Я ждал его в вестибюле “Президент-отеля” в Киеве и сразу узнал по фотографии, которую показывал Саша: невысокий темноволосый мужчина лет сорока пяти, не слишком приметный, как и положено оперу, слегка склонный к полноте, с пытливым взглядом и сдержанной улыбкой, не эмоциональный, вдумчивый, явный интроверт — полная противоположность Саше.

За несколько часов беседы, которую мы продолжили в грузинском ресторане “Мимино” на Подоле, мне так и не удалось заглянуть Трепашкину в душу. Все мои попытки втянуть его в обсуждение высоких мотивов, которые, как я думал, стояли за его миссией, оказались безрезультатными. Он не высказывал никаких политических суждений и ничего не обобщал. Он вел себя так, будто взрывы домов были заурядным преступлением, а он — обычным сыщиком.

В конечном итоге мне пришлось отказаться от попыток разобраться в его мотивации. Но я должен был знать наверняка, что он понимает пределы наших возможностей ему помочь, если за него “возьмутся всерьез”.

— Миша, если можно тебя так называть, ты понимаешь, что если ты будешь продолжать в том же духе, тебя посадят? — спросил я.

— Я не собираюсь нарушать закон, Александр Давыдовыч, — очевидно, ему пришлась не по вкусу моя фамильярность. — Если меня арестуют, то это будет незаконно.

— Именно так, Михаил Иванович! — мне пришлось вновь перейти на вы. — Должен вам сказать, что я очень даже за то, чтобы вы продолжали свою благородную деятельность. Но я убежден, что она долго не продлится и плохо для вас кончится, а мы мало что сможем сделать.

— Я делаю это не для вас, — сказал он. — У меня есть клиенты, Татьяна Александровна и Елена Александровна Морозовы. Я также сотрудничаю с Сергеем Николаевичем Юшенковым, депутатом Государственной думы.

Чем больше я старался его разговорить, тем глубже он уходил в свою раковину. Ну и бог с ним, подумал я. Не хочет признать, что он борец с системой? Притворяется, что расследует обычное преступление? Значит, так тому и быть. Возможно, таким способом он пытается уйти от горькой правды, что полжизни проработал в преступной организации.

Одно было ясно — Трепашкину можно доверять. Если доказательства, которые мы ищем, существуют, то он их из-под земли достанет. Для очистки совести я еще раз предупредил его, что это может закончиться для него тюрьмой, и мы перешли ко второму вопросу — доставке Сашиной книги в Москву.

Трепашкин настаивал на том, что если операция и будет секретной, законы должны быть соблюдены: в бумагах указано, что мы ввозим, товар должен быть растаможен по всем правилам и так далее.

Я успокоил его: все будет по правилам. Груз попадет в Россию через пропускной пункт вдалеке от московских политических страстей, в самом конце рабочего дня, когда смена таможенников хочет поскорее уйти домой и не станет беспокоить себя досмотром какой-то там “печатной продукции”.

Душным августовским вечером Трепашкин встретил в Москве фургон из Риги с пятью тысячами экземпляров “Лубянской преступной группировки”. Он велел шоферу ехать за ним на неприметный склад, который заранее арендовал. Вскоре книга появилась в киосках в центре Москвы и моментально стала библиографической редкостью. А бывший министр внутренних дел Анатолий Куликов, в прошлом лидер “Партии войны”, заявил, что подаст на Сашу в суд за клевету (чего он, впрочем, так и не сделал).

Москва, сентябрь 2002 года. Выступая по случаю третьей годовщины взрывов домов, заместитель генпрокурора Сергей Фридинский потребовал ареста и экстрадиции Ачемеза Гочияева из Грузии в Россию. Однако грузинский министр иностранных дел Ираклий Менагаришвили ответил, что Гочияева в стране нет. Председатель “Общественной комиссии” по взрывам Сергей Ковалев заявил, что если Гочияев будет задержан, то его ни в коем случае нельзя передавать в руки ФСБ.

