С востока ветер гнал белых пенных барашков через море. С каждым днем, приближающим их к цели, становилось все холоднее. Аура обеспокоено спрашивала себя, достаточно ли теплой будет зимняя одежда, которую она взяла с собой. При необходимости им придется купить себе новую одежду в порту Сухуми.

Кто-то отодвинул подзорную трубу от её глаз. Когда она подняла глаза, то встретилась с мрачным взглядом Кристофера.

— Ну, почему ты всегда о чем-то беспокоишься? — вздохнула она.

Он оперся локтями о поручень и глянул на север, на побережье Крыма. Выйдя из тюрьмы, он больше не брил голову. Его череп был покрыт щетиной где-то в палец длиной, еще недостаточной, чтобы ветер трепал его волосы; черные пряди Ауры, развевались вокруг её лица: шляпа упала за борт еще в первый день.

— Я заметил кое-что странное, — сказал он, не глядя на неё. — Ты, случайно, не обратила внимание на пару стариков, что в каюте рядом с нашей?

— Случайно обратила. — Она уже догадывалась, куда он клонит.

— Мне становится плохо, когда я вижу их.

Ей с трудом удалось улыбнуться.

— Приятная пожилая супружеская чета. Я думаю итальянцы. Чем они тебе не понравились?

— В том-то все и дело. Они чистые, ухоженные, порядочные, милые, богатые старые люди. И все же у меня все в желудке переворачивается, когда я нахожусь вблизи них.

— У тебя морская болезнь.

— Нет, и я думаю, ты тоже об этом знаешь. — Он повернулся к ней. — Я заметил это еще раньше. Сначала у кровати старика в Вене, потом пару раз в поезде на обратном пути в замок. Как только ко мне приближается кто-то, кто старше меня, скажем так, лет под семьдесят, у меня появляется такое чувство будто меня тошнит. — Он прервался и прищурился, когда на них дунул особенно сильный порыв морского бриза. — Я наблюдал за тобой, Аура. И мне кажется, с тобой происходит то же самое.

Не было смысла обманывать его.

— Ты прав, — согласилась она. — Такое впечатление, — некоторое время она подыскивала подходящие слова, — будто бы кто-то водит по желудку, но только без боли.

Он схватил руку Ауры и притянул её к себе.

— Я хочу, чтобы ты сказала мне правду. Что это за штука, та, что мы оба курили?

— Ты же сам уже давно знаешь, или я не права?

Он отпустил её руку.

— Значит, все-таки я не ошибся.

— Когда я испытала ее на себе, я, как и ты, пробыла двое суток без сознания. Если бы я не отдала распоряжения не беспокоить меня в лаборатории, то, наверное, проснулась бы в склепе. Позже я испробовала это средство еще на паре крыс. Оно остановило все их жизненные функции. Будто зверей положили на лед.

— Но это только побочное действие, — тихо сказал он, словно опасаясь, что ветер может донести через море его слова до Лисандра.

— Если бы я знала…

— В воспоминаниях детей Моргант и все другие тамплиеры носят доспехи. Если бы этот переезд произошел пятьдесят или шестьдесят лет тому назад, то доспехи были бы уже немного не модными, ты не находишь?

— Я уже много дней об этом только и думаю, — призналась она.

— Последние доспехи использовались в эпоху Ренессанса, максимум во времена тридцатилетней войны, но ведь это почти триста лет тому назад.

— Я знаю! — набросилась она на него, но её гнев в действительности был направлен не против Кристофера. Намного больше её приводила в ярость собственная неспособность принять правду.

Кристофер оставался внешне спокоен, но колебания в его голосе показывали, что он тоже сбит с толку.

— Давай будем исходить из того, что Нестор и Лисандр уже принадлежали к тамплиерам, когда доспехи еще не вышли из моды — орден еще не был запрещен, а его рыцари не были презираемы.

Аура уставилась на него и горько вздохнула.

— Неужели ты всерьез утверждаешь, что им было почти по семьсот лет?

Он безрадостно засмеялся.

— Кто знает, Аура, может мы будем когда-нибудь вспоминать об этом путешествии и говорить: — Боже мой, неужели это было семьсот лет назад?

— Это не очень-то смешно.

