В целом сельские жители признавали превосходство «городского» языка.

Но каждое село, даже каждая деревня, считала, что она ближе к этому «эталону» - городской речи, чем соседняя. Помню, в диалектологической экспедиции старуха говорит: «У нас-то хорошо б^ют, пошти-што как в городу, а вот в Пянтёге (вы сходите, недалеко это, верст 10!), - дак там бают так, што вы обхохочитеся! А поют-то как! Базлает (орет), быдто с печки сонный свалился!»

«Деревенские» подсмеивались, например, над чужой диалектной чертой - изменение звукового сочетания дн в нн. Отсюда пародийно-шутливые стихи:

Менный ковш упал на нно,

И обинно, и досанно...

Ну, даланно.

Всё онно...

Конечно, самые броские отличия замечались и отметались: некоторые мои родственники, особенно молодые, стали говорить одежда, а не одёжа, велосипед, а не лесапед\ лужа, а не лыва, очень, а не шибко\ красивый, а не баской. Даже иностранными словами старались пощеголять: вместо лукошек и пестерей появились зймбели, вместо женских сумочек - ридикюли. Самую большую (и обычно единственную) комнату дома именовали залой (или залом).

Нередко, понятное дело, и впросак попадали, пытаясь показать, что тоже «не лыком шиты». И тут уж над ними смеялись не только «городские», но и «деревенские» тоже. Помню, рассказывали, как одна девушка из деревни, где вместо мягкого к и г фуки, ноги) говорили т, д фути, нодй), с достоинством потчевала гостей, демонстрируя свою образованность и умение обращаться с к и г: «Наке берике».

Или другая подобная история, о молодом крестьянском парне, который старательно акал, показывая свою образованность, да вдруг и разоблачил себя, употребив другую, более «грубую», чем оканье, диалектную черту: «Хадил па Маскве, шел па даскё, да прямо е грезь!» (в грязь).

Впрочем, сельские жители, признавая в целом превосходство «городского» языка, нередко находили в нем что-то нелепое и смешное. Помню, и дедушка Аким Никитьевич, и мама посмеивались: «Чудно в городу говорят: Ходить за ягодами, или, того чишше: за водой. Это чо - ягоды от тебя бегут, а ты за ими идешь, или речка текёт, а ты за ей бежишь?» (в пермских говорах в этих случаях употребляли предлог по\Я сутра-та по ягоды ходила, а счас вот по воду иду).

В деревне, особенно у старообрядцев, старые жизненные устои и старый, от дедов принятый язык, сохранялись гораздо дольше, чем в городе. Естественно, приезжая в деревню, к старообрядцам деду Акиму Никитьевичу и бабке Устинье, мы должны были снова «переключаться», теперь уже с городской речи на диалектную: опять лыва, опять одёжа, губы (а не грибы), мизгирь (а не паук), векша (а не белка), калега (а не брюква), запои (а не фартук), назём (а не навоз) и т. д. и т. п. Далее слово спасибо надо было на время забыть. Следовало говорить не «спасибо», а «спаси Христос» («Спаси Христос, 6dTe! Спаси Христос, мама-crdpa!»). «Спасибо! - так только безбохеники говорят!» - сердился дед и никак не хотел верить, что спасибо - это тоже упоминание Бога (спаси Бог), только слегка сокращенное.