Когда Полудневый ради попытки осуществить побег на танке согласился пойти в ремонтную команду, он думал не столько о желанной свободе, сколько о возможности получить в руки мощное, грозное оружие. В лагерях военнопленных его не раз доводил до отчаяния тот факт, что один гитлеровец заставляет повиноваться своей воле пятьдесят, а то и сто человек пленных, среди которых нашлось бы немало людей храбрее, мужественнее и искуснее в военном деле своего надсмотрщика или конвоира. Один и сто, десять и тысяча... Их лагерь с двумя тысячами пленных охраняло не более сорока пяти немцев. Секрет такого соотношения состоял лишь в том, что в руках эсэсовцев были автоматы и пулеметы, а загнанные за колючую проволоку пленные не имели даже палок и камней. Полудневый мечтал об оружии. Для него было бы счастьем, если бы в его руках хотя бы на минуту оказался автомат или пулемет. Счастьем и чудом. Чудом потому, что Полудневый не знал случая, когда бы пленным удалось захватить оружие конвоиров или часовых. Такие попытки были, но, как правило, они кончались неудачно, и смельчаки расплачивались за них жизнью.

Полудневого не привлекало поспешное трусливое бегство на танке, он жаждал боя, ему нужно было нанести неожиданный сильный удар по врагу, серию таких ударов, только тогда бы он утолил хотя бы частично свою жажду мщения, снова почувствовал бы себя бойцом, настоящим человеком. Не удачный побег прельщал его, а победоносный бой, даже если бы бой этот закончился его гибелью. Поэтому Полудневый заранее обдумал с друзьями маршрут, по которому должен был пройти «тигр» после того, как он вырвется с базы.

Первым объектом для нападения определили бывший городской Дворец пионеров. Годун несколько раз попадал в группу пленных, какую гоняли в город на ремонт брусчатых мостовых, и утверждал, что на улице Пушкинской, переименованной немцами в улицу Бисмарка, в здании бывшего Дворца пионеров находится какая-то офицерская школа. В ней занимаются и укрепляют после госпиталя здоровье унтер-офицеры, получающие после короткой подготовки лейтенантские погоны. По словам Петра, курсантов было сотни две, он несколько раз видел, как они в две или три смены обедали в специально выстроенном возле летней кухни просторном деревянном павильоне.

И Полудневый повернул налево. В танке было темно, смотровая щель, засыпанная глиняным мусором, светилась тускло. Роман с трудом угадывал, где пролегает проездная часть улицы. Когда танк слегка перекосило и под левой гусеницей заскрежетал кузов «оппель-капитана», Роман даже не понял, что танк раздавил автомашину. Затем под правой гусеницей затрещал забор и захлопали падающие на землю стволы сломанных маленьких деревьев.

Двигаться, почти ничего не различая впереди, было опасно, и Полудневый рискнул: не сбавляя скорости, он одной рукой открыл дверцу люка, другой протер снятой с головы пилоткой смотровую щель и тут же захлопнул тяжелую дверцу. Стало светлей.

«Тигр» несся по улице, стряхивая с себя куски глины и кирпича, деревянные обломки, песок и пыль.

— Эй вы! — крикнул Полудневый, поворачиваясь. — Проверить пулемет. Сумеете стрелять?

— Сейчас попробую! — донесся голос Петуха. И послышалась короткая очередь.

— Отставить! — заорал Роман. — Куда стреляешь, мать твоя принцесса?

— Попробовал. Ничего не видать. Люк можно открыть?

— Петух, голову оторву! — отчаянно закричал Полудневый. — Старший в башне — Шевелев. Открывать огонь только по группам немцев и полицаев.

— А если один, да генерал? — Петух находился в самом приподнятом настроении. Шевелев толкнул его локтем — молчи, не время для веселья.

Лейтенант Бегнер, увидев, что танк повернул не на выезд из города, а к центру города, начал догадываться о намерениях тех, кто захватил машину. Первым его желанием было обогнать танк и, проскочив вперед, предупредить курсантов офицерской школы об опасности. Однако один из пулеметов танка дал короткую очередь, и Бегнер, решив, что он замечен и стреляют по нем, вильнул вправо, к забору, и притормозил. Тут он понял, что ошибся, но несколько секунд было потеряно. В это время «тигр» выскочил на брусчатку мостовой и, сбив одну за другой две встречных грузовых машины, помчался по улице Бисмарка.

