Я пропал, как зверь в загоне,
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу хода нет
Ощущение мучительной боли. Пережитое давление властей, вынужденные уступки, отказ от премии, публичные заявления, — всё это оказалось ненужной жертвой. И тем не менее вера в будущее, не для себя, для других людей, сохранилась:
Но и так, почти у гроба,
Верю я, придет пора —
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.
(652)
11 февраля 59 г. перевод на английский язык стихотворения «Нобелевская премия» был напечатан в газете «Нью Стейтсмен». После этого Пастернака вызывали к Генеральному прокурору Руденко. Ему предъявили обвинение по статье 64 (в измене Родине), пригрозили арестом, если будет встречаться с иностранцами. Здоровье становилось все хуже. Начались постоянные боли в спине. В 20 —х числах апреля 60-го года он слег в постель. Кардиограмма показала инфаркт. В больницу Пастернак лечь отказался. 26 мая сделан рентген и поставлен диагноз: рак легких. За день до смерти он жаловался, как мучает его сознание незначительности того, что он сделал, двусмысленности мирового признания, которое обернулось полной неизвестностью на родине. 30-го мая 1960 года Пастернак скончался. У себя дома, не в тюрьме или лагере, не расстрелянный, «член Литфонда», как было написано в единственном в СССР кратком сообщении «Литературной газеты» об его смерти.
Разобрали венки на веники,
На пол часика погрустнели.
Как гордимся мы, современники,
Что он умер в своей постели!
(А. Галич «Памяти Б. Л. Пастернака»)
Погиб еще один великий поэт в длинном списке жертв. На этот раз во время так называемой «оттепели».
В той же Записке Отдела культуры ЦК КПСС от. 1 декабря 56 г., направленной в ЦК, где начинается травля романа «Доктор Живаго», затрагиваются и общие проблемы современной литературе и драматургии. Знаменательно и ее название: «О некоторых вопросах современной литературы и о фактах неправильных настроений среди части писателей» (Бох 121). Она составлена уже после XX съезда партии и внешне ориентирована на его решения, и, тем не менее, демонстрирует прежнее отношение властей к литературе, как бы подводя итог за последние годы и указывая перспективу на будущее. В ней идет речь о том, что съезд выдвинул задачу создания глубоких полноценных произведений о нашей современности, о сближении с жизнью народа, преодолении отрыва части писателей от жизни трудящихся, борьбы за коммунизм. По мнению авторов Записки, пока поставленная задача реализуется слабо. Эта мысль ими подтверждается обзором современной литературы: писатели старшего поколения В. Катаев, Ф. Панферов, С. Щипачев, В. Кожевников и другие. публикуют свои воспоминания 40-летней давности; преобладают пьесы на семейно-бытовые темы; в сборнике «День поэзии» напечатано большое количество стихов незначительного общественного содержания; в некоторых из них ощущаются настроения пессимизма и растерянности; в других произведениях не нашли отражения важнейшие вопросы современности; появилась тенденция рассматривать культ личности «как закономерное порождение социалистического строя», желание найти «в нашем обществе социальные силы, породившие его».
В Записке говорится о полемике по поводу романа Дудинцева «Не хлебом единым»: в руководстве Союза писателей о нем высказываются противоположные мнения; говорят, что в романе удачно обрисованы типы дельцов, карьеристов; главный же недостаток его в том, что этой сплоченной группе отрицательных персонажей противостоят положительные — как правило, душевно надломленные, занимающие оборонительные позиции (приводятся примеры); всё это дает возможность «нездоровым элементам» использовать роман «для клеветнических измышлений», «якобы советская социалистическая система не способствует творчеству и новаторству, порождает косность и бюрократизм»; тон такому «клеветническому истолкованию» задал Паустовский, утверждающий, что роман зовет на бой против чиновников, захвативших управление всей нашей жизнью (цитаты из Паустовского); выступление его, полностью перепечатанное в стенгазете физического факультета МГУ, разжигающее нездоровые настроения среди студентов, послужило сигналом для «различных нездоровых и озлобленных элементов», также комментирующих Дудинцeва.
В Записке отмечается стремление некоторых лиц «освободиться» от всякого влияния партии и государства на развитие искусства. Как пример приводится статья Б. Назарова и О. Гридневой в журнале «Вопросы философии», направленная «на отрицание самой идеи партийного руководства искусством»; против «партийности искусства и принципов социалистического реализма» выступают в «Литературной газете» и «Новом Мире» авторы других статей, в первую очередь И. Грабарь, А. Каменский, Н. Гудзий.
В Записке идет речь об идеологических постановлениях второй половины сороковых годов: в настоящее время «большую остроту приобретает <…> вопрос о партийных решениях о литературе и искусстве, принятых в 1946–1948 гг.». О том, что К. Симонов критиковал их, выступая перед заведующими кафедр советской литературы; он говорил, что «наряду с верными в этих документах содержатся неверные положения, ориентирующие нашу литературу и критику на путь лакировки и сглаживания жизненных конфликтов». Даже такая половинчатая, умеренная критика вызывает возражения авторов Записки. Признавая обоснованность некоторых замечаний Симонова, они делают упор на то, что постановления конца 40-х гг. совершенно правильны и «в важнейших своих положениях сохраняют свое значение и сегодня. Борьба за высокую идейность литературы, против аполитичности, безыдейности, пессимизма, низкопоклонства <…> всё это было и остается важнейшей задачей деятелей литературы и искусства» (Бох124).