ТЕМ ВРЕМЕНЕМ в ходе расследования взрывов, которое вели Саша, Фельштинский и Трепашкин, неожиданно всплыло имя Макса Лазовского — того самого связанного с ФСБ московского гангстера, которого Саша с самого начала подозревал в причастности к взрывам и который погиб от пули снайпера в апреле 2000 года.

Вскоре после контакта с Гочияевым Фельштинский получил по почте пакет с посланием от Тимура Батчаева и Юсуфа Крымшамхалова, которые, по версии ФСБ, были соучастниками Гочияева. Местом отправления снова была Грузия. Будучи карачаевцами, писали Батчаев и Крымшамхалов, они сочувствовали чеченцам и в начале второй войны вступили в подпольную исламистскую ячейку. Они признались в том, что перевозили на грузовике мешки с взрывчаткой, однако были уверены, что она будет использована для подрыва военных объектов, а не жилых домов. Так им сказали командиры их группы — некие Абубакар и Абдулгафур. Задним числом Батчаев с Крымшамхаловым поняли, что командиры работали на ФСБ, а под кличкой Абдулгафура скрывался не кто иной, как лидер Лазанской ОПГ Макс Лазовский — человек, хорошо известный в чеченской среде. Они также назвали имя руководителя всей операции — это, по их словам, был заместитель Патрушева адмирал Герман Угрюмов, который в ФСБ отвечал за Чеченскую линию вплоть до своей смерти от инфаркта в январе 2001 года.

Письмо Батчаева и Крымшамхалова выглядело менее убедительным, чем показания Гочияева. Текст был набран на компьютере, и был он слишком грамотным и сложным для людей их образовательного уровня. Значит, кто-то помогал его писать. К тому же они не объяснили, как пришли к выводу об участии ФСБ, идентифицировали Лазовского и узнали о роли Угрюмова. Может быть, кто-то манипулирует авторами, ведет таким способом “информационную игру” против ФСБ?

Но, с другой стороны, у нас не было сомнений, что письмо действительно написали Крымшамхалов с Деккушевым. (После ареста Крымшамхалов подтвердил авторство письма своему адвокату). К нему был приложен диск с короткой видеозаписью, на которой Крымшамхалов появился собственной персоной. Мотивация авторов тоже выглядела правдоподобной. Они писали, что за ними идет охота по всей Грузии и что за их головы назначено вознаграждение. Поимка или гибель — вопрос времени. Зная, что обречены, они всего лишь хотят изложить свою версию событий: “Мы оказались частью трагедии чеченского и русского народов. Мы просим прощения у тех, кому принесли горе в сентябре 1999 года. Мы просим прощения еще и у чеченского народа за то, что были использованы ФСБ “втемную” для начала второй чеченской войны”.

Фельштинский и Саша с помощью Трепашкина принялись проверять эту информацию и “примерять” ее ко всему, что уже было известно. И вот, разрабатывая эту линию, “следственная тройка” выяснила потрясающую деталь: между Лазовским и Гочияевым существовала связь, и в этом была замешана женщина! После первого взрыва ее ненадолго задержали, но потом почему-то отпустили, и она исчезла.

Исследуя реестр юридических лиц, добытый Трепашкиным в Москве, Фельштинский обнаружил, что принадлежавшая Гочияеву компания “Бранд-2”, на которую были арендованы помещения, и одна из фирм Лазовского пользовались услугами одной и той же юридической конторы. Это была “Деловая компания”, находившаяся по адресу Фуркасовский пер., д. 3, то есть через улицу от центрального здания ФСБ на Лубянке. Лазовского и Гочияева обслуживала одна и та же сотрудница — 26-летняя Татьяна Королева. Один из телефонов Лазовского вел в офис Королевой, а одним из подставных лиц, которых Королева указывала в документах при учреждении компании, была соседка Лазовского по дому.

И тут Фельштинский вспомнил, что Татьяна Королева уже проходила по делу о взрывах: в одном из газетных материалов ее назвали любовницей Гочияева. 10 октября 1999 года газета “Коммерсант” опубликовала статью Юрия Сюна под названием “Взрыва на Каширке могло и не быть”: