— Джем, подожди! Не уходи! Меня не волнует какая-то идиотская реклама! — крикнул я в спину Джем и вдруг понял, что это правда. Кто я такой, чтобы осуждать эту девушку? Я, может быть, и придурок, но все-таки не ограниченный недоумок. Если у нас с Джем может хоть что-нибудь получиться, мне не хотелосьбы упустить эту возможность. Мне с ней хорошо. По-настоящему хорошо. Со Сью я себя чувствую каким-то недоделанным и убогим. А с Джем все иначе. Мы с ней понимаем друг друга. То есть могли бы понять друг друга, если бы захотели. А я хочу, очень хочу.
Она остановилась и обернулась ко мне.
Щеки, мокрые от слез. Покрасневшие, припухшие глаза.
Она была просто великолепна.
— Правда? — спросила она.
— Не волнует ни разу, — улыбнулся я.
— Правда? — с сомнением переспросила она.
— Богом клянусь, — сказал я очень серьезно и поднял руку, как на присяге в суде. — Знаешь, я тоже не самый популярный мальчишка в классе. — Она пристально смотрела на меня. Мне показалось, что я выбрал правильный тон. — Эти ночи с тобой… это было волшебно. Джем, у меня в жизни такого не было. Ни с кем, никогда. Честное слово. И я не хотел бы, чтобы все закончилось. Я бы хотел сохранить наши с тобой отношения, если ты тоже этого хочешь. Может быть, даже… ну, я не знаю… мы могли бы еще разговаривать. Ведь люди же иногда разговаривают друг с другом, правда?
Она всхлипнула и вытерла слезы.
— Ладно, открою тебе секрет. — Она попыталась изобразить улыбку. — На самом деле у меня нет генитального герпеса.
— Я и не думал, что у тебя что-то такое есть. — Откровенная ложь. — Но даже если бы и был, меня бы это не испугало. — Еще одна ложь. — Мы бы вместе приняли «Герпегру», и все было бы классно. — Джем медленно подошла ко мне и вдруг упала в мои объятия, вцепилась в меня обеими руками, уткнулась лицом мне в грудь и разрыдалась. Я хотел сказать ей что-нибудь ободряющее, типа: «Не плачь. Все ерунда. Уолли с тобой, и теперь все будет хорошо». Но я ничего не сказал. Я не хотел, чтобы все получилось, как в тупой мелодраме. Потом она перестала плакать, и мы принялись целоваться. Самозабвенно и страстно. До сих пор это был наш самый лучший поцелуй. Потому что теперь, после всего двух минут разговора, мы уже знали друг друга. Между нами произошло что-то по-настоящему важное. Что-то передалось от меня к ней и от нее ко мне. К счастью, не венерическое заболевание.
Но все хорошее когда-нибудь подходит к концу, и этот волнующий миг запредельного откровения был разрушен вторжением грубой реальности, а именно грохотом хлопнувшей дверцы. Водитель такси вышел из машины, в бешенстве захлопнул заднюю дверцу, которую я оставил открытой, и вернулся за руль, бормоча нецензурные ругательства, перемежавшиеся непонятными фразами на языке, которого я не знал. Он, наверное, решил, что мы хотим сбежать, не заплатив.
— Эй, подождите! — крикнул я, схватил Джем за руку и потащил обратно к машине. — Мы поедем!
Я думал, что озверевший водитель не станет нас дожидаться. Но он все-таки дождался. Всю дорогу до моего дома он продолжал тихо ругаться себе под нос, хотя ему были обещаны хорошие чаевые. Мы с Джем целовались на заднем сиденье. Мне хотелось с ней поговорить. Хотелось, чтобы она рассказала мне о себе. Но и просто целоваться было приятно. Даже очень приятно.
Мы подъехали к моему дому, расплатились с водителем, вошли в подъезд и целовались еще минут пять, стоя у подножия лестницы. Потом Джем прошептала:
— Пойдем наверх, — и мы бросились вверх по ступенькам, держась за руки и смеясь. Мне показалось, я видел, как Пардип выглянул на лестничную площадку сквозь щелку приоткрытой двери. Мне представилось, как он улыбается, и мне стало радостно и хорошо. Я вспомнил, что еще не поблагодарил Пардипа за то, что он дал показания в полиции и, по сути, спас меня от тюрьмы и мысленно сделал заметку, что надо в ближайшее время зайти к нему и сказать спасибо.
