Король. Хорошую армию собрал султан.

Великий визирь. Аллах не оставил нас своей милостью.

Король. Жаль, что она не нашла себе лучшего применения.

Визирь. Теперь в этом нет необходимости, поскольку дело совершено и закончено.

Король. Я слышал, что ты заключил мир, а мои дела, вопреки обещанию султана и твоему собственному слову, при этом учтены не были.

Визирь. Я премного доволен тем, что так много приобрел для Порты.

Король. Ты мог бы приобрести в тысячу раз больше, ибо царь и вся его армия находились в твоих руках.

Визирь. Лишать врага мира, когда он его просит, противоречит закону Мухаммеда. Если бы я взял в плен царя, кто бы тогда правил его страной?

Король. Об этом тебе не стоило беспокоиться. Ты полагаешь, что твой государь будет доволен этим?

Визирь. Армия под моим командованием, и я когда хочу, тогда и заключаю мир.

После этих слов, пишет Нурдберг, король на какое-то мгновение приподнялся со своего места — вероятно, под влиянием большого и сильного желания пронзить сидевшего перед ним надменного, наглого толстяка и самодовольного тупицу своей шпагой, но тут же сел, подавив это естественное желание и осознав всю его никчемность. В конце беседы Карл XII предложил визирю дать ему небольшое войско и несколько пушек, с которыми бы он, никак не связанный условиями мира, мог бы нагнать русских и устроить им хорошенькую взбучку. Примечателен ответ Балтаджи: христианин не может управлять войском правоверных.

Голландец Савари, переводивший для короля, в своих мемуарах подробно описывает и турецкий период жизни Карла XII, и эту беседу с великим визирем, которая в основе своей полностью совпадает с версией Нурдберга, за исключением нескольких моментов. В частности, когда король упрекнул визиря в пренебрежении шведскими интересами, тот ответил, что на большее королю Швеции претендовать и не следует, потому что он тоже обещал много, но своего слова не сдержал: ведь его померанская армия так и не появилась в Польше. (На это Карл мог бы ответить, что он сделал все, что было в его силах, чтобы эта армия появилась в Польше, но тогда каким же королем он выглядел бы в глазах великого визиря, если его не слушаются собственные подданные? И король промолчал.) Тем не менее благодаря его усилиям и заключенному миру, продолжал визирь, шведский король может теперь беспрепятственно возвращаться домой через Польшу, потому что русских войск там больше не будет. В качестве гарантии мира он взял у царя заложников — вице-канцлера Шафирова и сына фельдмаршала Шереметева[215].

На это король резонно заметил, что, возможно, Петр рискнет нарушить условия мира, поскольку посчитает его — короля Швеции — более важным лицом, нежели всех заложников вместе взятых. Король никогда не верил царю, считал его обманщиком и поэтому возвращаться домой через Польшу или Россию опасался. О просьбе Карла дать ему войско, чтобы нагнать ушедших русских, великий визирь, согласно Савари, дополнил свой ответ невнятным бормотанием о том, что он, со своей стороны, готов пойти на нарушение мусульманских законов и выполнить пожелание короля, выделив ему 40-тысячный эскорт, но уточнять или развивать эту неясную мысль не стал.

На этом, как пишет Бенгтссон, встреча Героя и Лягушки закончилась.

Исчерпан был и Прутский инцидент — весьма благополучно для Петра, очень выгодно для Балтаджи и печально для Карла XII. Его противостояние с Петром I достигло на берегах Прута, пожалуй, наивысшей точки напряжения. Больше на такую высоту их конфликт не поднимался. «Там они имели птицу в руках, — скажет попозже царь, — но больше такого не повторится».

Карл недаром спросил Балтадаш о том, доволен ли султан условиями Прутского мира. Он-то, со своей стороны, сделал все, что мог, чтобы в нужном свете представить этот мир и поведение великого визиря при его заключении. Впечатлительный султан сделал сенсационное заявление о том, что впредь он сам будет водить свое войско на войну. Мехмет-паша конечно же попытался обезопасить себя от гнева султана, особенно когда русские стали тянуть с выполнением условий мира. Он медлил с роспуском армии и отъездом из нее в Стамбул и начал закулисные интриги, чтобы удалить Карла из Турции.

