— Я ищу маму. Вчера в лесу во время артиллерийской перестрелки мы разбежались в разные стороны. И вот уже сутки не могу ее найти. Обежал все окрестные деревни, а ее нет… Отпустите меня. Мне надо ее найти, я пойду искать маму. Отпустите…

Гитлеровец ткнул его стеком в подбородок и зло прошептал:

— Ты все врешь, противны малтшик. Я вижу, ты врешь, ты все врешь. Ты считай танки. Говори правда, я тебя сейчас буду стрелять.

И офицер вытащил пистолет и приставил его к спине Пети. Мальчик опять залился слезами, испуганно смотрел на долговязого немца, а в душе проклинал его и лихорадочно искал путь к спасению. Опять и опять повторял свою легенду.

Фашист долго и зло смотрел на мальчика, а затем взмахнул стеком. Петя нагнулся и тут же почувствовал страшную боль на спине, словно ему приложили каленую проволоку. Офицер в бешенстве процедил сквозь зубы:

— Руссише швайне. Руски свинка. Ты мне все скажешь, будешь сидеть в тюрьма. Там тебя бистро научат говорить правда.

Долговязый подозвал солдата, что-то ему сказал, и тот, толкнув мальчика в шею, погнал его к приземистому каменному дому, построенному еще в царские времена. Его бросили в подвал этого дома, где находилось около десятка мужчин разного возраста. Старик с кровоподтеками на лице тяжело закряхтел, вздохнул, перекрестился и проговорил:

— Что делается? Что делается, люди родные? Уже стали бросать и детей. Разве это люди?.. Ироды — вот им имя. Звери!

Старик подвинулся на соломе и предложил Пете устраиваться. Не разговаривая, мальчик лег на освобожденное место и от усталости и пережитого сразу заснул. Проснулся Петя от сильного пинка в в бок. Он разомкнул глаза и увидел рыжего полицейского со свастикой на пилотке и повязкой на левой руке с немецкой надписью: «На службе германских военных сил». Рыжий детина опять замахнулся ногой в кованом сапоге, от которого уже и так болел бок у мальчика, и, обдав самогонным перегаром, прорычал:

— А ну, гаденыш, вставай! На допрос!

Петя вскочил и, подталкиваемый полицейским, вскоре оказался в небольшой соседней избе, где его встретил холеный, высокого роста, полный эсэсовец. Он долго изучающе смотрел на мальчика, а затем на чистом русском языке ласково произнес:

— Я вижу, ты голоден. Вот тебе курица, молоко, хлеб, яйца. Кушай, потом поговорим.

Эсэсовец, оставив мальчика одного с такой аппетитной едой на столе в большой железной миске, удалился из комнаты. Петя был очень удивлен такому началу допроса. Он готов был к самому худшему, а здесь темно-русый, полный офицер предлагает ему покушать. Только в камере мальчик узнал, что попал в руки хитрого и жестокого следователя полиции службы безопасности и СД белоэмигранта Бориса Пшека. Для своих подследственных он признавал только два приговора: человек с простреленной головой оказывался либо во рву за селом, либо в лагере военнопленных в Ивановском, где господствовали голод, болезни, издевательства и в конечном итоге смерть.

А Петя смотрел на оставленную эсэсовцем пищу и думал: «Кушать ли ему фашистские продукты?» И тут он, приняв решение, что силы ему еще понадобятся, набросился на курицу. Он обгладывал ее последние косточки, когда вошел следователь. Одобрительно крякнув, эсэсовец усмехнулся и сказал:

— Молодец. Быстро управился. А теперь приступим к делу. Расскажи-ка, что ты делал в селе? Кто послал тебя сюда?

Петя тяжело вздохнул, посмотрел твердо в глаза гитлеровцу и продолжил свою легенду. Его никто никуда не посылал. Он искал свою маму. Она во время артиллерийской перестрелки сильно испугалась и куда-то убежала. Теперь он занят ее поиском. Может, мамы уже нет и в живых. И Петя заплакал, растирая грязным рукавом по щекам обильные слезы.

Допрос длился уже больше двух часов. Петя, всхлипывая иногда, продолжал говорить одно и то же. Гитлеровца начало покидать самообладание, он стал кричать, топать ногами, пугать Петю всеми смертными карами. Мальчик стоял на своем. И он опять заплакал. Тогда эсэсовец вызвал солдата огромного роста, почти полностью загородившего окно, от чего в комнате стало совсем темно. Он стал около Пети в одной рубашке с засученными рукавами и с улыбкой смотрел на мальчика.

