Командиры отдали честь телу покойного царя, поклонились Яхмосу, новому повелителю. Гофмейстер разрешил им вернуться к воинам, объявить о гибели Камоса и принятии командования новым царем.

Гур, снедаемый горем, приказал солдатам поднять носилки на плечи. Вытерев глаза, он сказал:

— Да покоится твоя великая душа в счастье и мире рядом с Осирисом! Ты собирался войти в Омбос во главе победоносной армии, но Бог распорядился, чтобы тебя внесли в город на носилках. Однако ты останешься самым благородным среди нас.

Армия вошла в Омбос в традиционном порядке во главе с царем, мертвое тело которого покоилось на носилках. Печальная новость распространилась по городу, чашу победы и смерти осушили одним залпом. Отовсюду прибывали огромные толпы людей приветствовать Армию освобождения и прощаться с погибшим царем. В их сердцах перемешались радость с печалью. Увидев нового царя Яхмоса, люди пали ниц в безмолвной покорности. В этот день не раздалось ни единого радостного возгласа. Жрецы Омбоса приняли тело могучего царя, а Яхмос, выполняя просьбу отца, удалился составить письмо Тетишери и отправил его с гонцом.

Быстрые всадники принесли от флота новость, которая оказалась и радостной, и печальной. Она гласила, что египетский флот победил пастухов и захватил часть вражеских кораблей, однако командир Кумкаф пал. Его место занял офицер Яхмос, он достиг полной победы и сразил командира пастухов собственными руками в жестоком поединке. Чтобы вознаградить Яхмоса Эбану, царь издал приказ назначить его командиром флота.

Следуя политике отца, Яхмос назначил своего друга Хама губернатором Омбоса, велел ему навести порядок в городе и множить армию пригодными к службе мужчинами. Царь сказал Гуру:

— Мы немедленно двинем армию вперед. Пастухи мучили наших людей в мирное время, они удвоят их страдания в ходе войны. Мы должны как можно быстрее помочь нашему многострадальному народу.

Царь вызвал губернатора Хама и обратился к нему в присутствии своего окружения и командиров:

— Знайте, я дал себе слово с того дня, как отправился в Египет в одежде торговца, что отвоюю страну для египтян. Пусть эта мысль станет нашим девизом, когда мы начнем править страной. Пусть избавление страны от белых станет нашим руководящим принципом. Пусть отныне в Египте только египтяне владеют собственностью. Пусть земля принадлежит фараону, а крестьяне пользуются ею по праву, отдавая излишки урожая государству. Все египтяне равны перед законом. Возвыситься над братом позволительно лишь благодаря заслугам. Единственными рабами в этой стране станут пастухи. Наконец, я передаю вам тело своего отца для отправления священных ритуалов.

Армия покинула Омбос на рассвете, флот поднял паруса, передовые отряды проходили через деревни, встречая самый теплый и радушный прием, и достигли окраин Великого Аполлонополиса, где начали готовиться, чтобы ринуться в новую битву. Однако передовые отряды не встретили сопротивления и без боя вошли в город. Флот плыл вниз по Нилу, подгоняемый попутным ветром, и не обнаружил кораблей врага. Гур, никогда не забывавший о бдительности, советовал царю отправить разведчиков на восточные поля, чтобы не угодить в ловушку. Армия и флот провели ночь в Великом Аполлонополисе и выступили в путь с рассветом. Царь и его гвардейцы находились во главе армии позади разведчиков. Колесница гофмейстера Гура ехала справа от царя. Вместе с ними ехали приближенные царя, многие из которых были знакомы с этой землей.

— Разве мы сейчас не идем на Иераконполис? — спросил царь Гура.

— Мы идем именно туда, мой повелитель, — ответил гофмейстер. — Это передняя линия обороны Фив и там, в долине, состоится первая жестокая битва между двумя равными армиями.

К полудню от разведчиков поступили сведения, что египетский флот вступил в бой с кораблями пастухов. Судя по количеству кораблей и подразделений, пришли к заключению, что против египтян выступил весь флот врага. Сообщалось также, что развернулась ожесточенная битва. Царь посмотрел на запад с выражением надежды и мольбы на лице. Гур заметил:

— Мой повелитель, пастухи новички по части ведения войны на воде.

