Гилберт подошел поближе к Конни и слегка обхватил рукой ее плечо.

— Полегче, — отодвинулась она. — Я могу одним рывком за запястье послать тебя в полет.

— А я-то думал, что ты милая, на все готовая девочка.

Конни застонала.

— Господи…

— Прости, не удержался.

— Ладно, но на будущее запомни — я тебе не девочка. Я взрослая женщина, хотя и невысокого роста.

— Это я тоже заметил, — с улыбкой сказал он и отпил виски. — Наверное, страдаешь из-за этого?

— Нет, уже нет, но в школе страдала, в детстве у меня был из-за этого настоящий комплекс. Я всегда стояла последней в строю на физкультуре, хотя бегала и прыгала быстрее всех.

— Мне это знакомо, — заметил Берт, — но у меня другая крайность — я возвышался над всеми другими как башня и чувствовал себя переростком.

Конни бросила взгляд на его широкие плечи и мускулистый торс.

— Ты был худым?

— Как телеантенна. Ты не закончила… — напомнил он.

— Ну… — Констанция поймала себя на том, что теряет способность отводить от него взгляд. — Теперь я могу надеть туфли на высоких каблуках, шляпу и стать выше.

— А почему ты передумала и все же поехала со мной?

— Но ты ведь тоже передумал, решил взять меня в поездку.

— У нас изменились обстоятельства. Ради Эрика я готов жить где угодно и с кем угодно.

— Нет, я на такое не способна.

— Значит, ты любишь больше всего свободу, — подняв бровь, заключил Берт.

Светло-карие глаза Констанции подернулись дымкой.

— Люблю. — Она встала. — Я устала, пора спать. — Она перевела взгляд на открытое окно. — Закроешь его?

— Да, мэм.

— Входная дверь и черный ход заперты. Если будешь выходить на улицу, не забудь снова запереть, хорошо?

— Конечно, — заверил ее Берт. — Спокойной ночи.

Конни уснула почти сразу. Но на рассвете она почему-то проснулась и не могла никак снова заснуть. Ей захотелось пить, и, накинув рубашку, она на цыпочках пошла на кухню.

Когда она наливала сок в стакан, дверь распахнулась и вошел Гилберт. У нее екнуло сердце. В одних коротких белых шортах он был классическим эталоном мужской красоты. Его кожа имела золотистый оттенок, мускулы отлично натренированы, грудь покрыта густой порослью темных волос, которая дорожкой спускалась на плоский живот и ниже.

— Привет, — растерянно произнесла Конни.

Берт нахмурился, его взгляд прошелся по ней, начиная со взлохмаченных светлых волос и кончая стройными ножками.

— Привет, — отозвался он.

— Хочешь?.. — Конни услышала, как сел ее голос, и откашлялась. — Хочешь пить?

— Да, пожалуй.

Он приблизился, и она поразилась его сексапильности. По ее телу пробежала дрожь.

— Спасибо, — сказал Гилберт, когда она протянула ему стакан. — Не можешь заснуть?

— Я заснула, но потом проснулась. А ты? — спросила Конни, испытывая желание продолжить разговор.

Что-то в его взгляде посылало ей непонятные сигналы. Тут она вспомнила, что под рубашкой на ней ничего нет. Рубашка была из тонкого батиста, и наверняка сквозь нее просвечивают розовые соски. А может, виден даже и маленький темный треугольник между ног?

Ее сердце забилось толчками. Они наедине среди ночи. Мужчина с его «уровнем гормонов» и женщина, которая бесконечно долго не занималась любовью.

— Я не могу уснуть. — Прислонившись к стене, Гилберт стал пить воду. — Ты говорила, что женщины наблюдательны, — продолжил он. — Поэтому ты и разглядывала меня тогда, в лифте?

— Конечно. Это было упражнение по развитию наблюдательности, — заявила Констанция, стараясь, чтобы голос звучал весело и беззаботно.

— А что ты хотела сказать?

— Хотела сказать?

— За секунду до того, как отодвинуться от меня, ты сказала, что хотела… что? — Его рот дрогнул в улыбке.

— Я просто хотела что-либо сказать, чтобы разрядить обстановку.

Берт шумно вздохнул.

— Поделом мне. А я-то подумал, что ты собираешься сделать мне предложение.

