Внизу царил кромешный мрак, но замки открылись довольно быстро. Скользя по гладким плитам, я пробралась в гулкую темноту кухни. Застарелые запахи стирки и выпечки смешивались с запахом горячего металла плиты, дразня мою память: я выросла в подобном месте. Было незаметно, чтобы здесь готовился ужин, – значит, Йения со своим обожателем не собирается есть дома. Уже легче, но что происходит? Мы следили за ней несколько дней, и она была такой же постоянной, как дожди в Алдабреши. Что-то тут неладно, подумалось мне, когда я обогнула длинный выскобленный стол и направилась к двери. Я уже сожалела, что отпустила Шива. Хорошо бы он ждал меня снаружи, а еще лучше – здесь, внутри.

Крадучись, я поднялась по лестнице в богато обставленный холл. По сравнению с ним, даже погруженным во мрак, тот дом, где я выросла, показался мне вдруг кричаще мишурным; Йения или ее покойный муж обладали не только деньгами, но и вкусом. В нишах поблескивали глянцевые вазы, проносимые за окнами фонари бросали скользящие пятна цвета на картины, развешанные по стенам. Сухие цветы в серебряных подставках наполняли воздух ароматом; дом дышал уверенностью, красотой и безмятежностью. По устланной ковром лестнице я проскользнула на второй этаж. Увы, его хозяйка вызывала теперь совсем иные чувства.

Кто бы ни были эти ублюдки, они не проявили никакого милосердия. Ее изящные пальцы с накрашенными ногтями были зверски сломаны, осколки костей белели в разорванной плоти. На когда-то безупречном лице запеклась кровь из прокушенной губы – красноречивое свидетельство ее безмолвной муки, – и слезы превратили модный макияж в жалкую грязь. Клочья блестящих каштановых волос были выдраны с корнем, а оставшиеся слиплись от крови. Синяки на шее перестали темнеть, когда смерть наконец отпустила ее, но было видно, что удавку затягивали несколько раз. На запястьях и лодыжках виднелись следы чужих пальцев, а кровь и бледные пятна на зеленой атласной сорочке сказали мне, почему. Чем было изнасилование для этих гадов – частью пытки или наградой? Удар кинжала в глаз закончил ее мучения, но другой глаз, остекленевший и заплывший кровью, смотрел прямо на меня, его яркая голубизна потускнела после смерти. Этот глаз вопрошал: почему это случилось с ней?

Я зажимала руками рот, пока не пришла в себя настолько, чтобы собраться с мыслями. Это был совершенно неожиданный бросок рун. Теперь надо узнать все что можно и убираться отсюда. Я потянулась к порванной сорочке, чтобы прикрыть истерзанную наготу, но вовремя остановилась. Если маги работают со Стражей, как знать, может, удастся выяснить, кто был здесь и зачем. Мне нельзя ни к чему прикасаться.

С усилием оторвав глаза от бедного трупа, я оглядела комнату. Это был кабинет, и грабители обыскали его сверху донизу. Пол устилали пергаменты – порванные, растоптанные и окровавленные. Я сощурилась, благословляя свое лесное зрение. Это валялись серьезные документы, важные, даже на мой непросвещенный взгляд, торговые соглашения и денежные ведомости. Я снова взглянула на тело; эта зверская работа потребовала времени. Гении не вставляли кляп, не зажимали рот, не было вокруг губ синяков от чьей-то руки. Столь жестокое нападение должно было вызвать страшный шум. Почему никто не слышал ее криков? Почему Дарни не слышал ее? Я выглянула в окно. Отсюда был виден вход в переулок, где он караулил. Все произошло, когда она одевалась к ужину. Но где была горничная? Как вошли ее мучители?

У одной стены стоял массивный металлический ящик, если не ошибаюсь, привинченный к ней болтами. Крышка была поднята, но как ее открыли, я, хоть убейте, понять не могла: нигде не обнаруживалось никаких ключей. Кругом валялись бумаги и заманчивая кучка мягких кожаных мешочков. Я ничуть не соблазнилась, но что-то выглядело странным. Разгребая вещи кончиком кинжала, я внимательнее посмотрела на содержимое, а затем присела хмурясь. Здесь точно были деньги, несколько монет затерялись между бумагами, но остальные исчезли. Сохранились кое-какие драгоценности в отдельных бархатных обертках, но восхитительные мешочки отполированных драгоценных камней были не тронуты.