Царь ничего не ответил. Солнце близилось к зениту, пока батальоны армии и отряды снабжения продвигались вперед. Яхмос погрузился в размышления. Он представил, как семья встретит новость о гибели Камоса, как мать Сеткимус начнет безутешно горевать, как запечалится бабушка Ахотеп, как застонет терпеливая святая мать Тетишери и как его жена Нефертари, уже ставшая царицей Египта, разразится слезами. Великий Боже! Камос пал жертвой коварства, армия лишилась храброго и опытного воина, а Яхмосу досталось наследство, которое легло на него тяжелым бременем ответственности. Затем он мысленно перенесся в Фивы, где правил Апофис и жители выносили муки и унижения. Он вспомнил Ханзара, смелого, грозного губернатора. Душа Яхмоса никогда не успокоится, пока он не отомстит за отца, которому Ханзар нанес роковой удар. Затем его мысли остановились на принцессе Аменридис. Он вспомнил каюту, где страсть священным огнем пленила его, и спросил себя: «Неужели она все еще вспоминает о приятном торговце Исфинисе и надеется, что тот сдержит свое обещание?»

Тут Гур кашлянул, и это напомнило Яхмосу, что ему не следует тосковать по Аменридис, находясь во главе армии, которая идет освобождать Египет от врага. Яхмос гнал прочь мысли о принцессе. Он взглянул на огромную армию, последние отряды которой скрывались за горизонтом, и мыслями перенесся к сражению, разгоревшемуся на Ниле. В полдень разведчики принесли весть, что два флота сошлись в ожесточенной битве и обе стороны несут огромные потери. Оба флота столь равны, что невозможно предсказать исход. Лицо царя нахмурилось, он не мог скрыть тревоги.

— Мой повелитель, для тревоги нет причин, — сказал Гур. — Флот пастухов крепок и его так просто не одолеть. Наш флот вступил в решающую битву на Ниле.

— Если мы в ней потерпим поражение, то проиграем половину войны, — ответил Яхмос.

Гур уверенно возразил:

— А если победим, мой повелитель, на что я очень рассчитываю, то выиграем всю войну.

К вечеру армия находилась в нескольких часах марша от Иераконполиса. Настала пора сделать привал и отдохнуть перед битвой. Едва армия остановилась, как пришла весть о том, что передовые отряды ведут бои с разрозненными силами армии врага. Яхмос сказал:

— Пастухи уже отдохнули. Нет сомнений, они готовы сразиться с нами прямо сейчас.

Царь приказал отправить на помощь разведчикам колесницы, если на них нападут превосходящие силы. Он также собрал командиров и приказал быть готовыми вступить в бой по первому приказанию.

Яхмос чувствовал бремя огромной ответственности, впервые в жизни возглавя армию. Он еще не сознавал, что является покровителем этой огромной армии и несет ответственность за вечную судьбу Египта. Он сказал Гуру:

— Нам следует выдвинуть войско, чтобы уничтожить колесницы пастухов.

Гофмейстер ответил:

— Так же думает командир вражеской армии. Если удастся уничтожить колесницы пастухов и взять над ними верх в бою, тогда их армия станет мишенью наших лучников.

В этот миг, когда Яхмос решил пойти на риск и бросить свое войско в бой, с Нила прибыли гонцы и сообщили царю, что египетский флот понес серьезные потери и Яхмос Эбана считает, что лучше отступить с главными силами, чтобы перестроиться, но битва не ослабевает. Тревога охватила юного царя, у него возникло предчувствие, что можно потерять огромный флот. Но тут его мысли прервало сообщение, что войско врага перешло в наступление. Царь распрощался с Гуром и придворными, двинулся вперед вместе со своей гвардией и приказал батальону колесниц перейти в наступление. Армия ринулась в бой тремя потоками в сомкнутом строю с такой скоростью и грохотом, что земля содрогнулась, словно началось землетрясение. Едва египтяне заметили наступавшую армию пастухов, устремившуюся на них сплоченными отрядами колесниц, точно ураган, как поняли, что враг бросил в бой необузданные силы, от которых они долго терпели унижения. Злость египтян росла. Клич «Живи как Аменхотеп, умри как Секененра!» сотряс воздух.