– Я не занимаюсь перемещениями генералиссимуса.

В этот момент, грек заметил на камине комнаты Ивонны портрет молодого солдата в походной форме:

– Кто это? – спросил он настойчиво. – Ваш брат, или ваш любовник?… Я не вижу номера его полка: скажите его мне!

– Я его забыла.

Тогда, в яростном тоне, Константен проскрипел:

– Жаль, что я этого не узнал, тогда я сделал бы так, чтобы весь полк был уничтожен.

Ивонна, когда рассказывала об этой сцене, призналась, что с этого момента она была уверена, что Константен был шпионом.

Константен должен был погубить себя сам своим хвастовством. Заметив однажды камеристку Ивонны, которая плакала с письмом в руке, он спросил ее о причине такой большой печали.

– Мой муж в плену в Германии, – рассказала горничная.

– Ваш муж военнопленный? Но не плачьте. Скажите мне, где он находится, номер его корпуса и его полка, и я обещаю, что его немедленно выпустят!

– Но я не хочу быть чем-то обязанной немцам, – ответила камеристка. – У господина, несомненно, есть связи в Германии?

– Возможно, – ответил Константен. – Я нейтрален и вправе иметь высокие связи еще и в Берлине.

Вечером грек, который не пожелал пойти в Комическую оперу, «потому что это была французская музыка», попросил Ивонну выпроводить свою горничную, так как ему нужно было сделать ей свои «откровения».

Танцовщица притворилась, что повиновалась ему, спрятала камеристку за штору, и Константен, как-то вдруг заснул или потерял сознание на несколько минут… Внезапно, он проснулся, подскочил к двери со словами:

– Бонна была там; она слушала и должна была услышать то, в чем я вас признался во сне. Я ее задушу!…

– Успокойтесь, – сказала Ивонна. Она не могла слышать и ничего не знает. Но я, я знаю все!

Грек нисколько не казался запуганным. Он тут же стал теплее и принялся смеяться. Все это было не серьезно, – сказал он. – Это даже не был лунатизм. Что меня огорчает, – добавил он, – так это большая поездка, которая мне предстоит: в Орлеан, в Тур, в Бордо. Он сказал, что уезжает на следующий день, и напишет ей…

Он действительно уехал, и Ивонна полагала, что из-за своей неловкости она его упустила.

Когда Ивонна уже собиралась предупредить полицию, Константен появился вновь! Он рассказал, что был в восторге от своей поездки, что познакомился в Орлеане с несколькими офицерами, которые его покатали на автомобиле, что он посетил несколько очень больших заводов, наконец, что он путешествовал с солдатами в отпуске, которым он предложил сигареты и оплатил выпивку, и они ему рассказали любопытные истории.

– Но как это получилось, – спросила Ивонна, – что всех этих городов вы мне не прислали даже почтовой открытки?

Константен смущенно что-то пробормотал в ответ.

Танцовщица хотела на этом закончить. Убеждаясь, что она оказывает влияние на этого человека, она задала ему ряд резких вопросов:

– Где вы были во время мобилизации?

– В Германии.

– Почему вы приехали во Францию?

– Для моих дел.

– Кто вам дал ваши паспорта?

– Голландский консул, черт возьми! Я хотел пройти через Флиссинген. Таможенники не хотели. Тогда я попробовал через Дюнкерк. Там французы меня продержали два дня, чтобы проверить мои документы. Естественно, они были в порядке. Тогда я взял пропуск в Париж, где никто никогда меня не беспокоил… Я не вижу, почему вы придирчивей ко мне, чем полиция вашей страны?

Больше пока говорить было не о чем.

Несколько дней спустя Константен возвратился на Бульвар Осман в дорожном костюме, с желтым чемоданом в руке.

– Я пришел попрощаться с вами, так как я уезжаю в Женеву.

– Но вы же не уезжаете прямо сейчас, по крайней мере? Может вы хоть на немного останетесь со мной? Дайте мне ваш чемодан, я освобожу вас от него…

Затем она толкнула «своего друга» к пианино и попросила его спеть ей одну из этих итальянских «Canzonetta», которые она так любила! И пока грек пел, танцовщица действовала: чемодан не был закрыт на ключ! В одном отделении были новые губки, пижама, белье; в другом – связка документов, которую она схватила.

Увидев это, Константен испустил дикий крик и, мертвенно-бледный, взвыл:

– Не касайтесь этого!

Но у Ивонны было время, чтобы заметить, как она заявила, что «документы были покрыты немецкими буквами, напечатанными на пишущей машинке, на полях, подчеркнутых красными линиями, были названия нескольких городов: Амьен, Брест, Версаль». Это было все, что она смогла разобрать.

Безумный от гнева, грек устремился к Ивонне и закричал:

– Вы дрянь!… Мне следовало бы вас задушить.

И тут же, сильно стуча кулаком, он принялся кататься по ковру с криком:

– Гнусная француженка! Гнусная француженка!

Затем он устремился к двери, с чемоданом в руке. В прихожей, он толкнул камеристку, пригрозив ей, чтобы она «не лезла не в свои дела».

Ивонна упала в обморок, рассказывала она.

Придя в себя, она устремилась по адресу Константена: но консьержка ей сообщила, что утром он уехал в Нью-Йорк!

Комиссар полиции, наконец предупрежденный, заявил, что случай этот кажется ему интересным. Очевидно, этот человек был шпионом. Но он был подданным нейтральной страны, и нужны были доказательства…

Два месяца спустя Константен появился опять, изможденный и расстроенный. Он явился к танцовщице, умоляя о снисхождении, и спросил:

– Мадам, вы что-то говорили против меня?

– Значит, вам есть чего опасаться?

– Нет! Но я не получаю больше мою корреспонденцию. Мои деньги арестованы в банке – приблизительно 50000 франков – и у меня нет ни сантима. Именем Мадонны, сделайте хоть невозможное, чтобы я смог добраться до этой суммы… Я только что потратил мои последние су, и я уже три дня не ел!… За мной гонятся полицейские… Дайте мне пять су, чтобы я написал моим друзьям в Лозанну…

– Я, возможно, смогла бы вам помочь, – ответила молодая женщина. – Но при одном условии: сознайтесь в вашем преступлении. Если, как я думаю, вы шпион, то вы рискуете жизнью. Искренне сознайтесь и сдайтесь властям, и тогда это будет для вас, вероятно, смягчающим обстоятельством. Признайтесь!

– Слишком поздно! – промолвил он, как раздавленный обстоятельствами. – Слишком поздно! До свидания, мадам!

Не прошло и получаса после ухода шпиона, как инспектор сыскной полиции пришел к Ивонне и попросил предъявить документы.

– Вы посещаете иностранцев и вы подозрительны. Вы, судя по всему, подруга шпиона…

– Я предупредила комиссара моего квартала.

На следующий день Ивонна прибыла на Рю-де-Соссе, к специальному комиссару, и там столкнулась с Константеном, арестованным накануне после ухода от нее.

– Это – очень опасный человек, – признал полицейский. – Он очень ловок и смог заручиться влиятельными гарантиями. Он все отрицает. Но у нас есть достаточно оснований, чтобы передать его судьям военного трибунала, которые им займутся. Тем не менее, твердых улик у нас пока нет. Но такие доказательства мы, возможно, сможем получить в ходе очной ставки, если вы согласитесь нам помочь?…

Очная ставка состоялась. Константен вздрогнул, заметив Ивонну. Он, тем не менее, поздоровался с ней очень вежливо.

– Где вы были в день мобилизации? – спросил специальный комиссар.