Гром небесный, она хотела его снова! При воспоминании о его теле, тёплом дыхании на шее, её обдало жаркой волной. Нечто огромное, горячее разрасталось, проникало в кровь, обволакивая и поглощая её целиком.

— Это ужасно, Джулиана Уэллс, — сказала она сама себе. — Вожделеть мужчину, который заманивает тебя в ловушку брака.

Она все еще не доверяла его намерениям, подозревала, что он хочет отомстить ей, отвергнув в последний момент. А теперь ещё и это ужасное убийство! Её не удивляло, что Эдмунд умер подобным образом. Человеку столь порочному, постоянно плетущему интриги, был предопределён такой зловещий конец. Но кто мог совершить это преступление? Если люди действительно подозревают её, то ей необходимо подумать, кому действительно следует вменить в вину убийство Эдмунда.

Артур, без сомнения, был подвержен тем же порокам, что и его брат. Возможно, это его работа. Грэй не поверил её обвинению, но сколь часто наследники погибали от рук завистливых братьев? Теперь Хьюго станет разыскивать убийцу, но нежелание Грэя подозревать Артура сведет на нет все усилия.

Как далеко может зайти Грэй, чтобы защитить друга? Он не заявил публично, что подозревает её, но она знала, каким безжалостным он может быть. Смог бы он, будучи к тому вынужден, обвинить её, чтобы выгородить Артура? Нет. Она не хотела этому верить. И все же он подозревал и обвинял её. Элис подала чашу горячего вина. Джулиана сидела, откинувшись на подушки, потягивала снадобье, и надеялась, что оно успокоит её и уймет головную боль. Она боялась. Не чужих подозрений, а своей влюблённости. Нет, не так. Она боялась, что уже слишком поздно запрещать себе влюбляться.

Грэй де Валенс приводил её в бешенство, оскорблял, угрожал ей так, что хотелось пнуть его в живот, его плоский твердый живот. Но за яростью и неприязнью скрывались робкие, неуверенные и всё же такие волнующие чувства. Наивные, трепетные, нежные чувства. И они иссушали её, горячили ей кровь, будили неясные желания. Хотелось его кусать, царапать спину, гладить его обнаженную грудь, живот. Если бы только она могла быть уверена в его ответных чувствах. Но как быть, если она едва знала его, несмотря на случившуюся между ними близость.

Прижав чашу ко лбу, Джулиана вздохнула. Она предалась самому ужасному для женщины греху, по крайне мере, одному из них. Церковь осуждала блуд. Если бы Клемент узнал, то сказал бы, что она должна искупить грех, выйдя замуж за Грэя. Но то, что столь удивительный мужчина, как Грэй де Валенс, действительно хочет жениться на ней, не укладывалось у неё в голове.

— Что же мне делать?

— Госпожа?

— О, Элис, ты всё еще здесь?

— Я ждала, чтобы приготовить постель, госпожа.

Джулиана поднялась с кровати и подошла к холодному оконному проёму. Она была совсем сбита с толку, что совершенно на неё не похоже. Всем было известно, насколько она решительна. Она всегда знала, как надо поступать, никогда не сомневалась в принятых решениях, без колебаний отдавала распоряжения. Однако всё это куда-то исчезло. Не уверенная более в своих суждениях, она боялась, что влюбилась в мужчину, который тайно стремился уничтожить ее. Как такое возможно? Может, всё совсем не так? Может, она растеряла весь свой разум? Нет. Она не могла внезапно утратить способность оценивать мужской характер. Грэй мог донимать её и быть безжалостным, да, но он не был порочным или злым. Или всё же был?

— Вы растеряны, — сказала Элис, вытягивая ночную сорочку из сундука, стоящего в изножье кровати.

Джулиана невесело улыбнулась. — Да, чрезвычайно растеряна.

— Это потому, что он достоин вашей незаурядной вспыльчивости, госпожа.

— О чем ты говоришь?

— Он противостоит вам. Отвечает ударом на удар и возвращает с лихвой. Когда вы с ним сталкиваетесь, на небе, должно быть, сверкают молнии. Я всегда знала, что вы не выйдете замуж за мужчину, которого смогли бы одолеть.

— Считаешь, что он победил?

— Нет, но и не проиграл.

