– Вот здесь ты промахнулась, старушка, потому что я чертовски привязан к ней, – возразил он. – Но это не значит, что я буду сходить с ума из‑за ее фокусов. Ей бы это вряд ли понравилось. Готов биться об заклад: она что-то задумала!

Поскольку в этот момент в комнату вошел Дассет с напитками и легкими закусками, чтобы путешественник мог подкрепиться, разговор на время прервался. Когда же дворецкий удалился, леди Омберсли заговорила снова:

– Как бы там ни было, уверяю, что сегодня вечером ты увидишь Софи, потому что Сесилия и мисс Рекстон как раз отправились за ней!

– Кто такая мисс Рекстон? – полюбопытствовал сэр Гораций, наливая себе стакан мадеры.

– Если бы ты хоть иногда слушал, что тебе говорят, Гораций, то знал бы, что мисс Рекстон – та самая леди, на которой намерен жениться Чарльз!

– Что ж ты сразу не сказала? – ответил сэр Гораций, потягивая вино. – У меня плохая память на имена! Но теперь я вспомнил: ты говорила, что эта девчонка – ужасная зануда.

– Я не говорила ничего подобного! – всполошилась леди Омберсли. – Да, разумеется, она мне не нравится… Но именно ты заявил, что она представляется тебе очень скучной особой!

– Если я так сказал, то можешь быть уверена, что я прав. А вино, кстати, вполне сносное. Раз уж мы заговорили об этом, припоминаю, ты обмолвилась насчет того, что и твоя Сесилия вот-вот выйдет замуж; за Чарлбери, не так ли?

Леди Омберсли вздохнула.

– Увы, все сорвалось! Он разонравился Сесилии. Но зато Чарльз перестал возражать против Огастеса Фэнхоупа, да и Омберсли, хотя и говорит, что никогда не даст согласия на этот брак, думаю, в конце концов смирится. Кстати, Гораций, ты должен знать, что в последнее время лорд Чарлбери оказывает повышенное внимание Софи.

– Неужели?

Их прервал звук нетерпеливых шагов на лестнице, и мгновением позже в комнату стремительно вошел мистер Ривенхолл, держа в руке письмо. Он даже не дал себе труда снять пальто для верховой езды перед тем, как ворваться в комнату матери.

Мистер Ривенхолл выглядел взбешенным и очень бледным. Поставив в стойло своего гнедого, он сначала отправился на Бонд-стрит, чтобы выпустить пар в спарринге с Джентльменом Джексоном[102], после чего заглянул в «Уайтс», где около часу играл на бильярде, борясь с желанием вернуться на Беркли-сквер и заявить своей несносной кузине, что вовсе не имел в виду того, что наговорил ей. Выйдя из бильярдной, он столкнулся со своим другом мистером Уичболдом. Тот, в точности выполняя полученное распоряжение, поинтересовался у Чарльза, куда это направилась мисс Стэнтон-Лейси. Получив короткий ответ: «Никуда, насколько мне известно», он заявил не без некоторого внутреннего трепета:

– Увы, старина! Я видел, как она уезжала в почтовой карете, запряженной четверкой лошадей. Более того, рядом с ней сидел Чарлбери.

Мистер Ривенхолл уставился на него, не веря своим ушам.

– Уехала в почтовой карете, запряженной четверкой лошадей? Ты наверняка ошибаешься!

– Вовсе нет! – ответил мистер Уичболд, мужественно играя свою роль до конца.

– Значит, ты обознался! Моя кузина дома! – заявил Чарльз непререкаемым тоном и добавил, видя, что друг собирается оспорить его слова: – Более того, Киприан, я был бы тебе благодарен, если бы ты не распространял по городу эти байки!

– Что ты, что ты, у меня и в мыслях этого не было! – поспешил заверить его мистер Уичболд.

После этого мистер Ривенхолл отправился в игорный зал, чтобы сыграть роббер-другой[103] в вист. Но все места оказались заняты, и пока он стоял у ближайшего стола, наблюдая за игрой и помимо воли то и дело мысленно возвращаясь к недавнему разговору с мистером Уичболдом и его нелепому заблуждению, ему передали записку мисс Рекстон. В результате у Чарльза пропало всякое желание играть в вист, и он помчался на Беркли-сквер, даже не извинившись перед теми, кто пригласил его на следующий роббер. Войдя в дом, он обнаружил на столике в холле адресованное ему письмо Софи, прочел его и, перепрыгивая через две ступеньки, помчался в комнату леди Омберсли.

