-С ваших наставлений и артикулов, государь и прусского устава,– ответил Прохор, заученными словами.
«Говори только то, что я тебе говорил, больше ни о чем не упоминай, многое пускай останется тайной, негоже иностранцам и прочим подхалимам знать государеву тайну, все, что нужно я сам отцу расскажу, когда свидимся с ним,– писал в письме Старший брат».
-Вот только многое Его Высочество изменил, под русского воина сделал, где-то убрал, где-то прибавил…
-Интересно, а почему он мне об этом не рассказал, утаил, значит?– грозно нахмурился порядком захмелевший царь.
-Никак нет, Ваше Величество, Его Высочество приказал ни о чем не рассказывать, так как сам хотел рассказать вам, даже с собой привезти хотел, но не успел, уехал за границу, с посольством,– опустив глаза, сказал Прохор, искоса следя за севшим обратно государем, нервно набивающим трубку табаком.
-Хорошо, ежели так. Как только сын приедет, мы с ним потолкуем,– успокоившись, Петр улыбнулся и залпом выпил стоящую перед ним чарку медовухи.
Дальше вся пьянка перешла в монотонное винопитие, с ежеминутными здравицами и пьяным гоготом, прерывающимся изредка чьим-нибудь рыганьем. Воспитание большинства окружения царя России действительно оставляет желать лучшего, правда от «черни» поднявшейся до этих высот недалеко ушли и именитые бояре, в том числе и шведские аристократы, сильно перебравшие медовухи и вина…
Как ни старался Прохор соблюдать меру за столом государя, но, увы, ничего не вышло, были такие здравицы, которые пропустить просто не было возможным ни в коем случае, ну а молодому, не искушенному мужчине много ли надо? В итоге ближе к одиннадцати часам вечера полковник кое-как добрел до своего шатра, где благополучно и уснул. Не видя, что его витязи тоже находятся в изрядном подпитом состоянии. Молодых воинов смогли напоить зрелые седоусые ветераны, с интересом и снисходительностью разглядывая одетых в странную форму витязей.
Утро оказалось сильно испорчено. Голова полковника раскалывалась неимоверно, Прохору хотелось выть, от боли. Единственным утешением оказался половник рассола, неизвестно как оказавшийся рядом с кроватью молодого полковника.
«Видимо кто-то из обозников постарался,– с благодарностью подумал командир витязей, делая большой глоток».
Вообще вся система корпуса «Русских витязей» была немного странной, особенно если ее сравнивать с регулярными полками. Набор в корпус происходит только для малолетних отроков, при этом там они уже делятся на пятерки, и взводы. Десятков как таковых нет в помине. В обоз набирают обслугу, не касающуюся воинских умений и навыков, умудренных опытом ветеранов. Большая часть калеки, не желающие волочить безрадостную жизнь в городских подворотнях или списанные по годам седовласые мужики, не знающие ничего кроме воинского дела, такие как наставник, Михей к примеру. В самом же Корпусе, витязей вообще пестуют исключительно жители Петровки.
Полевые кухни, частенько используемые сначала полком, а потом и неполным полком витязей, хотя и решил множество проблем с питанием воинов, оказались не такими эффективными на месте постоянного базирования. Из-за чего в самой Петровки все полевки, используются только на выезде или дальних рейдах, как нынешний к примеру.
Удивительное дело, но полк «Русских витязей» до сих пор обходят такие проблемы армии как инфекционные заболевания. Быть может из-за того, что питание у воинов много лучше обрабатывается, нежели у всех остальных солдат русской армии, до сих пор питающихся отдельно друг от друга?
