— Надеюсь, вы провели приятную ночь?
— Ночь была приятной благодаря вашему щедрому гостеприимству.
Хаян взглянул на голову царя и, увидев на ней белую корону, расстроился и пришел в неистовый гнев, считая недопустимым, что правитель Юга бросает ему подобный вызов. Царь же и не собирался проявлять к нему вежливость, ибо вполне отдавал себе отчет, что означает отказ от требований Апофиса. Желая выразить свое мнение смело, решительно и прямо, царь сказал:
— Посланник Хаян, я изучил требования, которые вы столь точно передали нам, и обсудил их с ответственными лицами моего царства. Мы все пришли к мнению, что их следует отвергнуть.
Хаян не ожидал столь резкого, недвусмысленного отказа. От удивления он лишился дара речи. Хаян с изумлением и неверием смотрел на Секененру, его лицо покраснело, словно коралл.
Царь продолжил:
— Я считаю, что эти требования противоречат нашим верованиям и чести.
Придя в себя от удивления, Хаян сказал спокойно и высокомерно, будто не расслышал слов царя:
— Если мой повелитель спросит: «Почему правитель Юга отказывается возвести храм Сету?», что я должен ему ответить?
— Скажите ему, что жители Юга поклоняются только Амону.
— А если он спросит: «Почему они не хотят истребить гиппопотамов, лишающих меня сна?»
— Скажите, что жители Юга считают их священными.
— Поразительно! Разве фараон не священнее гиппопотамов?
Секененра на мгновение опустил голову, будто обдумывая ответ. Затем он решительно ответил:
— Апофис священ для вас. Гиппопотамы священны для нас.
Услышав столь ясный ответ, придворные почувствовали облегчение. Хаяна же обуревал гнев, хотя он и не дал ему взять верх над собой. Он сдержался и спокойно сказал:
— Уважаемый правитель, ваш отец правил Югом и не носил эту корону. Вы считаете, что у вас больше прав, чем у вашего отца?
— Он оставил мне Юг в наследство, и эта корона давно принадлежит ему. Поэтому я имею право носить ее.
— Однако в Мемфисе есть другой человек, который носит двойную корону Египта и называет себя фараоном Египта. Что вы думаете о его правах?
— Я думаю, что он и его предки незаконно захватили власть над этим царством.
Терпение Хаяна иссякло, и он заговорил с гневом и презрением:
— Правитель, не думайте, что вы царь, раз надели эту корону. Царь — это, прежде всего, сила и власть. В ваших словах я не нахожу ничего, кроме пренебрежения к добрым отношениям, которые связывали ваших предков с нашим царем, а также вызов, последствия которого вам неподвластны.
Лица придворных вспыхнули от гнева, но царь хранил спокойствие и любезно ответил:
— Посол, мы намеренно не стремимся к злу. Но если кто-то посягнет на нашу честь, мы не пойдем на уступки и не свернем на безопасный путь. Одно из наших достоинств заключается в том, что мы не преувеличиваем свои силы, так что не ждите от меня хвастливых слов. Но знайте, что мои предки, насколько могли, хранили независимость этого царства, и я никогда не отдам то, что Бог и люди сочли нужным сберечь.
На губах Хаяна появилась насмешливая улыбка, за которой скрывалась жгучая ненависть. Он заключил вкрадчивым тоном:
— Как вам угодно, правитель. Я всего лишь выполнил долг посланника, но вам придется нести ответственность за последствия своих слов.
Царь наклонил голову и ничего не ответил. Затем он встал, давая понять, что аудиенция закончена. Все встали, оказывая ему почтение, и продолжали стоять до тех пор, пока он не скрылся за дверью.
6
Царь, осознавая опасность положения, выразил желание посетить храм Амона, помолиться ему и объявить в священном дворе храма о начале войны.
Он известил об этом главного министра и придворных, и министры, командиры, гофмейстеры, высокие должностные лица группами направились к храму Амона, чтобы встретить там царя. Жители Фив, не ведая ни о чем, заметили, что происходит за величественными стенами дворца, и шепотом говорили о том, что посол Севера прибыл с большой помпой, а уехал в гневе. Среди жителей Фив распространилось известие, что Секененра собирается побывать в храме Амона, чтобы просить у Бога совета и помощи. Большие толпы мужчин, женщин и детей шли к храму, где застали других людей, которые окружили храм и заполняли улицы, ведшие к нему.
