— Поездка была для них весьма утомительной. Они не смогут уехать из Норвегии, пока господин Бенеке не подготовит для них в Берлине место, где они смогли бы остановиться.

Поэтому советник германской миссии позволил себе просить министерство иностранных дел Норвегии разрешить супруге г–на Бенеке и ее ребенку временно остаться в стране.

Министерство иностранных дел ответило немедленно: господа Бенеке и Опитц должны покинуть Норвегию в течение восьми дней после 4 апреля. (По воле судьбы вид на жительство Бенеке в Норвегии, согласно отметке в его паспорте, определялся сроком ровно в два года начиная с 11 апреля 1938 года.) «Тем не менее, — говорилось в ответе министерства, — госпожа супруга помощника торгового атташе окажет большую честь, если останется с ребенком в Норвегии еще на один месяц. Разумеется, госпожа Бенеке может продолжать жить в вилле на Блумменхольме, где она будет пользоваться дипломатической неприкосновенностью». Советник германской миссии фон Нейгауз поблагодарил норвежцев за такую доброжелательность и обещал сообщить министерству иностранных дел Норвегии письменно о точной дате выезда упомянутых господ. Со своей стороны германская миссия просила Юханнессена сообщить об отъезде этих немецких граждан шведским властям, потому что Бенеке хотел бы уехать через Швецию на автомашине или поездом. Вернувшись в миссию, фон Нейгауз доложил обстоятельства дела посланнику Брэйеру, и тот немедленно направил в Берлин новую срочную депешу:

№ 458

Совершенно секретно

5 апреля 1940 года, 17 час. 05 мин.

Берлин, министерство иностранных дел,

советнику фон Гейден–Риншу (лично)

Норвежское министерство иностранных дел согласно с тем, чтобы Бенеке и Опитц… покинули страну в течение восьми дней начиная с 4 апреля. По просьбе Бенеке, его жене с ребенком разрешено остаться в Норвегии еще на месяц.

Брэйер

Пока развертывались эти события, радиопередатчик, находившийся в доме на улице Сульвиквейен, работал с полной нагрузкой. Опитцу даже некогда было спокойно перекусить. Наспех проглатывая пищу, он не снимал наушники, чтобы быть уверенным, что из Берлина не поступило новых запросов, на которые требовалось отвечать немедленно и точно. Непрерывно шла шифровка и расшифровка сообщений, ни на минуту не прекращался монотонный писк аппарата Морзе. И днем и ночью кипела напряженная работа. Автомобиль Бенеке носился от здания миссии к Блумменхольму и обратно. Между Осло и Берлином велся непрерывный радиоразговор. Вконец измученный, майор расшифровал при свете утренней зари 6 апреля последнюю телеграмму из центральной канцелярии абвера, где говорилось о приезде двух господ на аэродром Форнебу в 10 часов утра.

В первой половине того же дня Бенеке посетил доктора Брэйера и с глазу на глаз сообщил ему, что 9 апреля Норвегия будет оккупирована германскими войсками. При этом Бенеке заметил, что он не имел права извещать посланника об этом, но, учитывая происходящий обмен нотами между миссией и норвежским министерством иностранных дел, он не мог больше молчать.

Для доктора Брэйера это известие было подобно грому средь ясного неба. Берлин ни единым словом не намекал ему о подобных вещах. Посланника держали вне игры. Разумеется, он был очень благодарен майору за такое сообщение.

К концу дня германская миссия направила норвежскому министерству иностранных дел вторую ноту, в которой сообщало, что помощник торгового атташе Бенеке покинет Норвегию 11 апреля.

Итак, поединок был выигран. Чтобы не вызывать ненужных подозрений, Бенеке оставил свою жену с ребенком в критическую ночь на 9 апреля в вилле на Блумменхольме. Дом пользовался правом экстерриториальности и, следовательно, был надежно защищен от всяких случайностей. Кроме того, в доме помимо жены с ребенком и прислуги жили повариха и ее муж. Но Бенеке решил, что этого мало, и попросил свою секретаршу фрейлейн Хюллеман переночевать эту ночь в его вилле. Эта девушка была прислана в Осло адмиралом Канарисом за несколько дней до указанных событий и жила в пансионате в районе парка Фрогнер, где останавливались главным образом британские подданные.

