— А у Инки все замечательно получится! — самодовольно объявил Кирилл. — Вы посмотрите, какой у нее доходной вид — краше в гроб кладут. Разжалобит она Петьку, как пить дать! Пусть поделится тем, что нахапал!

— Ты скажешь тоже, Кир! Неужели я так страшно выгляжу? — обиделась Инна, но взглянула на себя в зеркало и согласилась: — А вообще-то можно попробовать. Терять нечего!

— И я считаю, что игра стоит свеч, — поддержал авантюру Алик. — Действуй, Иннулька, у тебя отлично получится!

Как всегда, придя под воздействием наркотиков в эротический экстаз, скинули одежду и повалились на пушистый ковер… Но здоровье у всех, кроме Марины, было подорвано; когда подруги вышли освежиться и покурить, она пожаловалась Инне:

— Совсем скукожился Алька — никуда не годится, только меня разбередил. Я, пожалуй, уйду… Надо поправить настроение.

— А мне деваться, подруга, некуда. Кому я еще нужна? — уныло проговорила Инна. — И ночевать останусь… Кир шустрый, хоть не мед. Может, и Аличку еще удастся расшевелить… — с надеждой добавила она.

Пожелав ей успеха, Марина не прощаясь отправилась в небольшой ресторан на Садовом кольце: тамошний швейцар Мефодий слыл у богатых дамочек гигантом секса и охотно оказывал интимные услуги — за вознаграждение. Его рекомендовала клиентка, жена крупного бизнесмена, — реставрировала у них шикарное норковое манто.

Добравшись на такси и увидев этого швейцара, Марина поначалу даже оробела. Крупный мужик, с бесформенным, мясистым носом; лицо заросло черным волосом — вид прямо звероподобный… Мефодий многословием не отличался — по одному ее взгляду понял, что от него требуется. Сунул в карман полученную купюру и нагло улыбаясь, прошел в маленькую комнату за гардеробом, а она, покраснев, последовала за ним…

Придя домой на следующий день после тусовки у Алика, Кирилл завалился спать — так бы до вечера, но помешала матушка. Войдя к нему без стука после обеда, Любовь Семеновна минут десять неодобрительно наблюдала, как он лежит с открытыми глазами, бессмысленно уставившись в потолок; наконец не выдержала этого угнетающего зрелища.

— Подымайся, сын! Нам надо серьезно поговорить.

Однако Кирилл и бровью не повел; помолчал, а потом не глядя на мать, бросил:

— Не встану! Говори здесь, что тебе надо.

Красивые голубые глаза Любови Семеновны зажглись гневом, но она сдержалась и пододвинула стул, села у его кровати.

— Я вижу, ты вторую неделю не ходишь на занятия. Скажи честно: тебя не выгнали из института? Я волнуюсь, — теперь, когда не стало отца, помочь тебе некому…

— С каких пор тебя что-то стало волновать, кроме собственной персоны? — дерзко ответил Кирилл. — Так я тебе и поверил!

Как всегда, похмелье от наркотического опьянения проходило тяжело: одолевала вялость, не хотелось ни говорить, ни шевелиться, досаждала головная боль. Но мать не отставала.

— К твоей грубости я уже привыкла, — сухо произнесла она и потребовала: — Хочу услышать от тебя правду насчет института!

— Ну чего пристала? Никто меня не выгонял, — превозмогая головную боль, выдавил из себя Кирилл. — Но я сам, наверно, брошу!

— Это как же так? Почему? — растерялась Любовь Семеновна.

— По кочану! — грубо огрызнулся он, желая оборвать разговор.

— Ты что же, хочешь остаться без высшего образования? У тебя же не будет перспективы! — На глазах у нее выступили слезы.

«Видно, и правда это ее расстраивает. — Кирилл решил приступить к давно задуманному шантажу. — Надо выбить из нее побольше бабок!»

— Как же я могу не бросить институт, когда мне не на что даже туда добираться?! — возопил он, садясь на кровати. — На машине давно уже не езжу — денег нет ни на ремонт, ни на бензин. Как, спрашиваю, учиться, когда в кармане пусто?

Кирилл яростно выпучил глаза и набросился на мать:

— Ты и раньше была эгоисткой, а после смерти отца только и думаешь, что о себе! У самой полно денег, а мне не даешь ни гроша!