Лица всех были серьезны, взволнованны, полны любопытства. Люди нетерпеливо задавали друг другу вопросы, и каждый по-своему толковал возникшее положение. Появился царский эскорт, впереди которого ехал эскадрон гвардейцев. Затем показалась колесница царя и другие колесницы, в которых прибыли царица, принцы и принцессы царского двора. Людей охватило волнение и радость, они махали своему повелителю, громко приветствовали его и ликовали. Секененра улыбнулся им и помахал скипетром.
Все обратили внимание на то, что царь одет в походное обмундирование и держит сверкающий щит. Люди с растущим нетерпением ждали новостей. Царь вошел во двор храма, мужчины и женщины его семейства следовали за ним. Жрецы храма, министры и командиры встретили их, распростершись ниц, а Нофер-Амон громко воскликнул:
— Да сохранит Бог навеки жизнь царя и Фиванское царство!
Люди радостно снова и снова повторяли его слова. Царь приветствовал их, приложив руку к голове и широко улыбаясь. Затем царь и его окружение вошли в алтарный зал, где солдаты тут же принесли Богу в жертву быка. Затем все обошли жертвенник и зал колонн, выстроились в два ряда, после чего царь передал скипетр наследному принцу, приблизился к священной лестнице, поднялся к святая святых, смиренно переступил через священный порог и затворил за собой дверь. Казалось, его окутали сумерки, он наклонил голову, снял корону из благоговения к непорочности этого места, направился с трепетной дрожью в коленях к нише, в которой покоился Господь Бог. Там он пал ниц у его ног, поцеловал их и молчал, пока его прерывистое от волнения дыхание не успокоилось. Затем он произнес низким голосом, будто начиная сердечную беседу:
— Господь Бог, Повелитель славных Фив, Царь богов Нила, даруй мне свою милость и силу, ибо сегодня на меня легла ответственность, справиться с которой без твоей помощи мне не по силам! Речь идет о защите Фив и битве с твоим и нашим врагом, напавшим на нас из глубин северных пустынь дикими отрядами, которые разорили наши дома, унизили наших людей, закрыли двери в твои храмы и незаконно захватили наш трон. Помоги мне дать отпор армиям пастухов, изгнать их дивизии, освободить долину от жестокого гнета пришельцев, так чтобы здесь правили только твои сыновья со смуглой кожей и упоминали лишь твое имя!
Царь умолк, подождал немного, затем снова произнес горячую и долгую молитву, прижавшись челом к ногам статуи. Затем он поднял голову в священном страхе и долго всматривался в благородное лицо бога, облаченного величественным покоем, точно занавесом в будущее, за которым скрывался рок.
* * *
Царь, надевший корону на покрытую по́том голову, явился перед своими людьми, которые все, как один, пали ниц. Принц Камос протянул ему скипетр, и царь, взяв его правой рукой, произнес громовым голосом:
— Люди славных Фив! Пока я говорю, возможно, враг уже сосредотачивает армию у границ нашего царства, дабы вторгнуться в наши земли. Поэтому готовьтесь к войне! Пусть боевым кличем каждого станет беззаветный труд ради укрепления нашей армии к жестокому сражению. Я молил Бога и просил у него помощи. Бог не забудет свою страну и народ!
Все крикнули так, что содрогнулись стены храма:
— Боже, помоги нашему царю Секененре!
Царь повернулся, собираясь уходить. Верховный жрец Амона приблизился к нему и спросил:
— Не угодно ли моему господину задержаться для того, чтобы я мог преподнести ему небольшой подарок?
Царь улыбнулся и ответил:
— Как вашему священству будет угодно.
Верховный жрец подал знак двум другим священнослужителям, те направились к сокровищнице и вернулись с небольшим золотым ларцом, тут же приковавшим взгляды окружающих. К ним подошел Нофер-Амон, медленно и осторожно открыл ларец. Взорам царской свиты открылась царская корона — двойная корона Египта. Глаза присутствующих сделались большими от удивления. Все переглянулись. Нофер-Амон склонил голову перед своим повелителем и с дрожью в голосе произнес:
