Царь велел уточнить недавние потери. Египетский батальон потерял одну треть колесниц и людей.

— У нас осталось всего две тысячи колесниц, — сказал царь, обращаясь к приближенным. — Каковы, по-вашему, потери врага?

— Мой повелитель, думаю, что его потери не меньше наших, — ответил командир Диб. — Скорее всего они больше.

Царь склонил голову и задумался. Затем он посмотрел на своих людей и сказал:

— Завтра все прояснится. Завтра настанет решающий день, в этом нет сомнений. Возможно, наш враг, как и мы, или даже больше нас испытывает тревогу и сомнения. Как бы то ни было, никто не станет винить нас, и мы не станем никого винить. Богу известно, что мы все отдаем битве и не щадим своих жизней.

— Наш флот сейчас не сражается, почему бы не использовать его, чтобы высадить войска в тылу врага между Иераконполисом и Нехебом? — спросил Диб.

— Наш флот теперь полный хозяин над Нилом, но мы не имеем права рисковать и высаживать войска в тылу врага, пока не вся его армия участвует в бою, — ответил Яхмос Эбана. — Дело в том, что сейчас в битве участвуют два батальона колесниц, а остальная часть армии в полной готовности ждет своего часа за пределами поля боя.

— Мой повелитель, разве у нас в запасе нет колесниц? — спросил один из жрецов Омбоса.

— У нас было шесть тысяч колесничих, доблестно сражавшихся в изматывающей войне, — ответил Яхмос. — За двенадцать адских дней мы потеряли четыре тысячи.

— Мой повелитель, в Сайине, Омбосе и Великом Аполлонополисе все время изготавливаются колесницы и готовятся колесничие, — сказал Гур.

Яхмос Эбана, не теряя оптимизма, добавил:

— Нам достаточно боевого клича «Живи как Аменхотеп, умри как Секененра!», которому нас учила святая мать Тетишери. Наших колесничих не покорить, наша пехота рвется в бой. Будем все время помнить, что Бог знал, почему отправил вас в Египет.

Слова юного командира ободрили всех, царь лучезарно улыбнулся. Как обычно, армия ночью отдохнула, пробудилась на рассвете и стала готовиться к бою. Когда засверкали первые лучи солнца, с места тронулся батальон колесниц, посреди которого находились царь и его гвардия. Царь, взглянув на поле боя, удивился, когда не обнаружил там противника. Присмотревшись, он вдали разглядел стены Иераконполиса. Между египтянами и городом не было ни одного пастуха. Однако удивляться ему пришлось недолго. Явились разведчики и доложили, что армия Апофиса со всеми огромными подразделениями покинула поле боя, ночью оставила Иераконполис и быстрым маршем направилась к северу.

— Теперь все ясно, — не сдержавшись, сказал командир Мхеб. — Нет сомнений, колесницы врага уничтожены, и Апофис предпочел скрыться в своих крепостях, вместо того чтобы подставлять пехоту нашим колесницам.

— Мой повелитель, мы победили в великой битве за Иераконполис, — радостно воскликнул командир Диб.

— Вы думаете, что грозовые тучи прошли мимо? — спросил царь Яхмос. — Вы считаете, что опасности действительно миновали? — Затем он повернулся к Дибу и добавил: — Признаемся, что мы уничтожили колесницы пастухов и не более того.

Эту новость узнали все и были вне себя от радости. Люди из окружения Яхмоса спешили к царю и поздравляли его с бесспорной победой, которую им подарил Бог. Яхмос вошел в Иераконполис во главе армии, люди с полей, где они скрывались, опасаясь мести пастухов, спешили приветствовать своего царя и Армию освобождения громкими возгласами, которые возносились до самых небес.

Царь первым делом вознес молитву богу Амону, протянувшему ему руку помощи, когда он был на грани отчаяния.

После ожесточенной битвы, продолжавшейся двенадцать дней, армии дали отдохнуть несколько дней в Иераконполисе. Царь за это время решил навести порядок в городе и восстановить египетское правление, вернуть сельским хозяйствам, рынкам и храмам египетский облик. Отступая, враг разграбил и разрушил город.