Джулиана стала стягивать с себя платье резкими, взволнованными движениями. — Я никогда не стану плясать под его дудку, и не противоречь мне.

— Больше не буду.

— Он не имеет надо мной власти.

— Нет, госпожа.

— И не будет иметь.

— Конечно, нет, госпожа.

— Если он думает, что сможет заставить меня выполнять свои приказы, то мозгов у него не больше, чем у мухи-однодневки. Нет, Грэю де Валенсу не удастся устроить спектакль с моим участием ни из мнимой помолвки, ни из своих мерзких подозрений. Ложись спать, Элис. На рассвете мы отправляемся в Вайн-Хилл.

— Значит, он позволил вам уехать?

Джулиана схватила подушку и швырнула в служанку. — Скорее ад замёрзнет, нежели я спрошу разрешения у викинга. Уйди.

Дверь закрылась. Джулиана смотрела на нее, судорожно вцепившись в покрывала. Потом встала, подняла подушку. Она снова забралась в кровать, легла на спину и раздражённо скрестила руки. Даже если бы Грэй не высказал свои подозрения, даже если бы он не опозорил её перед всем Уэллсбруком, она не вышла бы за него. Почему? Потому что похотливый мошенник приказал ей выйти за него, приказал!

Никто не будет командовать Джулианой Уэллс, и уж тем паче самодовольный рыцарь-забияка, привыкший к тому, что женщины трепещут и падают в обморок, едва заметив его. Она покажет ему, что Джулиана Уэллс не подчиняется никому!

Рута

Рута отводит болезни, насекомых, ведьм и всякое другое зло, также избавляет от слабого зрения и головной боли.

По замку Уэллсбрук бродил убийца. Грэй провёл рукой по волосам, расхаживая туда-сюда в своем шатре. Артур и Люсьен тихо переговаривались, сидя на походных табуретах, а Имад подавал хлеб и вино для поздней трапезы. Голос Артура звучал подавленно, Люсьена — успокаивающе. Зная о прошлом братьев, Грэй не ожидал, что кузен будет горевать о смерти Эдмунда, но Артур казался искренне расстроенным. Возможно, он скорее горевал о том брате, которого всегда желал иметь, нежели о том, каким Эдмунд был на самом деле.

А возможно, Бог смилостивился над семьей Стрэйндж, заменив старшего сына младшим. Или, возможно, это сатана забрал в ад того, кто принадлежал ему. Как бы то ни было, предстояло решить сугубо мирские вопросы. Тело Эдмунда уже привезли. Его следовало похоронить как можно скорее, завтра же ночью, пока на теле не появились следы тления. Нет времени для церемонии, нет времени, чтобы собрать семью. Его похороны будут такими же неподобающими, как и его характер.

Он должен был бы переживать за свою тетю, мать Эдмунда. Он должен был бы утешать Артура или искать преступника, но все, что он мог, — это мерить шагами шатер и беспокоиться о Джулиане. Грей развернулся и пошел в обратную сторону. Он прошёл мимо переливающихся зелено-синих драпировок, мимо подставки для свеч размером почти с его рост, мимо стола, заваленного сокровищами, с которыми, по настоянию Имада, он путешествовал. Там были агатовый кувшин с крышкой в серебряной оправе, позолоченные овальные фляги для вина и воды, серебряные ложки с эмалевыми вставками.

Внешне он казался спокойным и уверенным, хотя внутренне всё ещё был ошеломлен раскрытием тайны Джулианы. И удивлялся самому себе. Когда он возвращался с Джулианой на руках в Уэллсбрук, его гнев испарился. Он старался удержать его, но теплое тело и мягкие волосы имели над ним большую власть, чем злость. Он пытался сохранить в себе гнев, отчаянно гнал мысль, что вопреки всей своей обиде не вынесет, если лишится Джулианы. И она всё ещё желала его, хотя он был уверен, что она никогда бы не призналась в этом.

Всё ещё с трудом верилось, что она оказалась разбойницей. И не просто разбойницей, а той, которая, по слухам, преследовала хвастливых рыцарей с целью обогащения. Хотя он готов был признать, что среди её жертв были люди, являвшиеся самим воплощением высокомерия и самомнения. Он вполне мог себе представить, что она думала об их напыщенных манерах и стремлении к жизни в своё удовольствие.