Но Карл XII, к великому сожалению великого визиря, ни по отношению к Ракоши, ни к самому плану энтузиазма не проявил. Особенно сожалел об этом венгр, потому что он уже разместил в Венгрии русские войска, готовые схватить Карла, как только он пересечет турецкую границу. Когда о поведении великого визиря узнал султан — а это случилось как раз в тот момент, когда в Венгрии в русский плен был взят Юлленкрук, — Чёрлюлю сразу попал в опалу. В 1710 году его сместили с должности, а потом удавили с помощью шелкового шнурка.
Следующим великим визирем стал Нуман-паша, и шансы шведов на достижение своих целей с его приходом к власти заметно возросли. Нуман-паша был известен своими антирусскими настроениями, но в своей активности он так неуместно часто мельтешил перед глазами султана, что тот быстро от него устал и призвал на его место губернатора Алеппо (Сирия) Мехмет-nauiy по прозвищу Балтаджи, что в переводе на русский язык означало «рубщик хвороста». Хворост Мехмет-паша уже давно не рубил — он занимался этим благородным трудом в самом начале своей карьеры в серале. Третий визирь не был ни энергичен, ни честен, ни антирусски настроен, а был всего-навсего скрытым старым гомосексуалистом. Он был труслив как заяц, с военным делом был совершенно незнаком, предводителем армии быть не мог, в политике ничего не понимал и никакого желания ее понять не испытывал.
Рубщик Хвороста так же мало стремился навредить русским, как и Чёрлюлю Али-паша, но тем не менее вскоре оказался во главе целой армии, вышедшей в поход на Россию. 1 декабря (20 ноября) 1710 года Турция объявила России войну. Совместные усилия Карла XII и крымского хана дали наконец плоды. Особенно рьяно против русских, как мы уже говорили выше, был настроен Девлет-Гирей, и для разжигания его ненависти к русским король специально держал в Бахчисарае своего посла Свена Лагерберга, бывшего майора Скараборгского полка. Именно хан, приехав в Константинополь и доложив султану о «бесчинствах» русских в Польше, способствовал разрыву мирного договора с Россией. Хан немедленно открыл военные действия против русских к северу от Крыма. К весне должна была выступить и турецкая армия, предводительствуемая третьим великим визирем Мехмет-пашой. Карл наконец-то мог вздохнуть с облегчением: воз сдвинулся с места.
Но отсутствовал по-прежнему третий, самый важный элемент — шведская армия. Померанской армии Швеции не только не было видно, но о ней вообще ничего не было слышно. Вместо нее Госсовет в Стокгольме и западноевропейская дипломатия предлагали Карлу XII нечто такое, отчего он, по всей видимости, топал от возмущения ногами. Как известно, Англия и Голландия выступали гарантами Травентальского и Альтранштедтского мира, которые успешно были нарушены соответственно датчанами и саксонцами. Теперь «гаранты» должны были принять санкции против нарушителей этих трактатов. И в Лондоне, и в Гааге решили для виду все-таки сделать Швеции что-нибудь приятное — лучше, чтобы это было одновременно приятно и себе. «Приятным» сюрпризом для Швеции оказался так называемый Гаагский пакт о нейтралитете от 1710 года, который был спроектирован не без участия Австрии[211]. Согласно этому пакту, на все наступательные операции участников Северной войны на немецкой земле объявлялся мораторий. В связи с этим шведам предлагалось не обременять свою пустую казну и не содержать в Померании лишние полки, а передать их в распоряжение тех же Англии и Голландии, которые с удовольствием возьмут на свои плечи налоговое бремя бедных шведов. Для зондирования почвы по поводу Пакта о нейтралитете и отмене торговой блокады на Балтике в Бендеры приехал уже знакомый нам британский капитан Д. Джеффри.
В Госсовете Швеции сидел известный по польским событиям Арвид Хорн, и с его точки зрения предложенный англичанами и голландцами вариант был очень выгоден для Швеции. А. Хорн уже давно был в стране и мог оценить ее состояние. Он видел, что королевство было более чем истощено военным бременем и нужно было спасать то, что осталось. Карл же XII продолжал мыслить категориями большой игры и хотел поставить на кон все, что только было можно. С Госсоветом у короля никогда не было взаимопонимания, но позиция Хорна, бывшего фаворита и старого боевого товарища, Карла огорчила. В доверительном письме к сестре он писал: «Последние годы замечаю, что его усердие упало и он не делает никаких попыток что-то сделать. Из его писем ко мне я усматриваю, что он пытается избежать всякой ответственности...» Это было первое разногласие между ними за многие и многие годы, и скоро они перестанут понимать друг друга и станут почти врагами.
