Впрочем, губернатор Сингапура Уильям Джервис и его чиновники не собирались ждать, пока выйдут в свет публикации русского путешественника: времени было в обрез, они нуждались в оперативной информации. Неужели барон Маклай, которому они помогали в подготовке экспедиций при посредстве Абу Бакара и посулили дать в аренду островок для устройства зоологической станции, откажется снабдить их сведениями, нужными для скорейшего подавления «мятежей» и успешного проникновения в Паханг, Келантан и Тренгану? На Николая Николаевича, несомненно, оказывалось давление. Поэтому уже через три недели после возвращения из второй экспедиции наш герой покинул «город лавочников», как он окрестил Сингапур, и отплыл на рейсовом пароходе в Батавию.

Пока Миклухо-Маклай путешествовал по джунглям Малакки, тучи колониальной агрессии начали сгущаться над восточной частью Новой Гвинеи. В 1870-х годах наибольшая угроза его обитателям исходила из английских самоуправляющихся колоний в Австралии. Там в переселенческой среде быстро набирала силу буржуазия, которая видела в Новой Гвинее поле для выгодного приложения своих капиталов, включая создание плантаций тропических культур, а также источник дешевой полурабской рабочей силы для сахарных плантаций в самой Австралии. Выросшая и окрепшая в немалой степени благодаря «золотой лихорадке», которая потрясла в 1851 — 1861 годах пятый континент, эта буржуазия рассчитывала, кроме того, найти на огромном острове, расположенном на северных подступах к Австралии, новое эльдорадо.

«Из того весьма немногого, что я знаю сам, и из того, что смог узнать от других, — заявил, например, М. Хенран, один из наиболее активных сторонников захвата этого острова, — можно предполагать, что она (Новая Гвинея. — Д. Т.) превратится в богатое поле для плантаторов. <…> Великолепный сахарный тростник и другие тропические растения, выращиваемые туземцами, — приманка, которая привлечет внимание тех, кто пожелает начать и усовершенствовать выращивание риса, сахарного тростника и других продуктов. Наибольшее затруднение, с которым плантатору придется столкнуться в этой стране, будет состоять в подыскании рабочей силы для подъема целины. Для этого могут подойти островитяне Южных морей <…> и уж, конечно, новогвинейские туземцы. Хорошо известно, что на Новой Гвинее имеются золотоносные породы»[608]. Аргументы Хенрана напоминали доводы двух немецких колонистов, которые привел в 1869 году Аугуст Петерман в уже знакомой нам статье «Новая Гвинея. Немецкие призывы из антиподов».

Как сообщал в Лондон британский верховный комиссар в западной части Тихого океана сэр Артур Гордон, среди австралийских бизнесменов имелись влиятельные группы, непосредственно заинтересованные в аннексии восточной Новой Гвинеи. «Я имею в виду, — указывал Гордон, — сахаропроизводителей Севера и судовладельцев, занятых в так называемой островной торговле»[609]. Сахарные плантаторы Квинсленда и судовладельцы, обосновавшиеся главным образом в Сиднее и других портах колонии Новый Южный Уэльс, оказывали большое влияние на местное правительство и более широкие слои европейских поселенцев, особенно многие тысячи золотоискателей, оставшиеся не у дел после окончания «золотой лихорадки» (добыча золота продолжалась, но не в россыпях, а в глубоких шурфах и шахтах, что было под силу только крупным компаниям, владевшим специальными машинами и механизмами). «Даешь Новую Гвинею!» — этот призыв звучал на митингах, устраиваемых в прибрежных городах и поселках золотоискателей, излагался в петициях, подаваемых правительствам Квинсленда, Виктории и Нового Южного Уэльса. Представление о том, что Новая Гвинея — богатая кладовая полезных ископаемых, особенно золота, крепко засело в сознании многих австралийских любителей легкой наживы.