В Записке сообщается о письме в ЦК КПСС группы писателей и деятелей искусства (Панферова, Исаковского, Вучетича, Герасимова, Царева; не удержались от доноса — ПР), которые отмечают, что в творческих организациях «подняли головы остатки разгромленных в свое время партией группировок и течений»; они ведут открытую атаку на основы нашего мировоззрения, на социалистический реализм, на руководство литературой и искусством; активизируются писатели, «которые и раньше с недоверием относились ко всему, что делается в нашем обществе» (как пример приводится Пастернак, его роман «Доктор Живаго»).
Для устранения существующих недостатков авторы Записки отдела культуры считают необходимым: 1. Разъяснить секретарям Правления Союза писателей, «что они обязаны организовать и возглавить» выступления на дискуссиях, собраниях, в печати в защиту политики партии в области литературы и искусства, мобилизовать творческие силы писателей на решение задач, поставленных XX съездом. 2. поручить редакции газеты «Правда» выступить с редакционной статьей, чтобы разъяснить в свете решений XX съезда отношение партии к партийным постановлениям, принятых в 46–48 гг. (т. е. объяснить, что они остаются в силе- ПР). Печать откликнулась: появилось 3 статьи в «Правде», осуждающие «неправильные настроения» интеллигенции, в частности сборник «Литературная Москва». (Бох 124, 610).
Мы привели сравнительно ранние примеры цензурной политики при Хрущеве средины 50-х годов. Такого же рода она остается в конце хрущевского правления, в 60-е гг. (даже имена «прорабатываемых» отчасти те же). Об альманахе «Тарусские страницы». Он вышел в Калуге в октябре 61 г. под редакцией Паустовского и других. Там стихи и проза Цветаевой, стихи и поэмы Б. Слуцкого, Д. Самойлова, Н. Коржавина, Н. Заболоцкого, проза Б. Окуджавы, В. Максимова, Ю. Казакова и др. Кому-то из «руководства» пришла охота раскрыть альманах и углубиться в чтение. Начальство ужаснулось. 9 января 62 г. в «Литературной газете» напечатана статья Е. Осетрова «Поэзия и проза „Тарусских страниц“». Не очень резкая («во многом привлекательная и умная книга»). Но с выводом: слабость современной тематики — главный недостаток альманаха. Этого было достаточно. Калужский обком КПСС объявил выговоры директору Калужского книжного издательства и главному его редактору. Затем степень взысканий усиливалась. «Виновные» увольняются… Вопрос рассматривается на заседании Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Готовится специальное постановление о «Тарусских страницах». Составляется Записка к проекту постановления бюро ЦК по поводу выхода в свет сборника «Тарусские страницы». 1 февраля 62 г. В Записке отмечается: в конце прошлого года Калужское книгоиздательство выпустило сборник «Тарусские страницы» (редакция Паустовского и др… — перечисление). Там есть произведения хорошие (перечисляются имена, ныне совершенно забытые; самое известное — Ю. Крымова, его рассказ «Подвиг»). Но многое в сборнике на низком идейно-художественном уровне (Окуджава «Будь здоров, школяр», В. Максимов «Мы обживали землю», рассказы Ю. Казакова, поэма В. Корнилова «Шофер»). Они «пропитаны неверием в человека, изображают советских людей ущербными, показывают нашу действительность в искаженном виде». Говорится о натуралистическом копировании фактов, смаковании теневых сторон, клевете (дается относительно подробный пересказ и цитаты). Авторы отдела «Публикации» обвиняются в том, что они «стремятся затушевать ошибочные стороны отдельных писателей» (Всев. Иванов сравнивает Цветаеву с Некрасовым). Многие стихи Цветаевой, помещенные в сборнике, проникнуты тоской и пессимизмом. Паустовский восторженно пишет о Бунине, «ни слова не сказав об его идейных заблуждениях». В «Воспоминаниях…» А. Гладкова о Мейерхольде, где приведены новые интересные факты, в целом содержится то же некритическое отношение к противоречиям его творчества. Стихотворение Н. Заболоцкого «Прохожий» — «проповедь безысходности и упадочнических настроений». О шумной рекламе сборника. О том, что Калужский обком дважды обсуждал его, осудил и вынес соответствующие взыскания. Об ошибке секретаря обкома, разрешившего выпуск сборника. Проект Записки за двумя подписями. Одна из них — Е. Лигачева, заместителя заведующего Отделом пропаганды и агитации. Проект поручили переработать в течение 7 дней и вынести вопрос на Бюро ЦК… по РСФСР, которое 22 февраля 62 г. приняло постановление о наказании лиц, причастных к выходу сборника. Позднее Паустовский добился приема у Хрущева и тот отменил это постановление (Бох135-38, 611-12).