Высокопарности был чужд мой дух, я потянулась к зябкости сифона, а рядом с ним четыре граммофона звучанием мой утруждали слух (А. Иванов, пар. на Б. Ахмадулину).

(7) [Из записок школьника] Судьбе было угодно, чтобы я родился в семье инженерно-технического работника, в самом начале второй половины нашего века (...) Родители наши сумели дать своим детям хорошее образование: Костя (...) студент, и я тоже учусь (А. Алексин, Очень страшная история).

(8) —Дежурный, напитай меня, ибо я изнемогаю от любви к пище.

Хороший пример использования сказового стиля при описании современной

жизни приводится (правда, для иллюстрации другого явления) в работе Е. А. Земской [1992]:

(9) Бабка шепчет. «Трава цветет волшебная, мать-и-матрица! Кто ее сорвет, тот, сказывают, большой научный вклад внесет». А Валерка мается. «Вдруг травка из красной книги?» Но тут из чиста полюшка вышла ему навстречу красна девица, Нюра-экологинюшка. «Не кручинься, Валера-свет,—говорит,— вот тебе лицензия на срыв травы в научных целях» (Лит. газета, 1985).

Противоположный по характеру способ создания комического эффекта —

употребление грубых и просторечных слов и выражений:

(1) Пускай тебя нахалы

Ругают, не любя,—

Маруся из Магд алы,

Я втюрился в тебя!

(А Архангельский, Магдалиниада, пар. на А. Жарова).

(2) ...обознаться трудно—морда у нее такая, что очень глубоко в душу западает (М. Зощенко, Голубая книга. Деньги).

(3) И вот утром, в выходной день, наш артист, получше принарядившись, попорол на это свидание (М. Зощенко, Забавное приключение).

(4) Нынче, граждане, в народных судах всё больше медиков судят. Один, видите ли, операцию погаными руками произвел, другой—с носа очки обронил в кишки и найти не может (М. Зощенко, Медик).

(5) Ободрял, подначивал, брякал по башкам, чебурахал по затылкам, дрызгал по хайлам и, в конце концов, добился своего (А Архангельский, пар. на Ф. Гладкова).

Нередки подобные слова и в «серьезной» поэтической речи, ср.:

(6) Греки сбондили Елену

По волнам,

Ну, а мне соленой пеной По губам!

(О. Мандельштам).

А Измайлов одной из основных черт поэтики Блока считал «вторжение в по-этические сны будничного, обыкновенного, серенького, придающего им такой колорит жизненной уютности и правды. “Уключина”, “котелок”, “золотящийся крендель булочной”, “кочерыжка” — эти слова, может быть, в первый раз введены им в стих, претендующий на лиризм, а не юмор» (цит. по: [Рус. лит. XX в.]).

Наибольший комический эффект разговорная (или просторечная) манера повествования производит в научных (или научно-популярных) текстах. В этом плане широко известна «Голубая книга» М. Зощенко. Несколько примеров:

(7) [Нерон нанимает убийц, чтобы избавиться от матери]:

— Ну, уж вы там как хотите,—говорил Нерон,—но только чтоб—раз!—и нет маменьки.

— Не извольте тревожиться. Считайте, что ваша маменька уже как бы не существует на этом свете. Не успеют они на днях проснуться, как на них потолок— кувырк!

(8) [О римском диктаторе Сулле, назначившем премию за головы своих врагов]:

— Клади сюда голову. А эту забирай к черту. Ишь, зря отрезал у кого-то»

— Извиняюсь.- подвернулся.

— Подвернулся.» Это каждый настрижет у прохожих голов—денег не напасешься («Деньги»).

(9) [О приезде к Ивану IV герцога Голштинского с матримониальными намерениями] И вот он приехал. Наверное, расфуфыренный. В каких-нибудь шелковых штанах. Банты. Ленты. Шпага сбоку. Сам, наверное, длинновязый. Этакая морда красная, с рыжими усищами. Пьяница, может быть, крикун и рукосуй (...) Ну, суетня, наверное, мотня. Мамочка бегает. Курей режут. Невесту в баню ведут. Жених с папой сидит. Водку хлещет. Врет, наверно, с три короба. Дескать, у нас, в Германии» Дескать, мы герцоги, и всё такое («Любовь»).

