Слух о взбесившемся немецком танке облетел город почти мгновенно, но вначале мало кто понимал истинный смысл происходящего. Возникали и высказывались дичайшие предположения: экипаж «тигра» перед отправкой на фронт перепился до такой степени, что решил показать тыловикам, где зимуют раки; среди немецких танкистов оказался шпион, и он удирает на танке к партизанам; какие-то новые советские сверхмощные самолеты доставили в глубокий тыл немцев танковый десант, и один из танков прорвался с целью разведки в город... Мысль о том, что «тигр» захватили занятые на ремонтных работах советские военнопленные, казалась самой нелепой и неправдоподобной.

Но постепенно фантастические домыслы отпали, и все свелось к двум словам: «русские пленные». Как все случилось, каким образом голодные, с трудом передвигающиеся люди оказались в «тигре» на месте бравых немецких танкистов и как сумели они управлять новой машиной, — никто объяснить не мог. Сейчас самым важным было то, что пленные, овладев мощным оружием, превратились в бойцов. Укрывшись за броней, они наносили врагам удар за ударом.

На квартиру к Верку прибежала знакомая Аллы, любовница начальника офицерской школы Катька Коровяк. Бледная, с круглыми от страха глазами, она, задыхаясь и прижимая руку к сердцу, сообщила новость, почти ничего не преувеличивая.

— Из базы «Заготскот», где твой начальником, вырвался самый страшный немецкий танк под названием «тигр». Развалил весь дом конторы и вырвался. А на танке — наши... Тьфу! Эти черти, пленные... Поняла? Танк здоровый! Перво-наперво напали на офицеров в училище. Восемь человек убито, не меньше, и раненые есть. Теперь этот танк носится по городу, душит немцев, где только найдет. На улицах полно разбитых машин, мертвые солдаты немецкие прямо на земле валяются. Даже один подполковник убит. Кошмар! Твоего видела — живой, невредимый, только лица на нем нет. Они все сейчас как помешанные. Такое делается... Тихий ужас!

Алла сообразила, что ей, пожалуй, лучше всего сидеть дома и ждать появления Верка. В том, что ее «повелителю» грозят серьезные неприятности, она не сомневалась и даже побаивалась, что эти неприятности могут коснуться и ее. Алла сперва не могла понять, почему у нее возникает такое тревожное чувство, но, поразмыслив хорошенько, поняла, что виной всему Люба. Мысль о Любе и раньше рождала неясное беспокойство. Не нужно было просить за нее Оскара. Какая Люба ей подруга? То, что было, ушло безвозвратно. Все изменилось, Люба стала ее врагом. Это можно было понять с самого начала. А как она вела себя при последней встрече... Вся насквозь фальшивая, ни одного искреннего слова. Пленные украли, захватили самый лучший танк. Какой ужас! Вот книга об этом «тигре». Оскар как-то принес, просматривал... Люба тоже заинтересовалась.

Алла взяла со стола книгу, рассеянно полистала ее, рассматривая чертежи, и вдруг обнаружила, что книга легко раскрывается на одних и тех же страницах, точно там пустота, недоставало нескольких листов. Так оно и есть — недостает тридцати двух страниц, шестнадцати листиков, они вырваны из середины книги. Книгу держала в руках Люба... Ну и что из этого? Книга, судя по ее виду, у многих побывала в руках. Кто-то взял и вырвал. Ну, а если это сделала Люба? Ведь Люба оставалась в комнате, когда она, Алла, уходила на кухню приготовить угощение. Боже мой! Если подлая Любка помогала пленным и это выяснится, — они все пропали — и она, и дурак Оскар, и Любка. Что делать? Разорвать, выбросить эту проклятую книгу, сжечь ее? Ни в коем случае, это сразу же вызовет подозрение у Оскара. Она ничего не знает, ничего не видела. Все может быть, но она, Алла, совершенно непричастна. Впрочем, рано она начинает паниковать. Может быть, Любу ни в чем и не заподозрят, может быть, она ни в чем не виновата. Ну, а если... А если она уже арестована и рассказала, где раздобыла, украла листики?