Между королем и великим визирем началась настоящая тайная война, первое последствие которой шведы очень скоро почувствовали на себе: Балтаджи лишил их султанских дотаций на содержание. Но несмотря ни на что, Балтаджи долго у власти не продержался: к концу года султан послал своих людей в Адрианополь, чтобы арестовать великого визиря, забрать у него печать, заковать в железо и отправить в ссылку на Архипелаг — так назывались острова в Ионическом море. На острове Лесбос Рубщик Хвороста продержался недолго и вскоре умер — не исключено, что не без посторонней помощи. Наперсникам Мехмет-паши по Прутскому миру огрубили головы, но Юсуф-пашу, предводителя янычар в войске Балтаджи, не тронули. Янычар боялись, они могли рассердиться и сместить с трона любого султана. Поэтому султан сделал Юсуф-пашу четвертым при Карле XII великим визирем. Юсуф-паша продержался в должности около года. Осенью 1712 года его тоже прогнали и задушили шелковым шнурком.

Пока шла вся эта чехарда с великими визирями, вышел из берегов Днестр и затопил шведский лагерь, из-за чего Карлу XII пришлось менять дислокацию. Кстати, когда шведы обосновывались в Бендерах, Карла предупредили, чтобы он не ставил свои палатки близко к воде, но он, как всегда, никого не послушал. После наводнения король 1 августа 1711 года переехал в деревню Варница, находившуюся от Бендер в четверти часа ходьбы пешком, и приказал там выстроить себе новый каменный дом. Камень, пишет Ф. Бенгтссон, редко применялся в турецкой архитектуре, а потому дом короля вызывал всеобщее любопытство. (Полагаем, любопытных просто интересовали личность самого короля и европейский стиль, в котором дом строился.) Скоро, довольно скоро дом-крепость понадобится неугомонному королю.

После падения Балтаджи Ахмед III объявил России новую войну, потому что, кроме заложников Шафирова и молодого Шереметева, никаких приобретений после Прутского мира Турция не сделала. Русские демонстративно тянули с передачей Азовской крепости и с выводом своей армии из Польши, и нужно было их хотя бы принудить к точному выполнению пунктов мирного трактата. Но до войны дело не дошло, Петру было невыгодно открывать новый — турецкий — фронт на юге, и он распорядился отдать султану наконец любимый Азов и отозвать свою армию из Польши. После этого Юсуф-паша, преемник Балтаджи, в апреле 1712 года заключил с Россией новый мир, спустя три месяца после которого Польша должна была быть свободной от русских солдат. Но время истекло, а солдаты Петра как были в Польше, так и не думали оттуда уходить. На это обстоятельство не переставал указывать султану Карл XII. Петр клятвенно заверял султана, что он неукоснительно выполняет условия мира и что сведения о присутствии русских войск являются чьей-то злонамеренной ложью. В подтверждение этого царь представил султану соответствующее свидетельство Августа Сильного.

«Злонамеренную ложь» туркам сообщил Карл XII. Пока султан решил все-таки не ссориться с королем Швеции и послал своего человека в Польшу, чтобы тот на месте убедился, кто прав. Вместе с посланником султана в поездку отравились двое верных слуг короля, переодетые, как турки: это были секретарь Клинковстрём и генерал-адъютант Стен Арвидссон Дагок-Натт (День-и-Ночь). С помощью этих шведов турецкому агенту удалось добыть нужные сведения: Польша наводнена русскими солдатами, как будто Россия и не заключала никакого мира с Портой. Тогда султан дал указание задушить шелковым шнурком Юсуф-пашу и 11 ноября (31 октября) 1712 года объявил русским новую войну. На первое время должность (пятого) великого визиря оставалась вакантной, потому что султан решил сам исполнять его обязанности и уехал в Адрианополь с избранной частью своего обширного гарема.