Спускаясь в подземелье, Лондо размышлял об одной вещи. Морелла была прорицательницей и, по слухам, могущественной. Все центавриане обладают частицей дара предвидения, — особенно ярко это проявляется в способности видеть собственную смерть. Лондо ярко помнил своё смертное видение — Г'Кар душит его на ступеньках императорского трона. Было ли Морелле явлено что-то подобное? Если так, то ведь она могла совершить определённые приготовления, к примеру, оставить послание?

А может быть, и нет. В конце концов, она же была прорицательницей, а персоны такого сорта, как правило, любят напускать невероятное количество тумана. Если даже она и оставила сообщение, оно, скорее всего, содержит в себе что-нибудь наподобие: «Роза цветёт пышнее всего ночью», или ещё какую-нибудь бессмыслицу. С тем же успехом она могла быть ворлонцем.

Лондо дошёл, наконец, до камеры, в которой держали арестанта-землянина, и остановился. Стражник отворил дверь, и Лондо отсыпал ему горсть дукатов. Стражник кивнул и шагнул в сторону, и Лондо вошёл внутрь.

Вид человека оставлял желать лучшего. Его основательно поколотили. Сопротивление аресту было широко распространённым оправданием. Его поза выдавала, насколько он обессилен. Но, несмотря на это, он поднялся, когда Лондо вошёл в помещение.

— А, — воскликнул он. — Вы, должно быть, министр Моллари. Рад встретиться с вами.

— Ну, а кто же вы такой? — спросил его Лондо.

— Забавно. Именно этот вопрос я и намеревался задать вам, министр.

Лондо замолчал. Видимо, стража побила его слишком сильно. Было не похоже, что заключённый сохранил вполне здравый рассудок. Грустно. Земляне бывают такими хрупкими.

— О, нет, — сказал он, заметив выражение лица Лондо. — Я вовсе не сумасшедший, можете мне поверить.

— Говорите, не сумасшедший? Тогда почему же вы, такой благоразумный человек, убили благородную леди? Я ещё понимаю, если бы это была Эльризия, но леди Морелла…

— Я не делал этого.

— Ну да, а по Императорскому Дворцу вы прогуливались для поправки собственного здоровья, так? Пили воду, любовались видами…

— Вообще-то у меня здесь был чисто деловой интерес. Я, в некотором роде… негоциант.

— Да ну? И всё-таки, не позволите ли поинтересоваться вашим именем, господин негоциант?

Он улыбнулся.

— Морден.

Альфред Бестер придерживался мнения, что очень многие старинные изречения несут в себе истину. Он верил в то, что жившим прежде людям ума было не занимать, и отдавал предпочтение классическим методам ведения своих дел, чем бы он ни занимался. Тщательные приготовления, методичное планирование, чёткое понимание, рациональное обдумывание проблемы, — всё это никогда не казалось ему чем-то устаревшим.

Правило, которое он ставил на первое место, формулировалось очень просто. Оно гласило: «Знай Своего Врага».

Никто не мог бы упрекнуть Бестера в скромности его мечтаний. Он желал всё. Поражённый с рождения проклятием своей парализованной руки, поражённый в юности проклятием маленького роста, поражённый проклятием своих способностей, которых никто не понимал, и все боялись, Бестер держался только за счёт силы своих амбиций. Своих амбиций и своего превосходства.

Единожды узрев телепатов, люди презрели их, возненавидели, спихнули в сторону со своей общей дороги, заточив в большой чёрный ящик под названием Пси-корпус, и оставили их гнить там, внутри. Бестер не был первым, кто осознал эту горькую правду, но лишь он один догадался, как можно извлечь из этого выгоду. Он вспомнил старое изречение:

«Проклятье одного человека — дар небес для другого».

Телепатия была даром, а не обузой. Она могла служить ценным ресурсом, который следовало лелеять и защищать. Телепаты — существа более сильные, одарённые, избранные, — будущее было за ними. А он будет пользоваться плодами их дара.