Следователь надел кожаную перчатку, сильно тряхнул Петю за плечо и зло сказал:

— Я отдаю тебя в распоряжение бывшего боксера Ганса Клюге. Посмотри на этого верзилу, на его руки. Он добивается признаний не у таких цыплят, как ты. Мне жалко тебя, поэтому я даю тебе еще две минуты. Итак, кто тебя послал в село? Повторяю, я жду всего две минуты.

Эсэсовец снял с руки часы и положил их перед Петей. Секундная стрелка быстро обежала циферблат и пошла на второй круг. Петя молчал.

И тогда следователь махнул рукой палачу, а сам вышел из комнаты. Солдат с улыбкой подошел к Пете и легонько ударил по лицу. Потом сильнее и сильнее. Мальчик молчал, лишь слезы обильно текли по его щекам. А его истязатель достал тонкую проволоку, покрытую резиной, и дважды протянул ею по спине мальчика. Петя закричал, солдат ударил его в челюсть, и он потерял сознание.

Сколько времени избивал его бывший боксер Клюге, Петя не помнил. Очнулся он на соломе от добрых и ласковых прикосновений чьих-то рук. Мальчик приоткрыл глаза и узнал старика с кровоподтеками на лице. Он плакал, проклиная Гитлера и всех его солдат, а крупные слезы падали на Петю. Юный разведчик взял руку старика, тихо пожал ее и прошептал:

— Не надо, дедушка, плакать, мне уже почти не больно.

В подвале Петя находился уже третьи сутки. На допрос его больше не вызывали, и мальчик отлеживался, залечивая свои раны. Почему оставили его гитлеровцы в покое? Можно только предположить — они решили, что он действительно искал свою пропавшую мать и случайно появился в Ивановском. А старика, дедушку Ксенофонта, как представился он Пете, фашисты вскоре увели, и больше тот его не видел.

Утром 20 августа Петя с шестью обитателями подвала под крики и пинки гитлеровцев был доставлен в Ивановский лагерь для советских военнопленных. Мальчика по каким-то соображениям не добили в полиции безопасности и СД, и вот теперь здесь, в этом страшном лагере, его должны были уничтожить-другие фашисты.

Но прежде гитлеровцы решили использовать его на постройке дотов и других оборонительных сооружений. Петю включили в команду военнопленных-красноармейцев, которой негласно руководил небольшого роста, широкоплечий пожилой артиллерист. Этому человеку беспрекословно подчинялись в команде. К удивлению многих, к нему с каким-то уважением относились даже некоторые охранники. А красноармейцы не только подчинялись, но и любили его за веселый нрав, шутку и сильную волю. Было видно, что и в самые трудные минуты он никогда не терял бодрости духа. Около этого человека решил держаться и Петя.

В лагере гитлеровцы вместе с виселицами, постоянной слежкой и постыдными телесными наказаниями применяли подкуп и идеологические воздействия, разжигали национальную вражду среди военнопленных. И несмотря на это, среди оборванных и крайне истощенных красноармейцев группы артиллериста царила атмосфера дружбы и взаимопомощи. Каждый делился последним куском хлеба, махоркой, а если не было этого, старались подбодрить друг друга добрым словом. Особое внимание уделялось раненым и больным.

Мальчика сразу заметил артиллерист и приказал тому находиться рядом с ним. Вместе они таскали тачки, пилили доски, рыли землю. А вечером артиллерист в углу ветхого и сырого барака слушал рассказ Пети о его нелегкой судьбе. Однако тот ни словом не обмолвился ему о разведке и впоследствии будет долго об этом сожалеть. Здесь, в бараке, его новый товарищ предложил план побега из этого страшного лагеря, в осуществлении которого помогут Пете военнопленные. Этим постоянно голодным, ожидавшим каждую минуту пулю в спину людям было жалко шустрого и находчивого мальчишку, который вряд ли мог долго протянуть в этой гитлеровской «кухне смерти». И они решили устроить мальчику побег, который был назначен на следующий день.

Ночь у Пети прошла в томительном ожидании выхода на работу. А днем он следил за артиллеристом и ждал от него условленного сигнала. И он дождался его. По сигналу Петя моментально нырнул в небольшой ящик, стоявший в углу полуразрушенного блиндажа. Военнопленные тут же забросали ящик обрезками досок, ржавым железом и промасленной бумагой.