Вот и здание бывшего Дворца пионеров. Лихой поворот на ходу левой, забегающей гусеницей, удар в ворота, и две створки из листового железа распахнулись, словно они были сделаны из тонкой фанеры. «Отличный, первоклассный водитель, — с тоской отметил про себя Бегнер. — Снова жертвы, много жертв».

Последняя смена курсантов закончила обед. В павильоне дежурные убирали со столов посуду, но двор между павильонами и трехэтажным домом был заполнен курсантами, готовящимися к построению. «Тигр» врезался в эту толпу, но, на удивление, только трое из стоявших невдалеке от ворот попали под гусеницы, остальные успели отскочить в сторону, открывая танку путь.

— Огонь!! — во всю глотку крикнул Полудневый. — Короткими очередями!!

Он резко завернул танк в сторону павильона, руша столбы легкой деревянной постройки. Под гусеницы попали вместе со столами, стульями несколько пытавшихся найти здесь убежище курсантов. Башня все еще была повернута пушкой и пулеметом назад. Пулемет застрекотал короткими очередями, но вскоре замолк.

Получилось жиденько, и это расстроило Полудневого, рассчитывавшего на большой эффект. Если бы внезапное нападение танка произошло буквально на пять минут раньше и Роман застал бы будущих гитлеровских офицеров в павильоне за десертом, он бы накормил этих молодчиков... Жалко, но уже ничего не поделаешь, возвращаться нельзя, нельзя терять и нескольких секунд, да и могут найтись у этих гадов настоящие, а не учебные противотанковые гранаты, мины или бутылки с горючей смесью. И отчаянные смельчаки среди них, конечно, найдутся — публика бывалая, на передовой обтертая, обстрелянная. Теперь надо снова вырваться на шоссе и выскочить к железнодорожной станции.

— Поверните башню пушкой вперед! — скомандовал Роман. — Ведите наблюдение за дорогой.

Башня начала вращаться. «Тигр» шел задворками, огородами, ломая, как спички, столбы, обрывая колючую проволоку изгородей. За ним почти впритирку несся подпрыгивающий на неровностях почвы мотоцикл с лейтенантом Бегнером.

То, что пережил Бегнер на ремонтной базе и во дворе офицерской школы, было самым ужасным в его жизни, но он не отказался от своего плана остановить танк, уничтожив тех, кто захватил машину. Только это спасало его от неслыханного позора и военно-полевого суда. Впрочем, был еще один выход — пистолет к виску... Кто бы мог подумать, вообразить: такую машину, последнее слово немецких конструкторов-танкостроителей захватили жалкие оборвыши, полутени-полутрупы. Немецкий танк в руках советских пленных! Эта стремительно движущаяся на гусеницах стальная крепость будет выведена из строя не в бою, не снарядами сверхметкой советской артиллерии, не бомбами, не отвагой искусных метателей бутылок с горючей жидкостью, а жалкими, едва передвигающими ноги дистрофиками. Перед тем, как покинуть машину, они, конечно, попытаются каким-либо способом привести ее в полную негодность. Но до этого они успеют наделать еще немало шума. Уже погибло несколько десятков немцев, из экипажа танка в живых остался, кажется, только он, лейтенант Бегнер.

Полудневый нашел просвет между домами, вывел танк на мостовую улицы Пушкинской и на этот раз повернул не к центру города, а туда, где шоссе ровной линией уходило к мосту, переброшенному через железнодорожное полотно. Как ни соблазнительно было проскочить на «тигре» по центру, пугая немцев и полицаев, Полудневый эту мысль отбросил — шуму будет много, а толку мало, да и рискованно очень. Еще в танковом училище их преподаватель, участник боев в Испании, рассказывал, в каком невыгодном положении оказываются танки, когда им приходится сражаться в крупных населенных пунктах без поддержки пехоты — за каждым домом их подстерегает опасность.

— Разобрались там? — крикнул Полудневый. — Снаряды есть?