– Надеюсь, мама, ты сумеешь объяснить мне… – разгневанным тоном начал было он, но тут же оборвал себя на полуслове, заметив, что она не одна. – Прошу прощения! Я не знал… – И вновь умолк, когда сэр Гораций поднес к глазу монокль, чтобы получше рассмотреть его. – О! – произнес он, и в его голосе явственно прозвучала угроза. – Значит, это вы, сэр? Прекрасно! Вы не могли выбрать более удачный момент для приезда!

Возмущенная крайне неуважительным тоном, который выбрал ее сын, леди Омберсли осмелилась запротестовать:

– Чарльз! Прошу тебя…

Он не обратил на нее никакого внимания и быстрым шагом вошел в комнату.

– Вам, без сомнения, будет приятно узнать, сэр, что ваша драгоценная дочь сбежала с Эверардом Чарлбери! – заявил он.

– В самом деле? – осведомился сэр Гораций. – Для чего ей это понадобилось, хотел бы я знать? Хотя я не возражаю против того, чтобы она вышла за Чарлбери! Приличная семья, неплохое состояние!

– Она сделала это для того, – сообщил мистер Ривенхолл, – чтобы меня позлить! А что касается ее замужества с лордом Чарлбери, то этого она не сделает!

– Неужели? – поинтересовался сэр Гораций, направив монокль на лицо племянника. – И кто это сказал?

– Я так говорю! – вспылил мистер Ривенхолл. – Более того, она не имеет ни малейшего намерения выходить за него замуж! Если вы не знаете свою дочь, то я знаю ее очень даже хорошо!

Леди Омберсли, в немом смятении прислушивавшаяся к разговору, обрела наконец-то дар речи и пролепетала:

– Нет-нет, она не могла сбежать с Чарлбери! Должно быть, ты ошибаешься! Увы, Чарльз, боюсь, это ты во всем виноват! Ты наверняка был ужасно груб с бедной Софи!

– Значит, я был ужасно груб, сударыня? На самом деле моя жестокость заключалась в том, что я простил ей кражу моего молодого гнедого жеребца из нашей конюшни, на котором она, не сказав мне ни слова, поехала кататься в Парке! И в том, что она не лежит сейчас со сломанной шеей, ее заслуги нет!

– Да, – рассудительно заметил сэр Гораций, – тут она погорячилась! Собственно, я очень удивлен ее недостойным поведением, потому что это совсем на нее не похоже. Но что заставило ее решиться на такой поступок?

– Всего лишь вполне понятное желание поссориться со мной! – с горечью заявил мистер Ривенхолл. – Теперь-то я все понимаю, причем прекрасно, и если она не будет осторожна, то преуспеет куда больше, чем намеревалась!

– Боюсь, мой мальчик, – сказал его дядя, в глазах которого заплясали лукавые искорки, – ты не любишь мою маленькую Софи!

– Ваша маленькая Софи, сэр, не дала мне – нам! – ни минуты покоя с тех самых пор, как переступила порог этого дома! – без обиняков заявил мистер Ривенхолл.

– Чарльз, ты не должен так говорить! – покраснев, возмутилась его мать. – Это несправедливо! Как ты можешь… как ты можешь так думать? Вспомни ее доброту, ее самоотречение… – Голос миледи сорвался, и она потянулась за носовым платком.

На щеках у мистера Ривенхолла тоже выступил румянец.

– Я не забываю об этом, сударыня. Но эта ее выходка!..

– Не представляю, откуда у тебя взялась столь дикая идея! Это неправда! Софи уехала, потому что ты оказался крайне несдержан на язык, а что касается выдумки о том, что рядом с ней был Чарлбери…

– Я знаю, что он был с ней! – перебил ее сын. – Если бы мне понадобились доказательства, то я получил бы их вот в этой записке, которую она заботливо оставила для меня! Она не делает из этого тайны!

– В таком случае, – сказал сэр Гораций, вновь наполняя свой бокал, – она наверняка задумала какую-то каверзу. Попробуй эту мадеру, мой мальчик; следует отдать должное твоему отцу: он превосходно разбирается в винах!

– Но, Чарльз, это же ужасно! – ахнула леди Омберсли. – Слава Богу, я не запретила Сесилии поехать за ней! Только представь, какой грянет скандал! О, Гораций, поверь, я ни о чем не подозревала!