Посвящение стихотворения императору вызвало сомнение и С. П. Шевырева, человека консервативных взглядов, близкого Гоголю, выполнявшего многие его поручения, в частности по подготовке публикации «Выбранных мест…“: “Как ты мог сделать ошибку, нашед в послании Пушкина к Гнедичу совершенно иной смысл. Смысл неприличный даже?». Гоголь ответил Шевыреву, отвергая версию Гнедичa, прилагая к письму не пропущенный цензурой его рассказ о происхождении стихотворения Пушкина и приписку: «Слух о том, что это стихотворение Гнедичу, распустил я. С моих слов повторили это ''Отечественные записки''». Не понятно: зачем Гоголь распустил такой слух? Не исключено, что Николай не хотел, чтобы стихотворение было опубликовано и связывалось с его именем (как и стихотворение «Друзьям»). В примечаниях к этому письму в советском Полном собрании сочинений Гоголя приписка не приводится, о версии адресата — Николая I не упоминается, о стихотворении сообщается: «посвященного, как установлено советским пушкиноведением, Н. И. Гнедичу».

Против версии посвящения Николаю выступили также В. Ф. Саводник («Заметки о Пушкине//“Русский архив». 1904, N 5) и Н. О. Лернер (примечания к стихотворению в издании сочинений Пушкина Венгеровым, Т.6, 1915.С.461-4).

В советское время версия посвящения стихотворения Гнедичу стала основной, канонической. По той же причине, что и правка Л. В. Крестовой мемуаров Смирновой-Россет. Рассказ Гоголя сочли выдумкой, о мнении Жуковского и Россет обычно не упоминали, вообще о версии посвящения Николаю забыли. Необходимо было доказать, что не царь — адресат панегирического стихотворения. Что и было сделано, довольно убедительно, в статье Н. Ф. Бельчикова «Пушкин и Гнедич. История послания 1832 года» (Пушкин. Сборник первый. Редакт. Н. К. Пиксанов. М.,1924).

Версию Гнедича подтвердил своим авторитетом Б. В. Томашевский: «Стихотворение является ответом на послание Н. Гнедича ''А. С. Пушкину по прочтении сказки его о царе Салтане и проч. (1831)'' <…> Первой строкой стихотворения Пушкин напоминал Гнедичу об адресованном ему в 1821 г. послании Рылеева, где имеется стих:

В 1832 г. всякое прямое упоминание имени Рылеева было воспрещено». О версии Николая здесь не упоминалось. Более того, стихи связывались с революционной традицией декабристов, от которой Гнедич был далек, как и Пушкин в 1830-е годы. Вряд ли можно также согласиться с толкованием Томашевским слов «Он сетует душой на пышных играх Мельпомены» (в стихотворении Пушкина они противопоставлены «забаве площадной <…> лубочной сцены»), как характеристику Гнедича — «театрального деятеля» (курсив мой — ПР).

Поддержали версию посвящения Гнедичу Б. С. Мейлах в примечаниях к стихотворению «С Гомером…» (Стихотворения Пушкина 1820–1830 годов. Л., 1974) и В. Э. Вацуро в превосходной в целом статье «Пушкин в сознании современников» («Пушкин в воспоминаниях современников», любое издание): версия Гоголя и здесь была объявлена выдумкой. Говоря о «Выбранных местах…» Гоголя, видя в них начало «мифологизации» Пушкина, Вацуро считал «ярчайшим её примером <…> полностью изобретенный Гоголем рассказ о стихотворении ''С Гомером долго ты беседовал один''…». Мотивировки такого вывода в статье не дано.

Итак, казалось, что истина окончательно установлена. В изданиях произведений Пушкина стихотворение без всяких оговорок печатается под названием «К Гнедичу». Только в последние годы, в частности в связи с пушкинским юбилеем 1999 г., вспомнили вновь о версии посвящения Николаю. Полемика возобновилась. В. Ю. Белоногова в статье «Гоголь о „тайне“ пушкинского стихотворения „С Гомером долго ты беседовал один“» («Грехневские чтения». Нижний Новгород, 2001) повторила официальную версию, но все же упомянула, как мифотворчество Гоголя, версию Николая.

