К Саше их пустили всего на несколько минут. Какой-то боковой частью сознания она отметила странность того, что ей отведено так мало времени для прощания, и что на этаже полностью отсутствует медицинский персонал, а все палаты пусты. Повсюду стояли полицейские.
— Сейчас-то кого охранять? — внутренне усмехнулась она. — Нереально все, похоже на сон.
В палате был полумрак. Саша лежал один, освобожденный от трубок и проводов, которые опутывали его в последнее время. Все приборы были выключены. Привыкнув к тому, что входя к нему, нужно надевать стерильный халат и перчатки, она вдруг осознала, что теперь этого не потребуется, и можно до него дотрагиваться сколько захочется. Она села на кровать, наклонилась, обняла его и закрыла глаза. Почувствовав знакомое тепло его тела, она на секунду вдруг подумала, что произошла ошибка, и сейчас он с ней заговорит. Но в дверях уже стояли какие-то люди, и в их позах читался сигнал, что пора уходить. Стоящий рядом с застывшим лицом Толик был рад, что можно взять ее за руку и выйти из комнаты. “Это не мой папа”, - сказал он ей шепотом, и она поняла, что это значит: он не хотел запомнить его таким.
БОРИС С ЛЕНОЙ, Ахмед, Андрей Некрасов и я, съехавшиеся, услышав новость по радио, ждали внизу в безлюдном вестибюле. Борис не мог усидеть на месте, ходил взад-вперед по комнате. Ахмед сидел, уставившись в одну точку. Лена и Андрей о чем-то тихо говорили. На этаж нас не пустили, но в тот момент все были настолько потрясены, что никто не обратил внимания на странность этого обстоятельства.
Борис отвел меня в сторону.
— Ты понимаешь, у меня ощущение, будто я присутствую при каком-то космическом событии, будто мощное поле на нас сфокусировалось, и за всем этим есть недоступный нам замысел. Ты ведь не веришь в Бога?
— Нет. Но ты прав, есть ощущение какой-то энергии.
— Ну вот, самый подходящий момент, чтобы поверить.
— Я подумаю.
— Ты заметил, как он перед смертью изменился? Всегда был как мальчишка. А тут какая-то мудрость в нем появилась, спокойствие и твердость. Ни одной жалобы или сожаления. Ни одной просьбы. Знаешь, я у него прощения просил, что это его из-за меня… А он говорит: успокойтесь, не из-за вас. Я, говорит, всегда знал, что так будет. Не понимаю, откуда такие люди берутся? И почему все это с нами произошло: с ним, с тобой, со мной? И как нас вообще судьба свела? Неужто все это игра случая и никто нас не выбирает? По теории вероятности такое практически невозможно, я считал. Так что ты подумай.
Появились Марина с Толиком. Было полвторого ночи. Ахмед повез их домой.
ПРЕДСМЕРТНОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ САШИ, зачитанное мной журналистам перед зданием клиники Лондонского университета утром 24 ноября 2006 года гласило:
Я хотел бы поблагодарить многих: моих врачей, медсестёр и сотрудников больницы, которые делают всё возможное; британскую полицию, которая прилагает столько усилий и профессионализма, расследуя мое дело, и охраняет меня и мою семью. Я благодарен британскому правительству за заботу обо мне и за честь быть британским гражданином.
Я хотел бы поблагодарить жителей Великобритании за выражения поддержки и сострадания.
Благодарю мою жену Марину, которая была со мной всё это время. Моя любовь к ней и нашему сыну не знает границ.
Сейчас я лежу здесь и отчётливо слышу шум крыльев ангела смерти. Может быть, мне и удастся от него ускользнуть, но, боюсь, мои ноги уже не так быстры, как хотелось бы. Поэтому, думаю, настал момент сказать пару слов человеку, который несет ответственность за моё нынешнее состояние.
Возможно, у Вас и получится заставить меня замолчать, но это молчание не пройдёт для Вас бесследно. Вы доказали, что являетесь тем самым безжалостным варваром, которым Вас представляют ваши самые жестокие критики.
Вы продемонстрировали, что у Вас нет никакого уважения к человеческой жизни, свободе и другим ценностям цивилизации.
Вы показали, что недостойны своей должности, недостойны доверия цивилизованных людей.
