(5) Мой любимый размер! (А. Милн, Винни-Пух и все-все-все, в пересказе Б. Заходе-ра)—при нормальном Мой любимый цвет!

4. Еще одно проявление несоответствия между формой и содержанием — несоответствие между значением слова и его внутренней формой, ср.:

(6) — Вы подождите немного. Пятиминутка длится у нас не более сорока минут (Эмиль Кроткий).

(7) Я сбегаю к соседке на минутку, а ты помешивай кашу каждые полчаса.

(8) — Он совсем не художник, он очень хорошо нарисовал (К. Чуковский, От двух до пяти).

5. Говорящие отчетливо ощущают, что соответствие между формой и содержанием нарушено во фразеологизмах. Нормально, когда значение целого (напр., словосочетания) равно сумме значений составляющих его слов. Говорящих не перестают удивлять случаи отступления от этого принципа во фразеологизмах: формально это — сочетание нескольких единиц, по значению — одна единица, причем ее значение не равно сумме значений составляющих ее слов. Еще одна «странность»: исходные значения не исчезают полностью, они «слабо мерцают» во фразеологизме и потому могут быть усилены и обыграны в каламбуре. Несколько примеров.

(9) — Что у тебя с головой?

— Мне моча в голову ударила.

—А почему такой синяк?

— Она в горшке была.

Исходные значения как будто ждут малейшего повода, чтобы усилиться и выйти на первый план. Ср. след, анекдот:

(10) [Клиент—своему адвокату]: «Обвиняемый не оплатил мой счет, и послал меня к черту».—<<Ну, и что же вы после этого сделали?»—<<Пришел к вам».

в. Иногда говорящий не ограничивается ролью критика «странностей» языка, берет на себя (шутливо) роль блюстителя порядка и устанавливает более строгое соответствие формы и содержания. Это может быть достигнуто двумя способами:

1) Форма приводится в соответствие с содержанием. Ср. многочисленные случаи так наз. «народной этимологии»:

у Н. Лескова —мелкоскоп, гульвар, долбицаумножения и т. д.; переделки фамилий у А. Пушкина: Флюгарин, Фиглярин (Булгарин); у В. Буренина: Вакс Калошин (Макс Волошин), Невмерович-Вральченко (Немирович-Данченко), Кузьма Расйрогоръкий (Максим Горький).

Часто блюстителями порядка выступают дети:

..Почему кормилица? Надо поилица. Ведь не котлетами же будет она нашего Зюзьку кормить! (К Чуковский, От двух до пяти).

2) Содержание изменяется и приводится, по мнению говорящего, в большее соответствие с формой. Ср., например, ошибочные или шутливые переосмысления значения слов:

(1) КогдаЛяле было два с половиною года, она гордо заявила своейматери\

— Мама, я такая распутница! И показала веревочку, которую удалось ей распутать (К Чуковский, От двух до пяти).

(2) — Бабушка! Ты моя лучшая любовница.

(3) Я посланник. Каждое утро жена посылает меня на рынок за провизией (...) Я городовой, потому что я живу в городе, а не в деревне. Я дворянин—это несомненно. По вечерам я прогуливаюсь по двору, летом люблю спать на дворе, часто беседую с дворником и собаки мои называются дворняжками {..) Я кавалер, потому что имею Анну на шее—и какую Анну! Толстую, краснощекую, строптивую (...) Я целовальник, потому что люблю целоваться (А. Чехов, Мои чины и титулы).

(4) В Ялте, где живет теперь А П. Чехов, обретается, по словам <<Саратовского листка», целая армия бестолковых, но невыносимо горячих поклонниц его художественного таланта, именуемых здесь «антоновками» (А. Чехов—О. Л. Книп-пер-Чеховой, 27 дек. 1901).

Сюда же относятся шутливые окказиональные толкования слов, основанные на переосмыслении внутренней формы слова:

(5) забрало—милиционер, всадница—медсестра, ханыга — дочь хана (М. Задорнов);

(6) речушка—небольшой доклад, доходяга—процветающий бизнесмен, напасть— намордник, рубильник—палач, выкидыш—парашютист, выдающаяся личность— невеста, заводила—Иван Сусанин (А Кнышев);

(7) колун—фехтовальщик, вареник—повар, рыло—лопата, людоед—муж Люды, колокол—добывание огня трением двух колышков, краснобай—феодал, перешедший на нашу сторону, столбовая дворянка—дворняжка, привязанная к столбу, бракодел—работник загса, дорогуша—икра, неваляшка—трезвенник, застенок—сосед, домовой—управдом, зубочистка—боксерский ринг, завалинка— экзаменационная сессия («Бестолковый этимологический словарь»—«Лит. газета»; примеры заимствованы из: [Гридина 1996]);

(8) автомат—грубая самокритика, жрец—клиент столовой, самовар—холостяк (Л. Крысин);

(9) близлежащий—муж, нахлебник—масло, судак—сплетник, столяр—тамада (Ада Китагава);

(10) положить зубы на полку—снять вставные челюсти (В. Лагунов).

Глава IX

Стилистика. Структура текста

Г. В. Степанов писал: «Анализ языка художественных произведений показывает, что писатели (и не только писатели .—В. С.) нередко прибегают к таким языковым средствам, которые либо перестали уже быть общепринятой нормой (архаизмы), либо не стали еще общепринятой нормой (неологизмы), либо оторвались и не связаны больше с общепринятой нормой (жаргонизмы), либо вообще не были связаны с национальным языком (иноязычные вкрапления), либо общеупотребительны в отдельных местностях, но не характерны для общенационального языка (слова и формы из территориальных диалектов), и т. д.

Появление всех этих элементов речи, лежащих по существу вне литературной нормы, может рассматриваться как закономерное использование языковых средств в целях художественного воздействия, при условии если все основные задачи разрешаются писателем на базе общенародного литературного языка его эпохи» [Степанов 1952:34].

Часто обыгрывается несоответствие между формой и содержанием: «низкое» содержание и «высокий» (в частности, «библейский») сталь или, наоборот, «высокое» содержание и разговорная или даже просторечная манера повествования.

(1) Слепые прозрели, чающие движения воды взяли под мышку одр и на рысях побежали в кабак (М. Салтыков-Щедрин, по: [Ефимов 1953]).

(2) Первый дачник пришел с запада (...) На второе лето он вернулся опять. Принес с собой две удочки и привел четырех детенышей на тоненьких ножках, в беленьких кепи И образовался вокруг него зеленый заборчик, переносный ледник и кудрявые березки, которые дачник подрезывал и при помощи срезанных ветвей воспитывал своих детенышей (...) И стал первый дачник плодиться, размножаться, наполнять собой Озерки, Лахту, Лесное, Удельную и все Парголова. И стало так (Тэффи, Дача).

(3) Я же во всю мою жизнь (...) ни словом, ни делом, ни помышлением, ни в рассказах, ни в водевилях не пожелал жены ближнего моего, ни раба его, ни вала его, ни всякого скота его- (А. Чехов—И. Л. Леонтьеву (Щеглову) 22 мар. 1890).

(4) Тут сторож допил свою воду, вытер рот рукавом и закрыл глаза, желая этим показать, что аудиенция закончена (М. Зощенко, Ночное происшествие).

(5) — Матушка-заступница, милиция троеручица!—воскликнул Остап, переводя дыхание—Что за банальный, опротивевший всем бюрократизм! (И. Ильф— Е. Петров, Золотой теленок, XVIII).

(6) Серебряный стучался молоток

полбу того, кто обречен, как зебра тщетою лба, несовершенством зева

не просто пить, но совершать глоток.