Не останавливаюсь на популярных публикациях, значительная часть которых имеет к научным исследованиям косвенное отношение (М. Зубков, А. Макаров, М. Искрин и др.). Большинство авторов решительно отвергает версию посвящения Николаю, нередко довольно агрессивно. Но всё же иногда высказывается мнение о неувязках при одностороннем отнесении посвящения и к Николаю, и к Гнедичу. Сомнение в верности версии Гнедича высказано в книге Л. М. Аринштейна «Пушкин. Непричесанная биография». С осуждением её автора выступил Н. В. Перцов в статье «Непричесанные мысли о ''Непричесанной биографии''». Перцов считает основной версию Гнедича, но признает, что в ней имеются противоречия: «Можно согласиться с тем, что при отнесении стихотворения к Гнедичу возникает целый ряд неувязок, но, увы, таковые возникают и при безоговорочном отнесении его к Николаю I». Примерно такую же позицию занимает В. И. Мельник («Библейский контекст одного из стихотворений А. С. Пушкина“). По его мнению, текст, даже без присоединенных позднее строк, “заставляет думать о том, что стихотворение должно было быть посвящено прежде всего Н. Гнедичу <…> Всё сказанное, правда, совсем не исключает того, что фигура Николая I так или иначе нашла отражение в стихотворении».

В. А. Воропаев, напротив, считает основной версию посвящения Николаю, но тоже с оговорками, предположив, что версия Гнедича могла быть привходящим вариантом, так как смысл стихотворения не может быть объяснен до конца версией Николая; «Возможно, что Пушкин имел в виду и великий труд Гнедича, и Государя Николая Павловича (его, может быть, более), читавшего „Илиаду“, которая и была ему посвящена переводчиком».

:. Сомнение в версии посвящения Гнедичу выражено и в примечаниях к публикации «Выбранных мест…» в интернете: «Однако обращенность данного стихотворения к Гнедичу проблематична. Вопрос требует дальнейшего изучения».

Приведу послание Гнедича, которое, по словам исследователей, побудило Пушкина написать стихотворение «С Гомером…“:

А. С. Пушкину по прочтении сказки о царе Салтане.

Послание хвалебное, но, по-моему, причиной создания стихотворения “С Гомером…» вряд ли является. Не похоже на восхищение и отношение Пушкина к Гнедичу, всегда доброжелательное, дружественное, но не более того. Пушкин отправил Гнедичу несколько писем, в основном в начале 1820 гг. Тон их всегда сочувственный, почтительный. Гнедич и старше на 15 лет. Письма крайне вежливые, так младший может писать старшему, глубоко уважаемому, но не близкому человеку. Одно из писем, 23 февраля 1825 г., из Михайловского, самое похвальное: «Вам обязан „Онегин“ покровительством Шишкова и счастливым избавлением от Бирукова. Вижу, что дружба Ваша не изменилась, и это меня утешает». В комментарии отмечено, что речь, видимо, идет о первой главе «Евгения Онегина», о каком-то заступничестве Гнедича перед министром просвещения А. С. Шишковым и избавлении от придирчивого цензора А. С. Бирукова. Гнедич для Пушкина «мэтр», по крайней мере Пушкин старается это показать: «Когда Ваш корабль, нагруженный сокровищами Греции, входит в пристань при ожидании толпы, стыжусь Вам говорить о моей мелочной лавке № 1 <…> Ничего не пишу, а читаю мало, потому что Вы мало печатаете». Следует добавить одну деталь. Еще до южной ссылки Пушкина Гнедич оказался издателем поэмы «Руслан и Людмила» и выдал Пушкину, очень нуждавшемуся в деньгах, значительно меньшую сумму, чем получил сам за её издание. 19 августа 1823 г. Пушкин писал из Одессы Вяземскому: «Мне до тебя дело есть. Гнедич хочет купить у меня второе издание ''Руслана'' и ''Кавказского пленника'' — но timeo danaos, т. е. боюсь, чтоб он со мной не поступил, как прежде». То, что издал, в комментариях обычно указывается, то, что обсчитал, как правило, нет.