Возможно, Вам удастся заставить замолчать одного человека, но гул протестов по всему миру будет звучать у Вас в ушах, господин Путин, до конца жизни. Пусть Бог простит Вас за то, что Вы сделали — не только со мной, но и с моей любимой Россией и её народом.
НАМ ТАК И не сообщили, каким именно образом обнаружили точную причину отравления. Возможно, послушавшись профессора Генри, в больницу привезли детектор альфа-частиц. Или отвезли образцы мочи и крови в Центр ядерных вооружений в Алдемарстоне в графстве Беркшир, где вскоре сосредоточилась вся следственная работа. Так или иначе, но как раз в тот момент, когда он умирал, сыщики наконец поняли, что же, собственно, его убивало — это был радиоактивный изотоп Полоний-210, эмиттер альфа-частиц.
Мне сообщил об этом Закаев, позвонивший в полчетвертого утра. Не прошло и часа, как Марина с Толиком вернулись из больницы, как в Мосвелл-хилл нагрянула полиция в комбинезонах радиационной защиты. Марине позволили взять только самое необходимое и приказали немедленно покинуть дом, потому что их жизни грозит опасность. Остаток ночи они с Толиком провели у Закаевых. А в доме напротив всю ночь работали люди, облаченные в ярко-желтые балахоны, резиновые сапоги, перчатки и противогазы. Уходя утром, они герметически запечатали все двери и окна и покрыли крыльцо и газон ярко-синим пластиком. Перед домом усилили наряд полиции.
Теперь стало ясно, почему после Сашиной смерти с этажа эвакуировали всех врачей и больных, а нас не допустили к телу. Детективы из Скотланд-Ярда попросили нас пока никому не говорить про радиоактивность. Власти опасались, что если информация просочится, то в городе начнется паника. Сначала, сказали они, необходимо оценить уровень опасности для населения, после чего соответствующие инстанции сделают специальное заявление. Однако в то утро убитый горем Вальтер Литвиненко чуть не проговорился, когда вышел вместе со мной к толпе журналистов, ожидавших перед больницей.
— Моего сына убила маленькая атомная бомба, — сказал он, всхлипывая.
Но все пропустили это мимо ушей, приняв за фигуральное выражение.
Через несколько часов министр внутренних дел Джон Рид объявил, что Саша был убит радиацией. Затем последовало заявление Службы охраны здоровья (СОЗ) о том, что это была “большая доза”. И тут началось что-то невообразимое. Мобильные команды СОЗ в защитных комбинезонах, оснащенные альфа-счетчиками, носились взад и вперед по Лондону в сопровождении полиции, проверяя все места, где мог побывать Саша. За ними гонялись автомобили журналистов и телевизионных съемочных групп. Сотни обеспокоенных граждан, решивших, что у них началась лучевая болезнь, звонили в СОЗ по специально открытой горячей линии. В Уайтхолле собралась так называемая “КОБРА” — государственный комитет по чрезвычайным ситуациям, который в последний раз созывали в день терактов в Лондонском метро. По всем каналам транслировали специальные репортажи, в которых физики-ядерщики, вытащенные из лабораторий, рассказывали народу о свойствах Полония-210. Через несколько часов миллионы британцев стали специалистами в области альфа-частиц и лучевой болезни. Они узнали о российской политике и об истории взаимоотношений Березовского с Путиным больше, чем за все предыдущие годы. Весь мир услышал имя Саши Литвиненко — жертвы первого в истории теракта с применением радиоактивного материала.
ПРОШЛО ДВЕ НЕДЕЛИ, прежде чем разрешили похоронить Сашу. Его тело представляло радиационную угрозу, и поэтому сразу после кончины его увезли в какое-то особое учреждение, а в больнице провели специальную санитарную обработку — “деконтаминацию”. В том же “особом учреждении” патологи в радиозащитных одеждах провели вскрытие. Наконец, нам сообщили, что тело будет выдано в специальном герметически запечатанном контейнере, откуда ничего и никогда не попадет в окружающую среду. В таком виде его можно хоронить. Если же семья пожелает кремировать покойного, то ждать, пока радиоактивность снизится до допустимого уровня, придется двадцать восемь лет, то есть около восьмидесяти периодов полураспада Полония-210.
