком вежлив, чтобы спорить со специалистом. Собаки уже выглядят хилыми.

Но человек в каюте начальника экспедиции не забыл, что он был одним из ста пятидесяти, которые спали на подвесных койках на борту старого линейного корабля «Британия». С той поры он неважно чувствует себя в коллективе. Однако давно научился это скрывать. Офицеры размещены в каютах «Терра Новы» как сельди в бочке. Они должны спать, вытянувшись в струнку, чтобы оставалось место для коленей соседа. Начальник экспедиции мастер сглаживать неудобства. Приветливость никогда не покидает его. Учтивость начальника — образец для всех. Даже когда он шутит (бывает и такое), шутки его изысканны и сдержанны — юмор воспитанного человека, который никого не обижает и мало кого смешит.

Моторные сани, счетом три, не забыты. Вот они стоят торчком. Побывали в норвежских горах, прошли там испытание. Скотт при этом присутствовал, Кэтлин тоже. Нансен проявил большой интерес. Газеты всей Империи писали, что Южный полюс будет покорен на моторных санях. Пока Скотт разыскивал Руалда Амундсена по телефону — из чистой вежливости, этот человек его совсем не интересовал — и пока Амундсен не снимал трубку, моторист Скотта со вздохом отмечал, что моторы не без изъянов. Так ли уж это страшно? По гладкому твердому снегу сани идут хорошо. Но всегда ли снег гладок и тверд? Полоз проваливается, рвется цепь, перегревается подшипник. Что делать, сэр? Скотт решает брать сани с собой.