Верно, угрюмо заметил Брат Джером. Армитаж был хорошим учителем: требовательным, жестким и безжалостным. Эти его качества как нельзя лучше помогали отсеивать тех, кто попадал сюда случайно, а также избавляться от мазохистов, романтиков и претендующих на роль мучеников и святых. Позднее он продемонстрирует им свои шрамы и увечья и подробно расскажет, где и при каких обстоятельствах он их получил, а также как ему чудом удалось выжить. После этого некоторые сразу же уйдут. За ними последуют еще несколько, не выдержав проводимого в учебных целях сеанса гипноза, в состоянии которого в течение воображаемого месяца они испытают на себе всевозможные тяготы и унижения. Ненастоящие, конечно, однако дающие поразительный эффект. Те, кто останутся, продолжат подготовку. Они научатся различным ремеслам и приобретут знания в области медицины и психологии, овладеют искусством гипноза, поймут опасность гордыни и познают, что превыше всего — добродетель смирения.

Они были одними из многих, кто ведет неустанную работу, чтобы удовлетворить все возрастающую потребность в монахах с Надежды во всех уголках Вселенной. Подобные школы существовали и на других планетах. Но на тех, кто проходил подготовку в самом сердце Церкви, всегда был особый спрос. Они несли с собой чистое учение, используя новейшие методы и технологии. Все приобретенные знания находили себе применение в других мирах.

Словно непрерывный поток антибиотиков, подумал Брат Джером. Метафора понравилась ему. Это было похоже на то, как расходятся на поверхности воды бесконечные круги, принося с собой очищение на каждую из планет, известных человечеству, наполняя их любовью, терпением и пониманием, чтобы в конечном итоге избавить от скверны Сатаны.

В офисе школы царило какое–то напряжение. Брат Джером ощутил его сразу же, как только вошел. Он остановился в приемной и попытался понять, что происходит. Его взгляд скользнул по широкому письменному столу с новейшей техникой и перенесся в комнату ожидания со специально оборудованными креслами для посетителей. Джером внимательно осмотрел всех присутствующих. Здесь находились монахи, которые составляли служебный персонал, а также охранники — молодые, крепко сбитые, родившиеся на планетах с высокой гравитацией. Они проходили специальную подготовку, чтобы потом оказаться там, где существует необходимость в защите. Внимание Верховного Монаха привлек человек, который стоял, прислонившись к стене, рядом с его личным секретарем, Братом Франом.

Брат Джером с интересом понаблюдал за посетителем, прикидывая в уме, что, по всей видимости, он–то и послужил причиной всеобщего беспокойства. Человек был довольно высокого роста. Его голову украшал прозрачный шлем. Длинный, с высоким воротником плащ окутывал незнакомца, словно пытаясь спрятать от любопытных глаз. Ткань, переливаясь оттенками золотисто–бронзового цвета, напоминала металл. Голова человека, возвышаясь над воротником, напоминала голову орла. На покрытом шрамами лице выделялся хищный, похожий на клюв, нос. Глубоко посаженные глаза сверкали злобно и вызывающе. Он посмотрел на Брата Джерома, но тут же отвернулся, не заметив ничего интересного для себя.

Брат Фран сделал шаг вперед. Из–под капюшона рясы показалось его лицо. Оно было спокойным и хладнокровным.

— Брат, — сказал он без всякого вступления. — Этот человек настаивает на встрече с вами. Но у него не назначено время.

— Я требую аудиенции у Верховного Монаха, — прогрохотал незнакомец. — И я останусь здесь до тех пор, пока не добьюсь своего.

Брат Джером улыбнулся. Все это он находил забавным, хотя его секретарь явно придерживался противоположного мнения. Джером на два шага приблизился к человеку в плаще и спросил:

— Ваше имя?

— Сентон Френчи. Я живу на Сарде.

— Это один из миров вендетты?

— Да.

Джером понимающе кивнул.

— Если хотите, можете снять свой плащ, — предложил он мягко. — На Надежде нет необходимости в подобной одежде. Здесь люди не преследуют друг друга, чтобы отплатить за воображаемое оскорбление смертью обидчика.

