Литмир - Электронная Библиотека

— Ну, ладно. Она либо лжет, выгораживая мальчишку, либо на самом деле забыла о своем сексуальном приключении. Я бы послал ее к психиатру.

Джонас на мгновение задумался, глядя на стакан.

— Берни, чем вы занимаетесь сейчас в лаборатории?

Густые серебристые брови Берни изогнулись дугой.

— Мы работаем над компонентами нуклеотидов и синтезом ДНК. В частности, катализируем аденозинтрифосфат в аминокислоты. А что?

— Ты можешь рассказать мне о партеногенезе?

— О партеногенезе? Ну, это означает преобразование яйца в зародыш без участия спермы. Проще говоря, непорочное зачатие. А что?

— Я знаю, что это слово означает, Берни. Мне нужно, чтобы ты просветил меня насчет того, как этот феномен происходит в природе.

— Я так полагаю тебя интересуют животные, а не растения. Хорошо… — Он пожал пухлыми плечами. — Насколько я знаю, это происходит естественным путем у некоторых видов низших животных, например у гуппи. Есть также одна разновидность ящериц, где все особи женского пола — особей мужского пола там нет вообще — способны к саморазмножению. Некоторые лягушки, возможно…

— Берни выше, Берни.

— Выше? Дай мне подумать, некоторые фермеры прибегают к помощи партеногенеза в разведении отдельных видов индеек, чтобы улучшить породу, я так думаю…

— Берни, меня не интересует рукотворный партеногенез, я говорю о самопроизвольном партеногенезе.

Берни сфокусировал взгляд своих маленьких цепких глаз на друге.

— Самопроизвольный, или естественный, партеногенез происходит только у низших животных, Джонас.

— А у млекопитающих?

— Млекопитающих? Никогда не слышал, чтобы партеногенез происходил в естественных условиях у млекопитающих. — Его крошечные глазки сузились. — Подожди минутку. Ты же не думаешь, что эта девчонка…

— Я где-то слышал или читал об опытах на мышах. Ты что-нибудь слышал об этом?

— Опытах на мышах… — Лицо Берни помрачнело. — Это было несколько лет назад, Джонас, однако этот партеногенез не являлся самопроизвольным, он был тщательно срежиссирован лаборантами. — Он задумчиво почесал подбородок. — О партеногенезе у млекопитающих много говорили и говорят, однако этому не придают большого значения. Бог мой, где же я недавно об этом читал? В одном из моих этих одноразовых периодических журналов — они изучают ту породу индеек…

— Тогда расскажи мне об индейках.

— Хорошо. Дай мне подумать. Это было в Мэриленде, в местечке под названием Белцвилль. Некоторые фермеры, занимающиеся разведением индюков, заметили, что развитие эмбриона во многих неоплодотворенных яйцах начиналось само по себе. И хотя в большинстве случаев развитие прекращалось до того, как эмбрион был полностью сформирован, кажется, один из шести достигал зрелости и вылуплялся. За этим последовал ряд опытов: пытались скрестить эту «безотцовщину» — индеек, полученных путем партеногенеза, с индюками, чьи дочери произвели на свет эти самооплодотворяющиеся яйца. Вскоре фермеры получили индюшат, которые несли яйца, без какого-либо участия индюков.

— Не понимаю, как такое возможно.

Берни пожал плечами.

— Насколько я помню, в клетках этих партеногенетических птиц содержалось по диплоидному, или двойному, набору хромосом, что было для них абсолютно нормальным явлением.

— Как такое может быть?

— Вероятно, хромосомы неоплодотворенных яйцеклеток просто-напросто удваивались.

Джонас вертел в руке стакан, наблюдая за вращением по кругу его содержимого.

— Они знают, что вызывало развитие эмбриона в неоплодотворенных яйцеклетках?

Берни на секунду задумался.

— Точно не помню, но думаю, что они это так и не выяснили. — Он допил остатки виски и снова, в свойственной ему манере, пожал плечами. — Об этом мало что известно, Джонас. Спроси любого человека на улице, что такое партеногенез, и он тебе не ответит. Если помнишь, несколько лет назад некая Спюрвэй учинила большой переполох, и в течение нескольких месяцев все генетики мира, затаив дыхание, следили за Лондоном, однако на том все и заглохло.

Джонас ударил кулаком в ладонь.