Мы вошли ко мне. Мне так хотелось заняться любовью с Джем… но еще больше хотелось просто поговорить. Узнать о ней как можно больше.
— Значит, Джем, как в «Убить пересмешника»? — спросил я, прерывая страстный поцелуй.
Она закусила губу и сказала:
— Мне больше нравится, как в «Джем и «Голограммах».
Она имела в виду мультсериал восьмидесятых годов про озорую девчонку по имени Джем, рок-звезду с ярко-розовыми волосами, и ее группу «Голограммы».
— У нее волосы розовые, это просто отпад, это просто отпад, — пропел я строчку из главной песенки сериала, держа перед собой невидимый микрофон.
— Ты смотрел этот мульт? — Джем рассмеялась и в шутку ударила меня в грудь кулаком.
— Не-а. Это же девчоночий сериал. Просто он шел сразу после «Солдата Джо», и я всегда успевал захватить начало. — На самом деле он шел сразу после еще более девчоночьей передачи под названием «Ребята из Беверли-Хиллз», которую я тоже смотрел. — Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил я, чтобы скорее сменить тему.
— О чем рассказать? — игриво проговорила она и потянулась губами к моим губам.
— О себе. Я хочу узнать о тебе все-все-все. — Я был пьян, но серьезен и искренен.
Одним стремительным плавным движением Джем сняла с себя платье. Под платьем не было ничего. Она стояла передо мной полностью обнаженная. Ее белая кожа искрилась, как свежий снег на вершине горы.
— Да, я знаю. И я тебе все расскажу. — Она прильнула ко мне, слегка прикусила мне мочку уха и прошептала: — Обязательно расскажу. Но не сейчас, чуть попозже. Потому что сейчас я хочу тебя. Прямо умираю, как хочу.
Я чуть не умер от счастья. Никогда в жизни мне не говорили подобных слов.
Никто, никогда.
Тема 19
Я проснулся с улыбкой. Третье утро подряд я просыпался с улыбкой, такого со мной не случалось уже очень давно. Я потянулся к Джем, чтобы поцеловать ее нежно-нежно, но ее не было рядом.
Она снова сбежала.
Я сел на постели и от досады ударил кулаком в подушку. У нас была потрясающая ночь любви! Наверное, самая лучшая до сих пор! Мы сделали это три раза! Три раза! А в перерывах лежали, обнявшись, и разговаривали. Я даже не помню, когда я в последний раз разговаривал с кем-то, кто слушал меня так внимательно, как Джем. И с таким искренним интересом, как Джем. И я тоже слушал ее с интересом. Потому что мне было действительно интересно. Мы дурачились и щекотали друг друга. Мы не говорили об этом прямо, но все-таки намекали на то, что мы оба, конечно же, чувствовали. Не могли не почувствовать, что между нами происходит что-то особенное. Мы заснули, обнявшись. Это было как чудо. Даже ребра уже не болели. Я исцелился.
Но Джем снова исчезла. Опять решила сыграть со мной в Гарри Гудини.
Я не знал, что и думать.
А потом я почувствовал запах…
Бекон!
Значит, Джем никуда не исчезла. Она осталась. И она жарила бекон. Это было чудесно. Как в сказке. Я сидел на кровати, вдыхал восхитительный запах и думал о том, что жизнь все же прекрасна. А потом Джем вошла в спальню. Она была в моей старой футболке и держала в обеих руках по тарелке. Яичница с беконом и блинчики. Это было так сексуально.
— Завтрак в постель? — прошептала она. Да, жизнь действительно прекрасна!
— Господи, — выдохнул я. — А я думал, ты снова сбежала.
— Сбежала?
— Ну, как ты делала раньше. Исчезала, оставив записку.
— Нет. Я больше уже никуда не исчезну. Игра закончилась.
— Хорошо. В смысле, все это было забавно, загадочно и все такое… но, знаешь…
— Я никуда не исчезну, честное слово. Ешь. — Она поставила тарелки мне на колени. На одной из тарелок лежали нож и вилка и сложенная салфетка. — Подожди. Одну секунду. — Она выбежала из спальни и тут же вернулась со стаканом апельсинового сока и бутылочкой кленового сиропа. Я не верил своему счастью. Так не бывает! Я вдруг подумал о Сью и почувствовал себя виноватым. Не перед Сью, перед Джем. Мне не хотелось сделать ей больно. Похоже, у нас намечалось что-то серьезное, а у меня вроде как была девушка…