— Следи за тем, что говоришь, монах. — В хриплом голосе послышалась угроза. — Ты заходишь слишком далеко.

— Не думаю, — спокойно ответил Брат Джером. Он посмотрел в ту сторону, где двое телохранителей сделали два шага вперед по направлению к ним, и кивком приказал тем оставаться на своих местах. Он знал, что ему не потребуется помощь.

— Какое дело привело вас на Надежду?

— Я расскажу об этом только Верховному Монаху.

— А если он не захочет выслушать вас? — Джером внимательно посмотрел в сверкающие гневом глаза. — Вы очень упрямы, да к тому же явно не осознаете, чего требуете. Почему вам должны уступать место те, кто, соблюдая установленный порядок, договорились о встрече заранее. Кто вы такой, чтобы указывать здесь, что нужно и что не нужно делать.

— Я Сентон Френчи. И моя планета — Сард.

— У всех здесь тоже есть имена и титулы, — спокойно заметил Джером. — Назовите хоть одну причину, почему вас следует пропустить вперед.

Сентон метнул полный огня взгляд на монаха, затем на пустой офис, в котором, кроме служащих, не было ни одного посетителя.

— Но здесь никого нет, — гневно показал он. — Кого же я должен пропустить?

— Сегодня не приемный день, поэтому нет и аудиенций, — объяснил Брат Фран. — У Верховного Монаха существуют свои обязанности, а вы мешаете ему.

— Мешаю ему?

— Вы говорите с Братом Джеромом, Верховным Монахом Всемирного Братства.

Сардиец ошеломленно посмотрел на Брата Джерома. Он не мог поверить в то, что ему сейчас сказали. Это была знакомая реакция со стороны тех, кто проявлял излишнюю любовь к церемониям и всегда настаивал на праве пользоваться своими привилегиями. Такие люди еще могли как–то смириться с его почтенным возрастом, потому как для достижения столь высокого положения требовалось время. Но носить простые сандалии и грубую рясу, как у рядовых монахов, собирающих пожертвования на улицах, — это не укладывалось в их сознании.

Хотя, устало подумал Брат Джером, все объяснялось очень просто. Он был не лучше, но, наверное, и не хуже любого монаха в Братстве. Зачем в таком случае ставить себя в особое положение? Облачиться в роскошные одежды и навешать на себя драгоценности? Подобное стало бы насмешкой над всеми его убеждениями. Но разве можно объяснить это такому человеку, как Сентон Френчи? Вряд ли ему дано понять, что надеть на палец перстень с бриллиантом означает лишить кого–то куска хлеба. Цена подобных безделушек измерялась людской болью и страданиями, в противном случае они никому не были бы нужны.

— Я жду, — повторил он терпеливо. — Если вы не можете убедить меня в необходимости нашего разговора, в таком случае я попросил бы вас удалиться. Вы можете договориться о встрече в другое время через моего секретаря, — добавил он.

Монахи, пристально наблюдавшие за их беседой, начали приближаться, готовые в любой момент приступить к действию. Сентон посмотрел сначала на них, затем впился глазами в Джерома. Воздух со свистом проходил сквозь его ноздри, как будто легкие с трудом выпускали его из своих недр.

— Я всегда поддерживал Церковь, — чуть скованно выложил он очередной аргумент. — Временами мои пожертвования были очень щедрыми.

— А теперь вы требуете что–нибудь взамен, — отметил Джером. — Меня это не удивляет. Однако то, что вы надеетесь получить, и что люди хотят вам дать — не всегда совпадает. Я могу предложить вам аудиенцию только в общем порядке.

Джером отвернулся, чувствуя себя разбитым и опустошенным. Гордыня, подумал он горько. Человек выстраивает себе тюрьму и называет ее гордостью. Иногда она оказывается такой прочной, что вырваться оттуда просто невозможно. Снова послышалось свистящее дыхание. Кто–то схватил его за рукав.

— Брат! — Голос Сентона изменился до неузнаваемости. — Помогите мне, Брат! Из любви к Господу, помогите мне!

Джером повернулся и знаком приказал монахам удалиться из комнаты. Он прикоснулся к большой, покрытой шрамами руке, которая удерживала его за рясу так крепко, что костяшки пальцев побелели от напряжения.