— Какое предложение? — осторожно спросила Конни.

— Предложение завести бурный и страстный роман.

— Прямо в лифте?

Он кивнул.

— Конечно, времени у нас было бы немного, даже если ехать с остановками, но… — он насмешливо посмотрел на Конни, — кто знает, может, мы упустили самые волнующие секунды нашей жизни?

Констанция сделала большой глоток сока. Его слова вызвали в ее мозгу определенные образы. Щеки вспыхнули, сердце забилось быстрее. И, что самое плохое, эти образы были очень яркими и выразительными. На какое-то безумное мгновение ей захотелось, чтобы у них тогда все так и было.

— Если я не высплюсь, то завтра от меня толку не будет, — заметил Гилберт.

— Кстати, насчет твоей работы, — нарочито небрежно заговорила Конни. — Завтра я поеду с тобой и…

— Нет, спасибо. Ты занимаешься Эриком и только Эриком.

— Да, но если я буду с ребенком, то кто заснимет все…

— Почему ты все время споришь? — резко спросил он.

— Я не спорю, — ответила она. — Я просто предлагаю…

— А я предлагаю, чтобы ты помолчала!

Констанцию охватил приступ гнева.

— Я приношу извинения за то, что своим присутствием вношу проблемы в твою жизнь, а не решаю их, — горячо бросила она. — Но не надо так кричать, ты разбудишь малыша.

— Если Эрик спит, его не разбудит даже работающий молот, — заявил Гилберт, но все же понизил голос. — Тебе уже говорили, что у тебя дар выводить людей из себя?

Конни расправила плечи, гордо выпятив при этом грудь.

— Очень часто.

— А то, что ты сексуальная? — хрипло произнес Берт.

Он решительно притянул ее за шею к себе и поцеловал.

Его губы оказались крепкими и горячими. Конни от неожиданности подалась вперед и явственно ощутила, что и все тело у него тоже горячее и крепкое. Уцепившись за пояс Берта, чтобы удержать равновесие, она открыла было рот, намереваясь запротестовать, но это оказалось ошибкой. Его язык тут же скользнул между ее раздвинутых губ.

У Конни все поплыло перед глазами. Ее тело загорелось желанием и страстью. Какой-то внутренний голос шептал, что нужно отстраниться и, если мужчина будет возражать, оттолкнуть его. Но притягательная нежность его поцелуя лишила ее способности к сопротивлению.

Словно поняв, что она сдается, он ослабил объятия и погладил Конни по щеке. Весь ее гнев улетучился. Поцелуй стал глубже и мягче, его язык касался ее языка медленными, соблазнительно ритмичными движениями. А его пальцы медленно прошлись по ее шее и ниже, к открытому вороту рубашки.

Конни крепче сжала его пояс. Ее грудь налилась, соски набухли. Сейчас он коснется их… Она ждала этого. Она хотела почувствовать на своей груди его пальцы и… его язык. Она хотела…

Берт подался назад. Полузакрыв глаза, он тяжело дышал.

— Ты никуда не поедешь отсюда, — сказал он.

Конни недоуменно посмотрела на него. Куда ехать? — растерянно подумала она. Зачем?

— Ты будешь здесь с Эриком!

Придя в себя, она пожата плечами.

— Как скажешь, шеф. Тебе решать.

— Вот именно, — отозвался Гилберт и вышел из кухни.

Поверх голов собравшихся детей Констанция осмотрела холл.

— Здесь только один вход? — спросила она Гилберта.

— Да. Та дверь, что слева, ведет на кухню, а та, что справа, — в туалет. Но выхода на улицу там нет.

Конни улыбнулась.

— Это упрощает дело. Если погода будет хорошая, я подожду на улице неподалеку, — сказала она. — Но, если пойдет дождь, можно мне будет посидеть здесь где-нибудь в уголке?

— Думаю, что это не проблема.

Констанция и Гилберт решили поговорить с миссис Полой Робертс, директором детского сада. Вкратце сообщив ей о существующей угрозе похищения малыша, они предупредили, что Конни обязательно должна будет находиться рядом, чтобы обеспечить его безопасность.

Миссис Робертс, дама средних лет, в ответ просто пожала плечами. Она принимала все как должное, включая и появление Констанции в мужских шортах и рубашке и на роскошных высоких шпильках.