В этой же книге Зощенко обосновывает свою манеру исторического повествования, полемизируя с историками: «...историки пишут без всякого, можно сказать, воодушевления, этаким вялым канцелярским тоном, как о самых пустых, примелькавшихся предметах. Историки даже не добавляют от себя никаких восклицаний, вроде там: “Ай-яй!”, или “Вот так князь!”, или “Фу, как некрасиво!” или хотя бы “Глядите, еще одним подлецом больше!”» Зощенко ничего не говорил (да, наверное, и не мог в те годы сказать) о том, что подобная манера повествования при описании исторических событий была широко распространена в России еще в начале века, например в произведениях сотрудников юмористического журнала «Сатирикон», уехавших после октябрьского переворота за границу. Вот несколько примеров из их «Всеобщей истории»:

(10) Затем стали прямо торговать тронами и продавали его тому, кто больше даст. В Римском Вестнике («Nuntius Romanos») сплошь и рядом печатались объявления:

«Отдается дешево хороший трон, малодержанный за сходную цену».

Или: «Ищу трон здесь или в провинции. Имею залог. Согласен в отъезд».

На воротах римских домов пестрели билетики:

«Сдаеца трон для одинокова. Спросить унтера Мардарьяна» (Тэффи, Древняя история).

(11) Когда вдали показывался какой-нибудь город, крестоносцы спрашивали:

— Послушайте, это Иерусалим?

— Нет.

— Нет? А евреи в нем есть?

— Есть.

—А можно их перебить?

—Да сделайте ваше одолжение (О. Дымов, Средние века).

(12) Когда колонисты победили и выгнали англичан, те пожали плечами и обиженно сказали:

— И не надо. И без вас проживем (1783).

— Ступайте, ступайте,—поощрили их колонисты,—пока вам еще не попало„ Ишь! (А. Аверченко, Новая история).

(13) Победив кого следует, Петр задумал прорубить окно в Европу. «Пора,—сказал он,—на людей посмотреть и себя показать!»—«Окно, государь, вещь опасная. Прорубишь окно, а в него швед влезет»—«А мы ему в шею накладем!—смеялся Петр:—Он и уйдет» (О. Д’Ор, Русская история).

Гораздо чаще, чем обыгрывание употребления бранных слов, встречается отступление от нейтральной речи в другом, противоположном направлении. Мы имеем в виду использование эвфемизмов. Эвфемизм — слово или словосочетание, употребляющееся вместо наименований прямых и более точных, но признаваемых в условиях общения неприличными или грубыми. Л. П. Крысин отмечает, что в современной русской речи тенденция к эвфемизации речи уживается с противоположной тенденцией—тенденцией к огрублению речи [Крысин 19966 384). Обыгрывание этого приема заключается в его гиперболизации (когда замена производится там, где в ней нет необходимости) — ср. ниже (1)—(4) или же в его неузульности, индивидуальности — ср. (5)—(18).

(1) Никогда он [Чичиков] не говорил: «Вы пошли», но «вы изволили пойти; я имел честь покрыть вашу двойку» (Н. Гоголь, Мертвые души, т. 1,1).

(2) Ни за что, бывало, она в гостиной не скажет, как другие, что «была, дескать я во всенародной бане», а выразится, что «имела я, сударь, счастие вчера быть в бестелесном маскарадео беременной женщине ни за что не брякнет, как другие, что она, дескать, беременна, а скажет: «она в своем марьяжном интересе», и тому подобное (Н. Лесков, Воительница, II).

(3) А в предбаннике палыпо вешали. Мороз был -жуткий. Висел там её [Айны Ахматовой] лапсердак—вытертое нечто, линялое в проплешинах, этакий енот, который лает у ворот (В. Конецкий, Последняя встреча).

(4) [Отец—о сыне] Витаминрэ ему нужен, вот что ему нужно (вм. «ремень»).