И тогда Федор взял да и перевелся в Ивлев. И скорее всего поменял питерскую квартиру на здешнюю.

Почему–то Федор ни разу не упомянул, откуда он родом. А я была уверена, что он из этих мест. И в свои тридцать пять лет достиг чуть ли не потолка — начальник отдела, майор. О важной вехе в жизни своего жениха я узнаю как бы между прочим, из оговорки будущей падчерицы, если пожениться с Федором нам ничего не помешает. А он, может, и не придает этому никакого значения. Прижился в Ивлеве, оброс мхом, как тот камень…

Придает! Еще как придает! И как бы он ни морочил мне мозги, карьера в Питере не одно и то же, что карьера в Ивлеве. А Федя, судя по всему, парнишка самолюбивый. Оттого он и превратился в айсберг, нарочно пласты намораживал: обида, несправедливость, провинциальная жизнь… Не дай Бог, начнет оттаивать, тут–то из него все и полезет!

Нарисованной картины я и сама устрашилась. Влюбленная невеста, называется! Вместо того чтобы просто любить будущего мужа, продолжает в нем недостатки выискивать.

Я перехватила мимолетный взгляд Федора — ага, ждет моей реакции на свое питерское происхождение. Не дождетесь. Пан майор решил, что разгадал мою сложную натуру?

— А я думала, что вы с папой родом из Синь–озера, — сказала я Лере, словно и не заметила этого его взгляда.

— Это из–за глаз? — улыбнулась польщенная девочка.

Я вовсе не комплимент им сказала, они оба — синеглазые, и Лера в скором времени — а может, это происходит уже теперь — начнет направо и налево поражать мужские сердца. Как ее папа Федя — женские.

Между тем мы ехали мимо тех мест, где буквально вчера гремело сражение. И если я правильно ориентируюсь на местности, то вон за тем поворотом особняк сотника Далматова. По крайней мере был там совсем недавно.

И мы таки на эту дорогу свернули и мимо участка поехали.

Дом Жоры–Быка не выгорел дотла, как я себе почему–то представляла. Но уцелела только одна створка из добротных ворот. Сам дом от выстрелов и взрывов, кажется, не слишком пострадал, лишь пялился на дорогу выбитыми глазницами окон.

Чуть поодаль от ворот чернела воронка — ракеты, что ли, сюда пуляли? Впрочем, в оружии я не разбираюсь. Может, это сделала и граната, но какая–нибудь особо мощная…

— Видишь, что может натворить твоя будущая мачеха, если ее как следует разозлить, — со смешком сказал дочери Федор.

Лера с восхищением покосилась на меня — девчонку испугать было не так–то просто. Она, впрочем, и сама поняла уже, что это за дом. Правда, идущая в голове нашей колонны машина не стала притормаживать перед объектом былых сражений, потому и наша тоже, не снижая скорости, проехала мимо.

— А как она на меня набросилась из–за тебя! — продолжал расцвечивать Федор мой светлый лик. — И не так с тобой разговариваю, и чересчур строг… А сколько она мне еще не сказала по своей деликатности!

Это он уже смеялся надо мной. Только напрасно Феденька метал свои стрелы — настроение, охватившее меня, можно было назвать умиротворенным. Все мои тревожные мысли наконец получили ответы и улеглись в свои ячейки — в этот момент меня больше ничего не волновало, а чудо–озеро, к которому мы приближались, обещало захватывающие дух красоты, которые и вовсе примирят меня с тем, что со мной в этих местах произошло и до сих пор происходит.

Некоторое время спустя местность вокруг изменилась; лес, через который мы ехали, сильно поредел, потом раздался, и вскоре мы стали взбираться на холм, поросший лишь невысоким кустарником. Перевалили через эту небольшую возвышенность, и… Федор вдруг резко тормознул машину, как человек, споткнувшийся на ходу.

Перед нами открылся такой удивительной красоты вид, что я понимала и Федора, и Леру, выскочившую из машины. Две ушедшие вдаль машины тоже остановились, и оттуда их пассажиры стали нам что–то кричать.

— Не отставайте!.. — услышала я. — Тут развилка, надо взять вправо.

