— У меня получилось, Парри. Я знаю, что получилось!

— Разве? Посмотрись в зеркало или… Взгляни хотя бы на свои ладони!

Держательница качнула головой, и я невольно испугался, что исхудавшая шея переломится раньше времени. Прежде чем будут даны все ответы.

— У меня получилось. Ты не верил, и зря. Ты никогда не верил мне до конца!

— Ты умираешь, Доррис. И ты должна это хорошо понимать. Посвящение никогда не делают в одиночку. Думаешь, правило было придумано просто так?

— Они просто не желают делиться… А вот я бы поделилась. С тобой. — Она-он шагнула вперед и упала, не удержавшись на остатках ног. — Я бы поделилась. Если бы ты хоть немного мне верил.

— То, что ты сделала… Это было глупо. И опасно.

— А ты всегда старался меня защитить, не так ли? — Держательница зашлась в сухом кашле. — Не вылезал из седла, только бы не дать мне попробовать провести посвящение… Я же знаю, что ты хотел найти пропавших первым. Найти и вернуть.

— Потому что они заслуживают жизни. Как заслуживала и ты.

— Разве это жизнь? — всхлипнул скелет в белой мантии. — Я умирала, Парри. Ты же сам видел! Мне оставалось совсем немного. Год. Два от силы. А посвящение вдохнуло бы в меня новую жизнь!

— Ты должна была испросить разрешения.

— И они бы позволили? Ерунда! Они слишком цепко держатся за свои привилегии, эти старые жирные сучки! Я умирала, пойми. И всего лишь сделала то, что мне оставалось.

Прибоженный покачал головой:

— У тебя всегда оставался и другой путь. Принять свою судьбу.

— Как принял ты? Да ты просто всегда был трусом и слабаком! Ты ведь мог тогда заступиться за меня перед всеми? Мог. Но промолчал. Или сам поверил, что я виновата в твоем изменении? — Руки держательницы, на которые она-он опиралась, чтобы оставаться в сидячем положении, подломились, и то, что медленно, но верно переставало быть человеком, окончательно рухнуло в ворох белой ткани. — Ты верил… Верил кому угодно, но только не мне…

Последние слова прозвучали уже еле слышно, следом раздалось что-то вроде всхрипа, и неподалеку от первого мертвеца упокоился второй.

— Что все это значит? — повторил я свой неуместный, но важный вопрос.

— Она провела посвящение, — сказал прибоженный, подходя к останкам держательницы. — И погибла, потому что не имела права это делать.

— А тот? Почему умер он? И почему…

— Я не могу рассказать вам все: это не моя тайна. Да и не знаю всего. Но каждый из нас должен пройти посвящение, чтобы не погибнуть еще до наступления совершеннолетия. Наша плоть… Она меняется дважды. Первый раз, когда проступают признаки двуполости, второй чуть позже. Примерно к восемнадцати годам. Это похоже на лихорадку, но всегда у кого-то болей меньше, у кого-то больше. И если не провести обряд… — Он-она повернулся лицом к мертвому парню. — Произойдет что-то вроде этого.

— И никто не выживал без обряда?

— Никто не пробовал. Это страшно, чувствовать, как твое тело перестает тебя слушаться.

— Но даже потом вы живете…

— Не вечно. Ну и что? Каждому отмерен свой срок. Наверное, я тоже скоро умру, ведь изменения у нас начались почти одновременно.

— У вас?

Прибоженный кивнул:

— Ее взяли в мою семью приемышем. Но любили как родную дочь, пока не стало ясно, что Доррис двупола.

— А потом возненавидели?

Он-она грустно улыбнулся:

— Не сразу. Только после того, как со мной начало происходить то же самое. Легко было решить, что виновата она. Что заразила меня. Я и сам верил. Но несмотря ни на что не переставал ее любить. Родители выгнали Доррис вон. Даже не послали весть о ней в ближайшую кумирню. А меня… держали взаперти. Надеялись, что болезнь отступит. Конечно, потом им пришлось меня отпустить, но я искал свою возлюбленную несколько долгих лет, а когда встретил, едва узнал. — Прибоженный опустился на колени рядом с телом держательницы. Вернее, теперь уже рядом со скелетом. — Она была обозлена на весь свет и исступленно мечтала о власти. Только в редкие минуты Доррис становилась похожей на себя юную, ту, в которую я влюбился. И это давало надежду. Я следовал за ней повсюду и старался повернуть все вспять. Иногда казалось, что это мне удается… Но потом случались новые приступы страха и злости. Она даже обзавелась собственной стражей, чтобы никто и никогда не смог ее выгнать! Бедняжка. Ей было больно и плохо, я знаю. Но она не желала искать утешение в моих объятиях. — Он-она ласково провел ладонью по темным волосам. — И все же ты в них окажешься, любовь моя… Потому что больше не сможешь сопротивляться.

