Но что самое поганое, я ведь вправду подумал, что люди скандировали мое имя, и поэтому встал. И теперь стоял, как дурак, не зная, что делать дальше. Негативная реакция толпы все же пробила, казалось бы, непробиваемую невозмутимость Лайонза. Он обернулся и растерянно взглянул на меня. Его глаза умоляли: «Спасай». На какую-то долю секунды мы буквально сцепились с ним взглядами, и Лайонз кивнул головой. Господи, Боже мой! Он хотел, чтобы я выступил. Перед этой беснующейся толпой! У меня внутри все оборвалось. Лайонз повернулся обратно к микрофону:

— Прошу внимания! Леди и джентльмены! Позвольте представить вам МИСТЕРА УОЛЛИ МОСКОВИЧА!

Как только Лайонз произнес мое имя, на площади стало тихо. Крики разом умолкли. Остались только щелчки затворов бесчисленных фотокамер, сопровождаемые ослепительными вспышками. Я буквально оцепенел от ужаса. Я не мог сделать шаг, не мог даже пошевелиться. Все кошмарные события последних дней сошлись воедино в этой точке пространства и времени. Теперь все зависело лишь от меня. Я должен был встать перед этой враждебно настроенной толпой и убедить всех в своей правоте.

Я не мог этого сделать.

Клянусь, я собирался сбежать. Развернуться и просто уйти со сцены. А там — будь что будет. У меня больше не было сил выносить это безумие. Да, я уже собирался сдаваться, но тут что-то переключилось у меня в мозгах, и я вспомнил слова одного мудрого человека: «Когда у Линь-Линя возникают какие-то сложности в жизни, я всегда вспоминаю, что говорил мне отец. Он говорил так: «Когда заходишь в дремучий и темный лес, ты идешь в темноту лишь половину пути. А потом ты уже идешь к свету на той стороне».

Я шагнул к микрофону.

Я сделал шаг к микрофону и краем глаза заметил какое-то движение справа от сцены. Я глянул в ту сторону и обомлел: около дюжины полицейских пробились сквозь толпу журналистов, подступили практически вплотную к сцене и растянулись цепочкой вдоль правого края деревянного возвышения. Я повернул голову влево. Полицейские были и там тоже. Они все смотрели на меня, как голодные волки — на жирного зайца. Я сразу понял, что они пришли за мной. Ну, вот и все.

Я все-таки подошел к микрофону и оглядел притихшую толпу, расходящуюся от сцены концентрическими кругами: телохранители, операторы с телекамерами, фотографы, журналисты печатных изданий с диктофонами, ручками и блокнотами наготове, полиция, фаны, и дальше за ними — безбрежное море людских голов, развернувшееся в бесконечность. Они все смотрели на меня. Они ждали. Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Микрофон отозвался оглушительным треском.

— Прошу прощения, — сказал я. — Прошу прощения.

Я покачал головой, смущенный этой дилетантской ошибкой. Взглянул на Рамону. Она улыбнулась мне и ободряюще подмигнула. Я повернулся обратно к толпе.

Ну что, Уолли? Твой выход!

И я рассказал им свою историю. Именно так, как хотел этого Лайонз. Я рассказал им о том, как Джерри Сильвер использовал меня для достижения своих целей. И не только меня, но еще и Рамону, и Марри, и наверняка еще многих других, о которых я просто не знал. Я рассказал о записках с требованием выкупа. О том, как у меня похитили собаку. Я рассказал им о Сью. И о том, как меня обвинили в убийстве Дизи, сфабриковав убедительные улики. Я рассказал почти все (разумеется, за исключением того, что я действительно писал тексты для Орал-Би). Я не оправдывался, не пытался ничего доказывать. Я просто рассказывал свою историю. Так, чтобы люди прониклись. Чтобы они в полной мере прочувствовали мою боль. Чтобы они поняли, что мне пришлось пережить, и по-человечески мне посочувствовали.

Я говорил, говорил, говорил… и в какой-то момент вдруг осознал, что полицейские не торопятся меня прерывать. Никто не бросается меня арестовывать. Мне дают высказаться. И люди слушают. Слушают очень внимательно. Я подумал: «У меня получается! Они мне верят!» А потом, когда я уже приближался к концу своей пламенной речи, я почувствовал, как мне на плечо легла чья-то тяжелая рука.

