Заметив на камне вырезанные письмена, я невольно подумала: а какое значение имеет этот каменный круг? Почему такая хорошая земля пропадает без дела в такой бедной стране? Разбирая буквы в перерывах между слежкой за деревней, я пришла к выводу, что это – список имен.

Ужасное подозрение зародилось в моей голове и неумолимо крепло. Не в силах больше им пренебрегать, я пощупала дерн, на котором сидела, провела пальцами под сплетением сухой летней поросли, а затем поползла вокруг на коленях. Так и есть, вот она – ровная граница, где дерн вырезали и подняли. Граница, которая дает закругленный контур примерно с человеческий рост и в половину его ширины. Я помолилась Мизаену в надежде, что ни у кого из обитателей деревни не возникнет вдруг желания пойти и пообщаться с предками.

Райшед следил за мной с откровенным недоумением. Я подползла к нему и тихо сказала:

– Мы в могильном круге.

Он ошеломленно мигнул, и я вспомнила, что последователи Дастеннина хоронят своих мертвых в море, а не сжигают, как это принято у нас.

– Странный народ.

Его лицо отразило мое собственное отвращение. О Сэдрин, дай мне умереть где-нибудь в цивилизованном месте и получить приличный, горяченький погребальный костер и миленькую урну в усыпальнице, пока я не узнаю, что может предложить мне Иной мир!

До того, как падение Дома Немита привело Темные Поколения в наш несчастный мир, колдовские искусства тормалинских жрецов были многочисленны и удивительны. Хотя мы можем сетовать об утрате многого из того, что внесло изящество и красоту в жизнь погибшей Империи, таким искусствам, как эти, лучше навсегда остаться скрытыми в темноте Хаоса.

Говорят, жрецы могли заглянуть в разум человека и прочитать его мысли. Большинство могли делать это лицом к лицу, но, что еще ужаснее, некоторые адепты способны были делать это, находясь за несколько комнат от своей жертвы или даже, хотя в это трудно поверить, за много лиг от нее. Что именно читали жрецы – сие зависело от их опыта. Послушник улавливал лишь настроение своей жертвы, ее страх или наслаждение. Более искусный жрец мог увидеть, куда направлены эти эмоции, и определить объект ужаса или вожделения. Самым искушенным удавалось выбирать слова из голов несчастных субъектов, чтобы рассказать им их сокровенные мысли и тайны. Некоторые умели вторгаться даже в сны человека, похищая его воспоминания и желания, оставляя свои жертвы страдающими от боли.

С помощью таких методов власть и влияние жрецов, особенно жрецов Полдриона и Рэпонина, росли и распространялись. Приведенные отвечать на обвинения в некоем преступлении, не многие имели смелость отрицать свидетельства, предоставленные жрецами, а если кто-то отрицал, то как ему могли поверить, когда все присутствующие знали силу их магии? Можем ли мы поверить, что этой силой никогда не злоупотребляли, что ложное свидетельство никогда не давалось, если ни одному человеку, противоречившему жрецу, не могли поверить? Увы, подверженность ошибкам человеческой натуры – это единственное, что не изменилось за поколения.

Когда юноша вступал в касту, он жил согласно приказам высших жрецов. Страшные клятвы давались в обрядах теперь утраченных для нас, но, несомненно, настолько ужасных, что никакие записи не сохранялись, дабы не быть открыты непосвященным глазам. Пост и лишения использовались, чтобы очистить тело и сломить дух, склоняя волю прислужника к повелениям его господина. Если юноша сожалел о своем решении и пытался бежать, магия помогала жрецам сплести сеть вокруг него.

Известно, что они обладали способностью говорить друг с другом за много лиг, от усыпальницы до усыпальницы. То, что видел один жрец, могло открыться другому, и лицо человека, разыскиваемого кастой, переносилось через Империю за считанные дни. Сами его шаги могли быть выслежены колдовством, невосприимчивым к капризам погоды или попыткам обмана. Эманация, оставленная его душой, бывала обнаружена таинственными средствами – непрерываемый след. И неудивительно, что так мало людей оставляли жречество в те дни.