— Точно! Спюрвэй! Доктор Хелен Спюрвэй! — Он вскочил на ноги и быстрым шагом подошел к книжным полкам. — Я читал о ней в каком-то журнале…

— Это было восемь лет назад, Джонас, в тысяча девятьсот пятьдесят пятом.

— Черт.

Доктор Вэйд провел пальцем по корешкам свежих научных изданий. Он вспомнил свое расписание на завтра: утром у него операция, а днем он относительно свободен — пациентов нет; можно сходить в университетскую библиотеку.

— Джонас, — до его сознания долетел тихий голос Берни, — тебя еще интересует мое мнение?

— Конечно.

— Отправь ее к психиатру.

Джонас Вэйд тяжело вздохнул и отвернулся от полки с журналами.

— Думаю, ты прав. Сегодня днем я порекомендовал ее родителям обратиться за помощью к психиатру, но они наотрез отказались. По словам матери девочки, их священник — это все, что им нужно.

— Н-н да.

— Такова их точка зрения, Берни. Как бы там ни было, если они снова поинтересуются моим мнением, я буду настаивать на визите к психиатру. А пока мне нужно выяснить, что заставляет этих индеек плодиться.

Глава 5

Он давно уже должен был быть там. Как бы ему этого хотелось.

Сидя с двойным виски в руке и глядя на черный экран телевизора, Тед Мак-Фарленд мечтал о том, чтобы этот вечер среды ничем не отличался от других. Это был его «спортивный» день. Он не хотел пропускать занятие; если ему и нужна была когда-либо разрядка, так это сейчас. Но он, разумеется, не мог уйти из дома. Не сейчас. Кто-то должен был контролировать ситуацию, играть роль сильного. Кто-то должен был в этом тихом и темном доме, наполненном расслабляющей июньской жарой, сидеть и наблюдать.

Но зачем?

Эми была на занятиях по катехизису, Мария заперлась в своей комнате и ни с кем не разговаривала, а Люссиль…

Время от времени из соседней комнаты до Теда доносилось дзиньканье бокала о бутылку с виски. Злость, которую испытала Люссиль в первые минуты, постепенно превратилась в печаль, а затем в разочарование. Теперь она пыталась поговорить с дочерью, выяснить у нее, что нужно было сделать, спросить у нее, почему она сделала это, почему наплевала на семью и разрушила мир и покой их дома. Но Тед знал, с чем на самом деле боролась Люссиль; с внезапно нахлынувшими на нее безрадостными воспоминаниями.

Он продолжал глядеть на черный безжизненный экран телевизора. Он запретил Люссиль бежать за советом к отцу Криспину. Именно это она хотела сделать, едва выйдя из клиники доктора Вэйда. Тед понимал, что встречаться сейчас со священником было бессмысленно, это бы ни к чему не привело. Люссиль пила. Мария замкнулась и ни с кем не разговаривала. Но поговорить с ним нужно будет обязательно. Отец Криспин подскажет им, что нужно делать.

Тед Мак-Фарленд любил свою старшую дочь так сильно, что эта любовь отдавалась в его груди тупой болью. Эта страсть легко объяснялась: воспитанный в приюте для мальчиков, никогда не знавший собственной матери, Тед Мак-Фарленд рос с мечтой иметь сестер и дочерей. Когда Люссиль рожала, Тед всю ночь жег свечи и молился в церкви, чтобы Всевышний послал ему дочь. Эми, конечно, он тоже любил. Но она родилась через пять лет после Марии, и радость от ее рождения была омрачена печальными событиями.

Мария была его гордостью, его наградой, его стимулом к жизни. Она радовала глаз своей молодостью и красотой, смешила своим остроумием и природным обаянием. У Марии было личико «сердечком», красивые голубые глаза и длинные загорелые ноги. Наблюдать за тем, как она превращалась из девочки в девушку, было все равно, что наблюдать за раскрытием бутона розы. Поэтому Тед, в отличие от других отцов, не сожалел о том, что его дочь вышла из детского возраста и стала взрослой.

Однако сейчас она сделала слишком большой шаг к взрослой жизни. Он не мог представить ее беременной: с огромным торчащим животом, скрытым под широким платьем-разлетайкой. Ему становилось не по себе от одной только мысли, что он увидит, как она будет постепенно толстеть, растягиваться, раздуваться и опухать до тех пор, пока от ее юной красоты не останется и следа. Это то же самое, что осквернить храм, написать граффити на церковной стене; ноги ее окутают варикозные вены, словно красные веревки, тело покроют растяжки, груди отвиснут…

15
{"b":"189948","o":1}