Армия двинулась к северу, флот в то же время поднял паруса. В полдень того же дня армия вошла в Нехеб, не встретив никакого сопротивления. Она оставалась там до рассвета следующего дня, затем двинулась дальше, занимая деревни, поднимая над ними египетский флаг, не встречая при этом никаких вражеских сил. Через три дня египтяне приблизились к долине Латополиса. Царь и его приближенные подумали, что враг начнет оборонять ее, поэтому Яхмос отправил вооруженные подразделения в город, а Яхмос Эбана блокировал западные подступы к нему. Однако авангард вошел в город, не встретив сопротивления. Следом в город мирно вступила армия. Жители рассказали, что армия Апофиса прошла мимо города, неся с собой раненых. Напуганные пастухи, владевшие домами и сельскими угодьями, прихватили с собой мебель, драгоценности и в страшной спешке следовали за армией.

Громадная армия египтян продолжала идти вперед, занимая деревни и города без всякого сопротивления, пока не достигла Тирта, который тогда назывался Гермонтисом. Всем не терпелось встретить врага, чтобы сорвать на нем злость, которая накопилась в их сердцах. Однако лица воинов сияли от радости, когда они поднимали флаг над деревней или городом. Египтяне чувствовали, что они освобождают частичку родной земли. Новость об уничтожении колесниц врага ободрила войска, вселила надежду и радость в сердца воинов. Они шагали медного цвета ногами по долине, распевая веселые песни, пока перед ними не выросли высокие стены города Хабу, стоявшего на пути к Фивам. В этом месте долина круто спускалась вниз в южном направлении. Авангард двинулся вперед, но этот город тоже никто не оборонял, и армия беспрепятственно вошла в него. Сердца солдат полнились радостью, ибо Хабу и Фивы были похожи на ветви одного дерева. Здесь родились многие доблестные солдаты. На площадях все радостно обнимались горячо и неистово, выражая свои чувства. Затем армия двинулась дальше к северу, солдаты были полны надежд и жажды добиться своей цели, понимая, что скоро грянет решающий бой, который определит ход истории и судьбу Египта. Воины спустились в огромную долину, которую жители Фив называли «Дорогой Амона». Чем дальше они шли, тем шире становилась долина. Наконец воины увидели большую стену со многими воротами к востоку и западу, которые преграждали им путь. Над стеной возвышались обелиски, храмы, высокие здания. Все здесь дышало славой и бессмертием, все навевало воспоминания о величии. Видя все это, солдаты испытали бурный прилив волнения и тоски по дому. Открывшийся перед воинами вид тронул их сердца, и долина сотряслась от криков: «Фивы! Фивы!» Это слово было у всех на устах, сердца солдат пылали, они повторяли его до тех пор, пока слезы не заставили их позабыть о гордости. Суровые воины плакали, не стесняясь. Старик Гур плакал вместе с ними.

Огромная армия разбила лагерь, Яхмос занял место посреди него. Над ним развевался флаг, который своими руками вышила Тетишери. Яхмос мечтательно смотрел на город.

— Фивы, Фивы, земля славы, пристанище наших отцов и дедов, завтра над тобой засияет новое утро! — торжественно произнес он.

Царь вызвал командира Яхмоса Эбану и сказал:

— Я поручаю тебе западный берег Фив. Можешь вести наступление или блокировать его. Поступай, как считаешь уместным, действуй по обстоятельствам.

Люди царя стали обдумывать план наступления на Фивы. Командир Мхеб сказал:

— Стены Фив прочны и грозны и попытка взять их приступом будет стоить многих жизней. Однако без наступления не обойтись, ибо в город можно проникнуть только через восточные ворота.

— Лучше бы осадить город и измором вынудить к сдаче, — сказал командир Диб. — Но мы даже на мгновение не можем допустить мысль о том, чтобы морить Фивы голодом. Поэтому остается лишь штурмовать стены города. У нас для этого есть средства — лестницы и осадные башни, но их мало. Мы надеемся получить эти средства в достаточных количествах. Как бы то ни было, если за Фивы придется заплатить высокую цену, мы с радостью пойдем на это.