Алла вдруг представила себя на месте подруги и изумилась ее отваге. Вот это человек! Ведь знала, на что шла, и не побоялась. Алла упала лицом в подушку, разрыдалась. Это она подлая, ничтожная дуреха, а не Люба. Перед Любой нужно преклоняться.

Выплакавшись, Скворцова немного успокоилась: ведь она ничего не знает о Любе, о ее судьбе. Может быть, Люба совсем не замешана, а если замешана, то никто этого не знает и доказать не сможет. Нужно ждать Оскара, нужно спокойно ждать...

Верк явился домой под утро, грязный, смертельно усталый, подавленный мыслью, что, вполне возможно, за все случившееся придется отвечать ему, только ему. Мысль эта не оставляла Верка ни на минуту. Если бы его обвинили только в халатности, недосмотре, было бы полбеды. Нет, против него могут выдвинуть обвинение совершенно иного рода. Подруга Аллы мертва... Это хорошо, это может служить доказательством, что девушка ничего не знала о готовящемся побеге, иначе она заранее вышла бы из кладовой или отскочила к стеллажам. Нет, Любу нашли у самой двери. Правая гусеница «тигра» прошла оба раза по коридору, но дверь с деревянным переплетом осталась цела. Она так и стояла, слегка перекосившись, и в коридоре возле нее нашли трупы трех раздавленных танком мастеров, а по ту сторону двери под балкой лежала с окровавленным лицом кладовщица. Отскочи она хотя бы на шаг к стеллажам, смерть миновала бы ее. Но в момент первого удара танка девушка почему-то находилась у двери и дверь почему-то оказалась запертой изнутри не только на массивный крючок, но и на два оборота ключа во внутреннем дверном замке.

Верк не помнил случая, когда бы подруга Аллы запиралась в кладовой даже на крючок. Очевидно, Люба поступала так, чтобы не навлекать на себя каких-либо подозрений: дверь можно было открыть в любое мгновение, в любое мгновение можно было проверить, чем занимается кладовщица. Но в тот трагический момент, когда мастера пытались укрыться в кладовой, дверь оказалась закрытой на крючок и на ключ. На два оборота ключа... Верк открыл замок, никто этого не заметил, ключ у него в кармане. Крючок... Крючок кладовщица могла накинуть раньше — слишком уж начали ей надоедать своими визитами подвыпившие танкисты. Свидетели мертвы. Ну, а если найдутся немые свидетели, подтверждающие, что кладовщица была заодно с теми, кто готовился захватить танк и помогал им? Тогда никто не будет сомневаться, что она намеренно закрыла дверь в кладовую, обрекая тех, кто находился в коридоре и в противоположных комнатах, на смерть. И протянется цепочка: пленные, угнавшие танк, — кладовщица, помогавшая им, — любовница начальника ремонтной базы, ходатайствовавшая за свою подругу, — и сам гауптман Верк, которого до этого дня многие считали счастливчиком, прямо-таки баловнем судьбы.

Боже, чего только не натерпелся он за этот день! Какие только картины не мелькали перед его глазами, сколько было гневных взглядов, криков, дурацких приказов, истерик, упреков, докладов разгневанным начальникам, попыток что-то сделать, исправить положение и до того, как «тигр» загорелся, и после того, как вместе с танком запылал деревянный мост. Бегали, суетились, орали, подбирали убитых и раненых. Кажется, хладнокровнее всего вели себя подполковник Гизлинг и оберштурмфюрер Брюгель. Оберштурмфюрер сохранял на своем лице демоническое выражение, он ни разу не взглянул на Верка, не сказал ему ни единого слова. Он скажет то, что ему выгодно, в другом месте, он-то не станет выгораживать Верка. Черт возьми, почему эта девчонка закрыла дверь на ключ? Два оборота... Может быть, она растерялась, хотела выскочить в коридор, делала не то, что нужно, и повернула ключ не в ту сторону? Сейчас он узнает... Если хотя бы одно из его подозрений подтвердится, он будет знать точно.

Алла не спала, она ждала его. Совершенно трезвая. Прибавила огня в лампе и бросила на него сочувствующий, понимающий взгляд. Не стала ни охать, ни расспрашивать, сказала как-то по-матерински, заботливо:

— Умойся. А я подогрею мясо и сварю кофе.

Давно ее голос не звучал так сердечно и ласково.