Вежливо, но настойчиво меня оттащили от микрофона. Я был уверен, что это кто-то из полицейских и что сейчас мне предъявят ордер на арест и увезут в тюрьму. Ну, вот и все. Финита ля комедия. Я болезненно сморщился и приготовился подставить руки, чтобы на них надели наручники.

Это был Лайонз. Он кое-что прошептал мне на ухо, и я улыбнулся:

— Позвольте представить вам еще одного человека, у которого есть что сказать, — объявил я в микрофон. — Детектив Барнаби Склейдж из полицейского управления Лос-Анджелеса. — Я повернулся к детективу Склейджу, который шел к микрофону, пряча улыбку в густых усах. Проходя мимо, он подмигнул мне и добродушно похлопал по плечу.

— Спасибо, — сказал он, обращаясь к нам с Лайонзом. Потом достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и проговорил в микрофон: — Леди и джентльмены. Сегодня вечером в шесть часов тридцать минут мистер Джерри Сильвер был арестован по обвинению в убийстве мистера Де Андре Маскингама.

Толпа всколыхнулась. Кто-то радостно вскрикнул, кто-то зааплодировал.

Детектив Склейдж поднял над головой диктофон.

— У нас есть аудиозапись с признанием мистера Сильвера. Он сознается в убийстве мистера Де Андре Маскингама, а также в попытке вымогательства и шантажа, связанного с делом мистера Лайонза, студии «Godz-Illa Records» и мистера Уолли Московича. Мистер Сильвер не оказывал сопротивления при аресте и подписал письменное подтверждение, что данная аудиозапись является подлинной. В данный момент он находится в камере предварительного заключения в городской тюрьме Лос-Анджелеса. Суд над мистером Сильвером, которому уже предъявлены обвинения по целому ряду статей, состоится в самое ближайшее время. В свете признания мистера Сильвера с мистера Уолли Московича снимаются все обвинения, и ордер на его арест аннулируется. Собственно, это все, что я хотел вам сообщить. Спасибо за внимание.

Детектив Склейдж быстро спустился со сцены. Стоявшие поблизости журналисты попытались наброситься на него, словно стая голодных волков на вожделенную добычу, но их оттеснили полицейские.

Величайшая пресс-конференция всех времен и народов закончилась.

Лайонз шагнул к микрофону.

— Спасибо всем, кто был с нами сегодня! Благослови вас Господь! — Он помахал рукой взбудораженной ревущей толпе и направился к лестнице, ведущей со сцены. Мы дружно двинулись следом.

Когда мы спустились со сцены, Лайонз сделал нам знак, мол, идите за мной, и направился ко входу в здание студии. Я последовал за ним, практически таща на себе Рамону, которая повисла у меня на шее и никак не могла от меня оторваться. Марри и Орал-Би тоже пошли с нами. Мы вошли в здание, и Лайонз провел нас в свой личный кабинет на первом этаже. Дождавшись, когда все войдут, он тихонько прикрыл дверь. Мне показалось, что он сейчас завопит дурным голосом и подскочит на месте от радости. Но, разумеется, Лайонз ничего такого не сделал. Он просто сказал:

— Спасибо. Большое спасибо. Сегодня вы все замечательно потрудились. Вы спасли мою фирму и, надо думать, карьеру Би, и я никогда этого не забуду. Кроме того, я хочу вас отблагодарить и компенсировать моральный ущерб. Позвоните мне в офис в понедельник утром. Договоримся о личной встрече и будем уже говорить конкретно. — Он посмотрел мне в глаза, и я выдержал его взгляд безо всяких волевых усилий. Я уже не боялся. — И особенно это касается вас, мистер Москович. — Он улыбнулся мне. В первый раз за все время, что я его знаю.

Он уважительно поклонился нам всем, открыл дверь и вышел. Вот так и закончилась эта история — мое «испытание огнем и мечом», мой кошмар наяву.

Правда, было бы очень мило, если бы я сказал, что мы с Рамоной поженились, и через год после описанных выше событий у нас родились близнецы, два замечательных мальчика, и мы завели еще двух бульдогов, и жили «долго и счастливо» в собственном доме на острове в Карибском море, и только и делали целыми днями, что пили коктейли со льдом и ананасовым соком, и резвились на пляже с утра до вечера, и любовались роскошными закатами, когда солнце оранжевым пламенеющим шаром опускается в синее море?