Попытки организовать колонизационную экспедицию на Новую Гвинею начались в Австралии еще в середине 1860-х годов. В январе 1872 года из Сиднея к новогвинейским берегам отправился бриг «Мэри» с большой группой золотоискателей, но этот корабль потерпел крушение на Большом Барьерном рифе. В следующем году английский капитан Джон Морсби, совершавший на военном судне «Бэзилиск» рекогносцировочные плавания вдоль берегов Новой Гвинеи, обнаружил на ее юго-восточном побережье и назвал именем своего отца, адмирала Ф. Морсби, удобную гавань с большим папуасским селением (ныне Порт-Морсби). Уже в следующем году здесь начали действовать английские миссионеры.

Новый этап в истории англо-австралийского проникновения на Новую Гвинею начался в 1874 году, когда притязания австралийских экспансионистов были поддержаны в Лондоне Королевским колониальным институтом — рупором и орудием наиболее агрессивных кругов британской буржуазии. Получив от одного из основателей института письмо с призывом аннексировать восточную часть Новой Гвинеи, министр колоний лорд Карнарвон отправил копии губернаторам английских колоний в Австралии с предписанием сообщить мнения местных правительств по этому вопросу. Все колонии высказались за аннексию.

Двумя месяцами позднее Карнарвон отправил в Австралию новый циркуляр, запрашивая, согласны ли местные правительства финансировать британскую экспансию в Океании. Ответы были уклончивые или отрицательные: австралийские политики предпочитали, чтобы имперское правительство само несло все издержки. Но еще до того, как эти ответы были получены в Лондоне, британский кабинет в декабре 1875 года принял решение повременить с аннексией Восточной Новой Гвинеи, поскольку ей в то время не угрожали другие державы. Правительство Дизраэли, занятое европейскими делами и проводившее активную колониальную политику в других регионах мира, не желало форсировать дальнейшую экспансию в южных морях. Заместитель министра колоний Р. Херберт так комментировал политику своего правительства в Океании: «Дальнейшие аннексии произойдут в надлежащее время; но сообщать миру (Германии, Соединенным Штатам, Франции и др.), что мы уже теперь это замышляем, значило бы погубить все дело и помешать спокойному приобретению господствующего влияния на островах»[610].

Однако распространение слухов о богатствах Новой Гвинеи привело к тому, что отдельные авантюристы все чаще планировали «освоить» остров на свой страх и риск. В 1876 году в Лондоне была создана Новогвинейская колонизационная ассоциация, которая намеревалась отправить на остров большую вооруженную экспедицию. Ее руководитель лейтенант Роберт Армит выпустил брошюру, в которой, ссылаясь на воззрения антропологов-расистов, объявил обитателей Новой Гвинеи ответвлением негроидной расы, неспособной к самостоятельному развитию, и этим обосновал «право» созданной им ассоциации хозяйничать в краю папуасов. Бравый лейтенант утверждал, что у него много высокопоставленных сторонников. Однако проект Армита не был осуществлен, так как английское правительство отказалось санкционировать его. Примечательно, что этот искатель удачи намеревался обосноваться на северо-восточном побережье, в районе залива Астролябия, где климат и рельеф, по его словам, наиболее благоприятны для европейских колонистов. Не называя по имени русского путешественника, Армит намекал, что Россия имеет виды на эту часть Новой Гвинеи. Проект Армита — пусть неосуществленный — показывает, что Николай Николаевич не зря беспокоился о судьбе папуасов Берега Маклая.

Когда Миклухо-Маклай вернулся в Сингапур из своего первого путешествия по Малакке, газеты широко обсуждали новогвинейскую проблему, причем казалось, что лондонское правительство склоняется к аннексии. Газетные сообщения встревожили ученого. 24 мая 1875 года он отправил письмо П.П. Семенову, фактически руководившему деятельностью РГО. По косвенным данным, в этом не дошедшем до нас письме исследователь сообщил о своем намерении сплотить «в одно целое» обитателей Берега Маклая, чтобы противостоять британской аннексии, а также просил выяснить, поддержит ли русское правительство его начинание. Не получив ответа, Миклухо-Маклай по возвращении из второго путешествия по Малакке послал 28 октября новое письмо Семенову.