Аргулеммин Озера Таннат,

«Утраченные искусства Тормалина», глава 7

Солнце поднялось выше, а преследователей нигде не было видно. Хорошо, но немного загадочно. Деревня жужжала активностью и, к счастью, нужды живых в этом месте перевешивали почитание мертвых. Так близко к Солнцестоянию и так далеко на севере дни оказались короче, чем где бы то ни было. Когда полдень пришел и ушел с невероятной скоростью, я начала подумывать, что, пожалуй, мы сможем дождаться сумерек и отправиться на поиски лодки. Мы сидели и смотрели, как мужчины в упряжках тащат плуги по неподатливой земле за деревней, и я поняла, что нигде не видела животных, крупнее коз. Пожалуй, неспроста люди, напавшие на нас в Далазаре, не имели лошадей. Сбившиеся в группы женщины собирали траву, весьма напоминавшую крапиву, и, не обращая внимания на жалящие листья, сваливали ее в длинный каменный лоток. Другие опорожняли этот лоток и принимались мочить ее, как мы дома мочим лен для полотна. Было как-то странно и чуть тревожно видеть подобное усердие, направленное на изготовление ткани из травы, которую у нас дома просто игнорируют или скашивают как сорняк.

Дети, даже самые маленькие, тоже не сидели без дела – убирались, что-то приносили или уносили. Я видела опрятные дворики позади одного скопления домов, и в каждом был загон для неких пушистых зверушек – не кроликов, но примерно такого же размера и с длинными пушистыми хвостами. Дети же очищали от опавших листьев резервуары для дождевой воды, и у каждого дома имелся пятачок двора, где девочки и мальчики постарше ухаживали за зеленью. Эти огородики примыкали друг к другу толстыми стенами с выложенными внутри дымоходами; струйки голубого дыма поднимались в укрытый от ветра воздух ленивыми завитками. Не буду биться об заклад, но они не выращивали экзотические цветы, как неистово соперничающие ботаники Ванама. Эти люди не тратили топливо, чтобы багрецы расцвели на неделю раньше, чем у всех остальных, здесь это направлено на выживание.

Мысль о Ванаме всколыхнула мое безотлучное беспокойство о Джерисе, и наше бездействие начало давить на меня еще сильнее; но тем более досадно становилось оттого, что я знала: сейчас бездействие – самое разумное, что нам оставалось. Солнце неумолимо маршировало по небу, и я заволновалась, что меня заставят в конце концов вернуться в одиночестве.

Должно быть, Райшед заметил мое ерзанье и подсел ко мне.

– Все при деле, не так ли? – прошептал он, кивнув на деревню.

– Есть тут что-то странное, вот только не пойму – что.

Мы вновь уставились на склон, и тут до меня дошло.

– Где старики?

Хотя мы видели тут и там несколько лысых голов, пару седых и совсем белых, таких же занятых, как все другие, не было нигде пожилых людей, судачащих на скамейках, каких вы найдете в самой маленькой деревушке у нас дома.

– Если на то пошло, где калеки и нищие?

Теперь Райшед наклонился вперед, хмуро глядя на людскую суету. Он передал мне трубу, и я увидела, что он прав. Не было никаких искривленных конечностей, никаких уродств от старой болезни или несчастного случая, никакого признака повседневного несчастья, которое Мизаен вкладывает в столько рун рождения.

– Или у них очень хорошая медицина, или очень плохая.

Активность обитателей привлекла мой взгляд, и я повернула трубу к группе, занятой вокруг навозной кучи. Что-то белело в навозе, и я заприметила косточки, ужасно похожие на маленькую кисть. Смысл этого открытия был так неприятен, что появление на вершине холма людей в коричневых мундирах оказалось желанным отвлечением.

– Не двигайтесь! – предупредил Шив.

Мы присели в высокой траве, как зайчата, напуганные охотниками.

Вся деятельность прекратилась, когда охотничья группа вошла в деревню. Главари с медальонами что-то крикнули, и жители собрались, не протестуя, но и не обмирая от страха: никто не снимал шапок и не дергал чубов, как было бы там, дома. Главари что-то коротко спросили, и я с облегчением вздохнула, когда жители стали в ответ пожимать плечами и качать головами. Отряд постоял минуту в напряженной нерешительности, затем, по команде главарей, все разошлись среди жителей деревни – видимо, они расслаблялись каким-то питьем из предложенных кружек. Лучше б они не делали этого, так как я немедленно ощутила зверскую жажду.