Чувствовалось, что обстоятельства подходят к тому пределу, за которым наши пути обязаны разойтись, и я спросил, используя последние минуты:

— И куда теперь денутся стражи божьи? Оставите их при себе?

— Я вернусь в обитель. А эти юноши… Они могут стать стражей, только уже обычной. Если захотят. Я позабочусь об этом.

Прибоженный склонился над мертвой возлюбленной, и даже тупой от рождения человек догадался бы, что их пора оставить вдвоем, но меня что-то словно тянуло за язык.

— А то, что она говорила… Про обряд. Он и правда мог продлить ее жизнь?

Он-она помолчал, глядя в закрывшиеся глаза держательницы.

— Мог. Если бы она пошла другой дорогой. Но тогда она не была бы самой собой. Той, которую я полюбил.

Наверное, по возвращении у меня был слишком растерянный вид, потому что демон по имени Конран, успешно избавившийся от общества Смотрителя Ганна-Ди, и сам переменился в лице, когда я вошел в трактирную залу.

— Трудный выдался день? — спросил он, заботливо наполняя мою кружку элем.

День? Итоги подводить рановато. Только половина прошла, но сегодняшних событий хватило бы и на целый месяц.

— Никогда не любил кумирни и их приживал, — сказал я и сделал самый большой глоток, на какой был способен. Хмельные пузырьки полопались, оставляя на языке терпкую горечь, и скользнули внутрь, обжигая горло. — Забористое…

— Надо было налить чего полегче?

Он тревожился. Совершенно искренне, а в сочетании с девичьими чертами лица это выглядело и вовсе трогательно.

— Нет, скорее уж покрепче.

— Что стряслось? — Лус наклонилась над столом.

— Ничего смертельного, — успокоил я, а про себя добавил: «Надеюсь».

— Выглядишь странно.

— Насколько?

— Ну… — Демон задумался. — Как будто тебя огрели по голове.

В каком-то смысле так оно и было. Начиная со встречи на замковой стене.

— Помнишь, ты говорил, что тебя казнили за поклонение старому богу?

Ни одна черточка на девичьем лице не дрогнула, сохраняя невинное выражение, но ответ прозвучал холодно:

— И не горю желанием повторить это.

— Не нужно. Лучше расскажи мне о том боге.

— Я ничего не знаю о нем.

Скорее всего, демон просто не желал разговаривать на предложенную тему, но другого источника сведений у меня все равно не было.

— Он ушел из вашего мира, верно? А как давно это случилось?

Лус хмуро сдвинула брови:

— Очень давно. Несколько императоров назад. А каждый из наших императоров жил очень долго.

— И его уход отрезал вас от природной магии?

— Так говорят. Я не прислушивался.

— А может быть так, что…

Возможно, мне следовало молчать об увиденном и услышанном. Для своей же безопасности. Но оставлять в неведении того, кто простился с жизнью из-за полубезумного чудака, было как-то нечестно. Не по-человечески.

— Что может быть? — бесстрастно переспросил демон.

— Это был человек. Один из вас. Умный, умелый. А еще очень настырный. Однажды он всего лишь захотел раздвинуть границы мироздания и… раздвинул. Только они захлопнулись за его спиной, заодно не позволяя вернуться и магии, которую он унес с собой.

На лице Лус отразилось сомнение, но я все-таки продолжил:

— Наверняка он не в одиночку искал свой путь. Были помощники, ученики, друзья. Они пытались найти его и вернуть обратно, только уже не чудесным образом, потому что не могли воспользоваться своей магией. Зато на помощь пришла магия самого мира. Правда, она позволяла переносить лишь сознание, а не тело…