Сам Бестер как телепат был силён, очень силён. Его рейтингом было P12, и ему доверили работу в Пси-надзоре, где он быстро стал лучшим из лучших. Вскоре он обрёл всю полноту влияния, — и личного, и политического, — которая была достижима для него. Так что же с того, что он не был свободен, что ему пришлось жениться на той, которую выбрал за него Корпус, что он обязан был подчиняться требованиям Корпуса? Бестер был терпелив. Он умел ждать.

И теперь, когда Корпус ушёл в небытие, Бестер остался единственным наследником всего их знания и силы. Всего того, что он сохранил и принёс сюда. Это место он назвал просто — Приют.

Ему были известны все секреты, которые считались утраченными вместе с Корпусом. Он знал о проекте «Лазарь», о программе искусственной личности. Ему были известны многие секреты Бюро 13, Звёздной Палаты и Межпланетных Экспедиций.

Это хорошо согласовывалось с другой известной пословицей: «Знание — Сила».

Бестер не был военным. Он предпочитал вести игру за кулисами и предоставлять другим право делать грязную работу. Скоро обстоятельства изменятся, и ему придётся нарушить это правило, но к этому он будет готов. А пока он был вполне удовлетворён тем, что у него есть возможность сидеть тихо, ждать и слушать, копить своё знание. И хотя он никогда не увлекался военной историей, он читал слова Сунь-Цзы, общепризнанного величайшего стратега всех времён и народов. Они воспринимал их как очень ценный совет.

«Тот, кто не знает ни своего врага, ни себя самого, не победит и в сотне сражений. Тот, кто знает лишь себя, но не своего врага, станет победителем в пятидесяти битвах из ста. Но тот, кому ведом и он сам, и его враг, одержит победу сто раз».

Бестер не был намерен проигрывать и единственного раза, но в то же время он знал, что поражение подчас было просто иным обличьем победы.

Он поднял голову и улыбнулся, ощутив за дверью эмоциональные контуры четверых человек. Большинству телепатов для того, чтобы провести сканирование, надо было видеть объект. То же самое относилось и к Бестеру, но он был способен чувствовать фон разрозненных мыслей даже сквозь дверь или стену.

Он, разумеется, узнал верного и мужественного Майкла Гарибальди. Бестеру вдруг захотелось узнать, как там поживает его жена Лиана. Судя по всему, она должна была разрешиться от бремени не позднее, чем через пару месяцев.

Вместе с ним был командор Корвин, лояльный своему капитану и… Бестер раздражённо хмыкнул. Это было неприятно. Он применял какую-то странную методику блокирования телепатических воздействий. По своей природе она была похожа на минбарскую, что было вовсе не удивительно. Какого-нибудь другого телепата такой трюк, возможно, и сбил бы с толку, но против Бестера это было настолько же эффективно, как стена из бумаги против мчащегося во весь опор барана. И, тем не менее, его это раздражало.

Третьей была Сатаи Деленн. Её метальные барьеры были гораздо слабее, что несказанно удивило Бестера. Под внешней оболочкой он ощутил затаённую пульсацию боли. Да, он ожидал чего-то подобного. Чем быстрее он выяснит все подробности того, что произошло с ней, тем лучше.

И, наконец, сам капитан Джон Шеридан, Старкиллер.

— Открыть, — скомандовал Бестер двери.

Первым, конечно, зашёл Гарибальди, а за его спиной был…

— Приветствую, капитан Шеридан, — сказал Бестер. — Рад видеть вас. Я уже долгое время с нетерпением ожидал этой встречи.

— Где она?

Сьюзен Иванова вздохнула и расправила плечи. В последнее время Маркус всё чаще стал повторяться. Это было неприятно.

— Твоя мама никогда не говорила тебе, что неприлично говорить об одной женщине, когда ты проводишь время с другой?

Он злился, но ничего не мог поделать. О да, конечно, он был в состоянии наброситься на неё с кулаками, но ни она, ни он сам отнюдь не желали этого. Ему бы это ничуть не помогло найти свою возлюбленную телепатку, а Сьюзен коробило от мысли, что ей пришлось бы причинить Маркусу вред.

Кроме того, он всё равно не стал бы нападать на неё. Для него ударить женщину было немыслимым делом. Маркус чем-то напоминал ей старинных рыцарей без страха и упрёка, — благородных, добрых, чистосердечных…