Следует помнить, что, кроме перечисленных выше цензур, существовали еще две, духовная и почтовая. И та, и другая действовали весьма активно. Последняя занималась перлюстрацией писем, причем в круг ее попадала и переписка весьма высокопоставленных особ, занимавших важные государственные должности.

Цензурные гонения во время царствования Александра III достигают огромных размеров. Многие понимают это и выражают свое возмущение. Но, главным образом, келейно, в письмах, в дневниках. В одном из перлюстрированных писем конца 83 г. автор его пишет: «Цензура также свирепствует. Феоктистов недавно писал Юрьеву (видимо, редактору „Русской мысли“), просил быть, елико возможно, осторожным, потому что „Щадить не будут“. ''Отечественные записки'' на краю гибели, озлились там очень на Щедрина<…>Все газеты и журналы трепещут» (Зай287). Такую же оценку деятельности Феоктистова дает в 83 г. в своих записках М. И. Семевский: «И вот в короткое время, шесть недель, запрещены газеты ''Страна'', ''Голос'', ''Московский телеграф''. Объявлены угрозы литературным журналам, каковы: ''Отечественные записки'', ''Наблюдатель''. Косвенно послана угроза ''Вестнику Европы'', короче сказать, над литературою русскою нависла мрачная туча, напоминающая время 1848 и 1849 гг.» (Зай287).

Сильно ограничено возникновение новых изданий. Феоктистов в отчете за за 80-е гг. пишет: «…сравнительно с прежним временем разрешение новых повременных изданий за отчетные десять лет выдавались с большой осмотрительностью лишь лицам, на благонадежность которых можно было более или менее положиться. Данные <…> ясно указывают на уменьшение с каждым годом процента вновь разрешаемых изданий» (Зай281).

Всё это, всякого рода взыскания, ограничения, запретительные циркуляры, обрушиваемые в первую очередь на периодическую печать, создавали невыносимые условия для ее существования. Активное выражение общественного мнения в такой обстановке было почти невозможно, всякая критика правительственной политики не допускалась.

Тем не менее, несмотря на все цензурные гонения, пресечь течение свободной мысли, загнать ее в русло официальных представлений оказалось невозможно. Независимое общественное мнение находило всё же различные пути для своего выражения. Отчасти эту функцию выполняли заграничные русские антиправительственные издания, нелегально распространявшиеся в России («Вестник народной воли», «Социал демократ», «Общее дело»). С другой стороны, пускай эзоповым языком, подспудно, и в легальной печати выражалась, хотя и приглушенная, замаскированная, но всё же критика тех или иных правительственных действий, в частности цензурной политики. Несмотря на всевозможные благоприятные условия, субсидии, подкуп и пр., официозная пресса не приобрела того влияния, на которое рассчитывало правительство. В одном из писем Салтыков — Щедрин не без основания утверждал: «Маковы, Игнатьевы, Тимашевы проходят, а литература всё живет» (Зай298).

Эпиграф и название главы взяты из гораздо более поздней «Октябрьской песенки» — откликом на свержение Хрущева в 1964-м году. Песенка стала фольклором. Начало её, о последнем российском императоре, вполне уместно использовать в главе о Николае II. Я её цитирую, возможно, неточно, по памяти. Курсив мой. В своё время, в главе о Хрущеве, мы еще вернемся к ней.

Первоначально десятая глава, завершающая обзор событий, относящихся к истории цензуры русской, по ряду причин, оказалась гораздо короче остальных (всего несколько страниц). Прежде всего сказалось то, что мне пришлось лишь кратко остановиться на этом периоде в спецкурсе: не хватило времени в конце учебного года. Было и другое: мне представлялось тогда, что в рассматриваемые годы произошло меньше масштабных событий в области цензуры, да и не только в ней. Они бегло упоминались в главном источнике наших знаний о начале XX в., в «Кратком курсе истории ВКП (б)»: воцарение Николая II, Ходынка, русско-японская война, Кровавое воскресение, революционные события 1905–1907 гг., восстание на броненосце «Потемкин», столыпинская реакция, первая мировая война. Все рассматривалось, как преддверие к главному — Великой Октябрьской Социалистической революции: «…Без „генеральной репетиции“ 1905 года победа Октябрьской революции в1917 году была невозможна…» (Ленин 4). Да и вообще советские историки как-то обделили вниманием названное время: Речь шла больше об истории коммунистической партии, об ее определяющей роли, чем об углубленном изучении исторических событий начала XX века, осмыслении их. Такая направленность отражалось во всем.

Приведу для примера справочник «Русская периодическая печать. 1895 — октябрь 1917 гг.». М., 1957 (авторы-составители М. С. Черепахов, Е. М. Фингерит). На первый план, как главные, основные, с явным завышением их роли, в нем выдвигаются периодические издания, связанные с коммунистами, большевиками: «Главную задачу свою авторы-составители видели в том, чтобы как можно полнее описать большевистскую печать дооктябрьского периода — легальную и нелегальную, центральную и местную» (4). Составители сетуют, что в некоторых случаях им не удалось разыскать ни в местных, ни в общесоюзных библиотеках и архивах ряд большевистских газет, издававшихся до Октябрьской революции. Они приводят множество изданий, которых всего-то вышло несколько номеров. Особенно подробно, в хвалебном тоне рассматриваются основные издания большевиков («Искра» — с. 37–41, «Правда» — с. 197–201, 261–265, другие, большевистские газеты и журналы).

Таким изданиям посвящено и большинство приложений («Хронологический список большевистских изданий», «Топографический указатель большевистских изданий», «Перепечатка текстов большевистских изданий»), подавляющее количество иллюстраций. Из периодики, выходившей на языках народов, населяющих Россию (грузинском, армянском, других) приводятся «лишь периодические издания большевистской партии» (5). О большевистских изданиях идет речь на 5 из 8 страниц предисловия, которое и завершается гимном большевистской периодике дореволюционного и послереволюционного времени: «Сотни газет и журналов, легальных и нелегальных, издававшихся в России и за рубежом, несли слово большевистской правды в народные массы, принимая активное участие в деле организации масс вокруг знамени социализма. Традиции большевистской печати получили свое развитие в новых исторических условиях, в условиях Советского государства. Они служат высоким образцом для всей пролетарской, подлинно революционной печати мира» (14).