В капкане, но поздно!

Новержская тайная полиция и полиция по делам иностранцев работали довольно энергично. Уже с конца 1937 года они не спускали глаз с германского подданного Бертольда Бенеке, называвшего себя инженером, директором и даже доктором. Этот подвижной господин, манипулировавший званиями, явно просчитался. Указывая в анкетах при посещении городов различные профессии, подозреваемый иностранец должен был вызвать подозрения полиции при просмотре анкет гостиниц и частной корреспонденции иностранцев.

Однако только после начала войны, в сентябре 1939 года, было признано необходимым установить систематическое наблюдение за действиями и маршрутами движения этого таинственного человека. Не прошло и двух недель, после того как западные державы объявили Германии войну, как в германское торговое представительство в Осло, где господин Бенеке уже давно числился помощником атташе, прибыл новый сотрудник, некто господин Опитц. В течение весны и лета Бенеке слишком редко находил время для решения вопросов торгового сотрудничества между Норвегией и Германией. Он был страстным путешественником, ездил по стране, и у него просто не хватало времени для того, чтобы заниматься многочисленными и весьма запутанными торгово–политическими делами.

Довольно скоро обнаружилось, что за помощником торгового атташе везде и всюду следует и новый сотрудник — господин Опитц. Но по–прежнему никто не знал, каковы истинные цели деятельности «коммерсанта» Бенеке.

Некоторое время Бенеке и его правая рука Опитц жили в «Гранд–отеле», затем они переселились в роскошную гостиницу поблизости от королевского дворца, но полиция никак не могла ничего заподозрить.

В течение осени были арестованы несколько норвежских немцев, которые действовали по заданиям Бенеке. В то время помощник торгового атташе вместе с Опитцем развили весьма бурную деятельность в доме по улице Конглевейен, используя для каких–то неясных целей коротковолновый радиопередатчик.

Вероятно, они узнали, что норвежская тайная полиция засекла работу радиопередатчика, так как вскоре их по этому адресу уже не оказалось. Но не прошло и нескольких дней, как полиция и спецслужба министерства обороны Норвегии снова запеленговали их, на этот раз уже на Блумменхольме. Было установлено, что в обоих этих случаях радио передавало одни и те же кодовые сигналы и шифрованные позывные. И все же норвежцы не решались побеспокоить германских «коммерсантов», потому что располагали пока еще недостаточным количеством фактов. Важно было не только покончить с незаконными действиями немцев на территории Норвегии, но, собрав веские и неопровержимые доказательства вины, поставить германскую миссию в такие условия, чтобы ей нечего было бы возразить. Действовать более решительно руководители министерства иностранных дел Норвегии в то время не хотели, пытаясь балансировать между великими державами. На этом этапе норвежцам была очень выгодна политика нейтралитета, а она требовала, чтобы с сильными державами игра велась осторожно.

Так проходили недели и месяцы.

Шведская полиция в этот период была тоже целиком занята распутыванием подобных дел. Адмирал Вернер Штеффан, военно–воздушный и морской атташе Германии в Стокгольме, в течение осени 1939 года создал широко разветвленную шпионскую сеть во всех крупных скандинавских портах. Это давало Германии возможность следить за действиями Норвегии и Швеции в торговой войне между крупными державами. Шведская полиция безопасности довольно рано напала на след предприимчивого военно–морского атташе и держала в поле зрения не только его самого, но и его агентов. И все же профессиональный опыт подсказывал норвежским и шведским руководителям, что нельзя переходить к решительным действиям раньше времени. Это, рассуждали они, наверняка помешало бы устранить зло вместе с его корнями; другими словами, преждевременные действия не дали бы возможности раскрыть всю шпионскую организацию немцев в Скандинавии. Ведь как бы там ни было, а предоставление шпионам, после того как они уже засечены, возможности продолжать еще некоторое время свою деятельность помогает лучше и полнее узнать структуру и методы действий шпионской организации.