Что же это такое? Взломать сейф, чтобы похитить деньги, – много времени на это не требуется. Войти, выйти и сбыть все с рук в ту же ночь – идеальный план в отношении того, что можно быстро перепродать. Зачем оставлять прекрасные драгоценные камни, которые нельзя проследить, и брать легко опознаваемые украшения? Пытка – работа долгая да и рискованная в таком месте, как Инглиз, а главное, зачем вообще пытать? Если они хотели выбить информацию о ее торговле и имуществе, то оставили груды этой информации, растоптанной под ногами. Да, Йения была крупным игроком в своем деле, но здесь водилась рыба и покрупнее. Что она могла знать такого, что стоило бы этого риска в городе, где срезателям кошельков вытягивают шею за первую же провинность? Все это пахло очень и очень скверно. Я снова заглянула в сундук: поискать цепь или не стоит? Нет, бьюсь об заклад, она давно исчезла вместе с убийцами. Меня пробрал озноб: уж не за этим ли они охотились? Не знаю, почему мне в голову пришла такая мысль, не было для нее никакой причины, но меня охватила странная уверенность, что это именно так. Все, хватит, пора сматывать удочки.

Я последний раз заглянула в ящик: может, взять что-нибудь, подбросить племяннику? Нет, пусть он идиот да к тому же жадный, но он не заслуживает того, чтобы с головой увязнуть в этой трясине. А что-нибудь полезное для нас тут есть? Нет, ничего такого, что стоило бы риска связаться с этим преступлением.

Я шагнула к двери и застыла, услышав внизу тихий шум. Идиотка, да это же просто кошка. А что, если нет? Я посмотрела на свои руки, по-прежнему довольно призрачные, и обругала себя за то, что не прислушивалась к курантам. Сколько еще я могу полагаться на эту удобную маскировку? Медленно перейдя в темный угол, я наклонилась над перилами. Темнота в колодце лестницы была чернильно-черной, но проходящий фонарь бросил в окно луч света, и я увидела, как тень быстро движется под лестницей. Стоя совершенно неподвижно, я наблюдала, как тень расщепилась, и темная фигура бесшумно побежала по коридору к кухне.

С колотящимся сердцем я тихонько поднялась на следующий этаж, осторожно обходя украшения. То, что раньше казалось изящным убранством, теперь стало просто неудобным загромождением. Я остановилась, чтобы успокоить дыхание, и напрягла слух. Ничего не слышно, но радости от этого мало. Все двери вокруг были закрыты, а я не хотела рисковать – скрип петель мог выдать меня, как это ни маловероятно в таком ухоженном доме. Осторожно ступая по полированным половицам, я пошла по коридору. Которая из дверей в конце ведет к черной лестнице? Я прижимала лицо к каждой щели и была вознаграждена легким поцелуем сквозняка в губы. Я мысленно благословила Халкарион, когда ручка двери бесшумно повернулась и я нашла путь для слуг в подвал.

Там не было никакого света вообще. Даже мое лесное зрение не справлялось с этой чернотой, и пришлось нащупывать ногой каждую ступеньку, подавляя страх, что чья-то рука вдруг вынырнет из тьмы, чтобы схватить меня. Сейчас нельзя было трусить, сейчас главное – выбраться отсюда прежде, чем заклятие Шива перестанет действовать. В левой руке я держала наготове кинжал, а правой вела по стене для равновесия. Палец наткнулся на неровность в дереве, и я остановилась. Что бы это могло быть? Не толще лезвия ножа, щель бежала вокруг лепного украшения панели, и, когда я нажала, панель чуть подалась. Я медленно выдохнула. Неужто дверь склада? Место как раз подходящее. Если я выйду отсюда, придется отложить руны на сезон: я израсходовала слишком много везения.

Трясущимися пальцами я провела вокруг панели; где-то должен быть замок или задвижка. Ничего. Проклятие! Я потерла руки, пока не унялась дрожь, и попробовала снова. На этот раз я нашла кусочек лепнины, он скользнул вбок, открыв маленькую дырку. Замок. Задвижка была бы лучше, но я не потеряла ни минуты, взявшись за отмычку, а темная тишина давила со всех сторон.