Эти несправедливые упреки сначала обескуражили Любовь Семеновну, но она быстро овладела собой и подбоченившись, дала ему отповедь:

— А на чьи деньги ты живешь? Каждый день ешь и пьешь? Кто тебя одевает и обувает? — Если бы не мать — ноги бы уже протянул!

Красная от возмущения, Любовь Семеновна поднялась со стула.

— Сам виноват, что сидишь без гроша в кармане! Просила тебя подать в суд на мошенников из банка, потому что сама в этом не смыслю, а ты пальцем о палец не ударил! Только норовишь отнять у меня последнее! — И расплакалась.

Рассвирепев от мысли, что получить у нее денег не удастся, он вскочил с постели.

— Это у тебя-то последнее? Последняя у попа жена! — заорал он на мать. — Наворовала у отца денег, накопила драгоценностей! На любовников сколько потратила! А родному сыну гроша ломаного жалко?

— Как ты смеешь такое говорить? — обомлела Любовь Семеновна, но недаром она из простой семьи — не растерялась: — Это мне плата за то, что всегда тебя защищала? Отец-то был убежден, что ты подонок. Теперь сама вижу — прав был!

— А сама ты кто?! — потеряв всякий контроль над собой, завопил Кирилл. — Кто отцу рога наставлял, насмехался над ним с любовниками? — Он выплеснул то, что годами носил в себе. — Еще лезет с наставлениями! Убирайся к себе, старая б… — И не помня себя от ярости, стал грубо выталкивать мать из своей спальни.

Любовь Семеновна зацепилась за порог, упала и больно ушиблась; сын не помог ей подняться.

Петр только закончил утреннее совещание с руководством завода в своем новом кабинете, как из бюро пропусков ему сообщили: с ним хочет говорить молодая женщина.

— Это ты, Инна? — удивился он, узнав ее голос. — Почему приехала не позвонив? У тебя что-то стряслось? Ну конечно, приму, — мягко ответил он на ее вопрос, только и поняв из услышанного, что ей очень плохо.

«Наверно, денег попросит, — подумал он распорядившись, чтобы ее пропустили. — Чем же еще я могу помочь?» Когда Инна вошла и он увидел, как сильно она изменилась, ему пришло в голову: а может, надо устроить в хорошую больницу?

Поспешив ей навстречу, любезно усадил ее в мягкое кресло, сел в такое же напротив и приготовился слушать.

— Прежде всего хочу поздравить тебя, Петя, с выдающимся успехом! — пролепетала Инна, подавленная роскошью его кабинета. — Мы все очень рады за тебя, — соврала она, покраснев и страдая в душе от своей лжи.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил он и поощрительно улыбнулся. — Да не трусь, говори, что тебе нужно! Ты вроде никогда застенчивостью не страдала.

— А теперь стесняюсь… Боюсь, и мне так же откажешь, как Киру.

— Вот оно что! — нахмурился Петр. — Это он сам так говорит?

— Ну да, подтвердила бесхитростная Инна. — Говорит, попросил у тебя денег а ты ему под зад коленкой.

— Кто же ему тогда помог выплатить долг — этого он не говорил? — спросил он, не сумев скрыть возмущения.

— Значит, это ты? — догадалась Инна и посетовала: Кир просто неизлечим — вечно жди от него подлянки! Я-то уж его знаю…

«Что же ты тогда спишь с ним?» — подумал в сердцах Петр, но ее болезненный вид смягчил его и он, желая восстановить правду, спокойно объяснил:

— Я ему дал шесть тысяч долларов за аренду машины Виталия Михеевича. Он сам мне ее предложил. Зачем врет — понять не могу!

Петр недоуменно пожал плечами, дружески посмотрел на Инну. — Ну а что тебе нужно? Тоже денег?

— Тоже денег — на лекарства, — не краснея соврала Инна. — Они очень дорогие!

«Знаю, что это за дорогие лекарства, — усмехнулся про себя Петр и огорченно подумал: — Плохо для тебя кончится лечение Инка!» Но все же решил удовлетворить ее просьбу.

— Ладно, дам тебе тысячу баксов. — И строго посмотрел ей в глаза, давая понять, что провести его не удалось. — Но с условием: больше ко мне с этим не обращайся. Я тебе не судья, Инна, но от души желаю вылечиться от твоей скверной болезни!

Поднялся с кресла, достал из сейфа пачку стодолларовых банкнот, отсчитал десять штук и, вложив в конверт, протянул Инне. — Вот, возьми! Отдашь, когда сможешь, — присовокупил он больше для порядка. — Передай от меня привет ребятам из нашей группы!