Королю Карлу вряд ли было известно содержание письма капитана Джеффри от 6 октября 1711 года в Лондон. Приведем из него одну характерную выдержку: «...будучи убежденным в том, что поскольку интересы короля и его страны кардинально расходятся... возможно с большим успехом вести дела с Государственным советом в Стокгольме, нежели здесь с королем, который, по мнению большинства людей, потерял всякое чувство долга по отношению к своей стране и своим подданным». Вероятно, англичане вняли этому совету и поспешили им воспользоваться, установив за спиной у Карла непосредственный контакт с А. Хорном и его сторонниками в Стокгольме.
Больше всего Карла возмущали получаемые из Швеции письма, в которых содержались жалобы на трудное положение. В письме Госсовету из Бендер от 13 февраля 1711 года он писал: «Что касается бедственного положения на родине, то об этом так часто говорят, что было бы достаточно вкратце упомянуть, что оно осталось прежним или изменилось в худшую сторону. Такого напоминания для Нас было бы достаточно для дела, которое Нам весьма хорошо известно, но которому можно помочь лишь почетным и выгодным миром».
Естественно, король запретил «весь этот нонсенс» с нейтрализацией Померании, равно как и предложенную советом отмену торговой блокады занятой русскими войсками Прибалтики[212], и повторил приказ находившимся там войскам немедленно выступить в Польшу. Снова и снова, невзирая на внутриполитическое и экономическое положение Швеции, он писал в Госсовет и настаивал на немедленной подготовке новых полков и о переброске их через Померанию в Польшу. Но Госсовет упустил время, поддавшись на дипломатические комбинации англичан и голландцев, к тому же он откровенно саботировал все призывы короля, поэтому к моменту весеннего наступления османцев и крымцев Карл XII мог выставить против русских всего лишь десятитысячный отряд из поляков и украинских казаков под командованием бывшего сторонника короля Лещинского Потоцкого и самозваного гетмана Украины Орлика и оказать им помощь бесплатными советами.
... На янычарском подворье в Стамбуле в феврале 1711 года были выставлены конские хвосты, что свидетельствовало о том, что правоверные скоро пойдут на войну. 11 марта 20-тысячный корпус янычар выступил из столицы, а 19 марта вслед за ним тронулся с основной армией великий визирь. С ней выехал Станислав Понятовский, дипломатический представитель короля, знаток гаремных тайн, а теперь «толкач», глаза и уши Карла XII при Мехмет-паше. Рубщик Хвороста, не успев отойти от стен столицы на приличное расстояние, устроил привал, вздыхал, извивался ужом и выдумывал для Понятовского тысячу предлогов, для того чтобы затянуть дальнейшее продвижение войска. Так эта армия черепашьим шагом тащилась на север, останавливаясь в каждом городе и покидая его, как только «толкач» Понятовкий снова наседал на великого визиря. Поляк, вероятно, не знал восточной мудрости, согласно которой кто понял жизнь, тот не торопится.
Но к концу июня турецкая армия появилась наконец в среднем течении Дуная, подошла ее артиллерия, отправленная морем, и Понятовский смог с гордостью доложить Карлу XII, что великий визирь будет рад его видеть у себя в качестве почетного гостя. Король, повинуясь первому порыву охвативших его радостных чувств, хотел было немедленно последовать этому приглашению, но Мюллерн с Фейфом охладили его пыл, приводя неопровержимые аргументы против такой поездки. Если султан не нашел нужным приехать к своему великому визирю, то с какой стати эту честь ему должен оказывать король Швеции? Следовать приглашению великого визиря, который еще и сам ни разу не почтил своим визитом Карла, было неразумно — создалось бы впечатление, что потентат Швеции теряет свое лицо, разменивается на мелочи и во всем этом деле выполняет сугубо подчиненную роль. Поразмыслив, король решил, что перспектива сидеть со старой канальей Мехмет-пашой в палатке и расточать любезности его совсем не радует. Да и зачем он поедет в армию, командовать которой все равно не сможет?