— Это ты добровольно курила траву с могилы отца, а я нет.

— Только не говори мне, что ты пожалел, — её глаза вспыхнули от ярости. — Знаешь, Кристофер, мне не хочется говорить об этом. Я не хочу даже думать об этом.

— У тебя еще будет достаточно времени, чтобы отбросить от себя эту мысль. Может пятьсот лет, может тысяча или…

— Прекрати, пожалуйста! — Её голос зазвучал вдруг устало и изможденно. — Мне нужно время. Я даже не хочу пытаться смириться с таким абсурдом, как бессмертие, пока я не буду знать, реально ли оно.

— Поговорим о твоем отце и Лисандре. Если эта трава действительно то, что мы предполагаем, тогда почему она растет на могиле Нестора?

— Ты мне ответь.

— Потому что он был бессмертным.

Она взглянула на него так, словно она говорила с маленьким ребенком.

— А, ну да, конечно.

— У тебя есть идеи получше? — Он перегнулся через поручень и сплюнул в пену, которая бурлила вокруг корабля. — Я знаю, это звучит как бред сумасшедшего. Если ты закопаешь яблоко, то, возможно, на этом самом месте вырастет яблоня. А если ты…

— …закопаешь бессмертного, то из этого, по-твоему, должно вырасти бессмертие? — Она покачала головой и почувствовала, что близка к тому, чтобы разразиться истерическим смехом. — Это не только звучит как бред сумасшедшего, Кристофер!

Но он оставался непреклонен.

— Трава Гильгамеша защищает нас от старости, она охраняет нас от болезней, из-за неё мы чувствуем дискомфорт, даже находясь вблизи старых людей. Однако, ей не удалось уберечь человека от насильственной смерти — твой отец был убит Джиллианом. Бессмертный, который умер. Из его потерянного бессмертия вырастает новое — это и есть загадка травы Гильгамеша. Поэтому её никогда никто и не видел.

Она скорчила язвительную гримасу.

— Может её никто не видел, потому что её не существует. Ты никогда не думал об этом?

— Я также убежден в существовании Бога, хотя я никогда его не видел.

— Религия — это еще не довод.

— Не религия, но вера. В этом вся разница.

— Ты хочешь сказать, что если мы достаточно твердо верим в существование травы Гильгамеша, то от этого она есть на самом деле?

— Я верю в это, потому что она существует. Также как я могу верить в Бога только потому что я действительно знаю, что он есть.

Ауре было ясно, что подобным образом они могут проговорить достаточно долго, так и не придя ни к какому выводу. По большей части это была её собственная вина. Она сопротивлялась убеждению, которое в действительности уже давно признала в глубине души. И она видела, что Кристофер прекрасно знал об этом.

— Если мой отец и Лисандр достигли бессмертия уже шестьсот лет назад, — сказала она, — почему же тогда они вообще поссорились? Зачем вели войну за то, чем они уже давно обладали?

— Что-то произошло, — сказал Кристофер. — Нестор и Лисандр, вероятно, по какой-то причине потеряли бессмертие. За прошедшие десятилетия каждый из них, должно быть, попробовал каким-либо образом снова вернуть его. И, кажется, Лисандру это удалось.

— Новое колесо сеятеля.

Кристофер кивнул.

— Твоему отцу это не удалось и он был убит.

Ветер взъерошил волосы Ауры — она раздраженно пригладила их двумя руками.

— Тем не менее остается еще слишком много вопросов.

— Например, почему Лисандр зачал ребенка с Сильветтой?

— И это тоже, но есть еще кое-что. — Аура посмотрела на нос корабля. Серое и неспокойное море раскинулось до самого горизонта. Где-то там, невидимая во мрачной дали, находилась Сванетия.

— Мне непонятно, — сказала она, погрузившись в свои мысли, — почему Сильветта все еще с ним? Потому что Лисандр её принуждает или потому, что она сама этого хочет?

Непогода бушевала до самого вечера. Черные облака-крепости взяли замок в осаду, гром и молнии бились о старые стены, но после того, как начался дождь, хлесткий ветер постепенно стих, и, наконец, стало тише. Молнии стали реже, гром умолк, только темень не хотела уходить, да и то, только потому, что после урагана ночь воцарилась над побережьем.