Понятное дело, что здесь не было смысла останавливаться, слишком уж крут был обрыв к озеру, которое и впрямь в лучах утреннего солнца казалось насыщенно–синим.

Наверняка оно было немаленьким, но отсюда, сверху, таковым вовсе не казалось. И выглядело геометрически овальным, будто искусственным водоемом, подкрашенным аквамарином.

Крутой берег озера по всей длине этого синего овала порос соснами. И они казались как бы огромными ресницами, окаймляющими неожиданно открывшийся синий блестящий глаз.

Друзья Федора были правы — такая красота может заворожить кого угодно.

— Поехали, папа, — затеребила Лера Федора, как и я остолбеневшего от захватывающей дух картины. — Передние машины уже не видно.

— Да куда они денутся, — легкомысленно отмахнулся он, но за руль уселся.

Мы медленно двинулись дальше.

— Ну как? — Федор обернулся к нам, словно призывая оценить дело рук своих.

— Супер! — восхитилась Лера.

— Лучше и не скажешь, — отозвалась я, пряча улыбку.

Мы проехали по узкой дороге этого холмистого гребня и опять углубились в лес, на этот раз довольно редкий, с высоченными соснами по краям фунтовой дороги, явно проложенной по лесу с помощью топора и пилы.

Дорога зацепила краем сосновый лес и плавно разделилась: одна половина потянулась дальше через бор, а другая более узким ответвлением спустилась на неширокий пологий берег.

Люди из первых двух машин уже вылезли и хлопотали, вытаскивая пожитки.

Со взрослыми оказались и дети: мальчик лет двенадцати и девушка примерно возраста Валерии. Девчонки посмотрели друг на друга, презрительно хмыкнули в унисон и отвернулись в разные стороны.

— Так я и знала, что Ларионовы возьмут свою мерзкую Оксану! — прошептала для меня Лера, почти не разжимая губ.

— А что же она такого мерзкого сделала?

— Потом, вечером, расскажу тебе, — проговорила Лера, нарочно глядя вдаль через озеро, как если бы тема ее ничуть не интересовала. — Долгая история.

Поодаль от воды лежал огромный камень, на который уже карабкался парнишка, а рядом с камнем виднелись следы прежнего кострища. Теперь какой–то мужчина хлопотал там насчет костра.

— Знакомьтесь, моя невеста Лариса, — громко сказал Федор.

Тот, что у костра, приветственно помахал здоровенным сучком.

— Можете собирать хворост, нам нужны хворостовики!

— Хворостишки! — хихикнула Лера.

Она держалась подле меня, и я была ей за это благодарна, потому что Федор, произнеся слова знакомства, тут же куда–то исчез, оставив меня с незнакомыми людьми.

— Очень приятно, — почти в один голос сказали две женщины, одна из которых тащила из рюкзака складной стульчик, а вторая дорезала лук в огромную кастрюлю с мясом.

Пара помоложе тоже помахала нам с обрыва, нависшего над берегом несколько дальше, и мужчина, карабкавшийся к ним, обернулся на ходу:

— За столом познакомимся!

Федор говорил, что они со своими коллегами решили организовать пикник в складчину и каждый по списку закупал то, что кому досталось. Какая–то семейная пара резала и мариновала мясо на шашлык, кто–то отвечал за салаты.

Меня, как гостью, решили от хлопот освободить, и теперь, чувствуя себя не у дел, я поднялась по косогору и увидела Федора, который присоединился к своему товарищу и рубил сучья для костра. Леру послали за водой к какому–то ручью поблизости с парнишкой по имени Кирилл, а я решила погулять поблизости, набрать цветов для импровизированного стола. Как я поняла, им должна была стать гладкая каменная плита, теперь далеко выступавшая из озера, отполированная до блеска его водами.

На всякий случай я крикнула уже сверху:

— Федя, я погуляю немного.

— Только недолго, — отозвался он, — у нас почти все готово. Смотри не опоздай, а то голодной останешься.

На косогоре тоже была вполне приличная ровная полянка, но компании больше нравилось жарить шашлык у воды.

Я увидела удаляющиеся фигуры Леры и Кирилла и решила пойти в другую сторону. Слегка углубиться в лес, но так, чтобы слышать голоса остальных или держать их в поле зрения.