Вот и сейчас утро в самом разгаре, а пара хозяйственных взводов, постоянно меняющихся из наличия всех имеющихся за исключением некоторых, уже растапливает четыре полевки, по одной на две сотни витязей. Кто-то готовит котлы, воду, чистит репу, рубит вяленое мясо… Как диковинка отдельно готовится пара мешков картофеля – «земляного яблока» по другому, выращиваемого в Петровке и у помещика Александра Баскакова. Наказ цесаревича по внедрению этого заморского овоща исполняется с неохотой, мало ли чего чудит наследник, но все же в срок. Аккурат по тем нормам, какие указаны Старшим братом, и парой людишек, приехавших с государем-батюшкой из заморских земель, видевших и общавшихся с крестьянами, которые уже выращивают этот картофель у себя в хозяйстве.
Прохор, чувствуя, что тяжесть постепенно улетучивается из головы, быстро собрался и вышел из шатра, предварительно проверив сундуки с привезенным вчера разведчиками добром. Бумаги и золото шведского короля оказались на месте.
-Полковник, завтрак готов, прикажите подать на пробу?!– тут же подскочил к командиру витязей один из поваров, ефрейтор третьего взвода пятой роты Кузьма Дронов.
-Давай, неси, а то ребята уже заждались совсем, вон лица какие понурые, наверное голод мучает,– улыбнулся Прохор глядя на хмурые лица молодых воинов.
Причину столь разительных перемен у своих витязей полковник знал лучше кого бы то ни было, сам страдал этим же, но старался виду не показывать, все же командирская должность обязывает сохранять авторитет. Пускай даже перед своими же сверстниками, еще полтора года назад обучавшимися в одной группе.
Так уж получилось, что в первых походах, когда с витязями был сам цесаревич, снимать пробу перед каждым вкушением пищи всегда предлагалось только ему, потом же когда наследник Русского царства не мог быть вместе с витязями такой чести удостаивался командир сначала батальона, а потом и полка «Русских витязей». Таким образом, постепенно негласно корпус обрастает собственными традициями, где-то странными, где-то непонятными, но все же своими собственными, делающими жизнь кадетов разнообразнее и много интереснее, позволяя чувствовать, что они одно целое, которому предстоит многому учиться и многое узнать.
-Отлично,– подув на деревянный половник, сказал Прохор, делая небольшой глоток, по языку прокатился горячий комок густой каши, сдобренной пряностями и солью.
Что-что, а рацион для витязей Старший брат старался подобрать так, чтобы они всегда были сытыми и довольными, разносолов же, как таковых не было. Разве что по большим православным праздникам: Рождеству, Пасхе, Новому году…
Хотя корпус и требовал больших денег для своего существования, одно обмундирование с фузеями чего стоит, но постепенно переходил на само обеспечение. Кураторами Корпуса, как повелось, стали поручик Преображенского полка Кузьма Астафьев, и купеческий сын Николай Волков, сообща перестраивая хозяйство по тем канонам, которые требовал от них сам цесаревич, согласно собственным измышлениям.
Постепенно разрасталось хозяйство на подворье, забегали квохчущие наседки, закопошились в грязи первые поросята, неуклюже переваливаясь, вышагивали по утоптанной дороге гуси… Даже повседневную одежду, носимую кадетами в своих казармах старались изготавливать прямо тут же на месте, правда сие плохо получалось: сказывалась нехватка рабочих рук. Все же население деревни не дотягивает и до сотни, не считая малолетних чад конечно, и это вместе с купленными в свое время семьями закупов.
Все дела попросту нереально выполнить столь малыми силами. Поэтому по-прежнему много денег вылетает «в трубу» уходя на сторону к местным рязанским мастерам или купцам, с удовольствием, сбывающим льняные и шерстяные ткани на «бездонные» склады рязанского наместника, без лишней волокиты и задержек…
Десять минут и каждый витязь с собственной железной тарелкой сидел на мягких валиках шерстяных полотен, в полсажени шириной и сажень длиной, называемой среди молодых воинов не иначе как скаткой. Полезная обыденная вещь помогала не только в холода, но и в летние сырые вечера, надежно служа витязям в любую погоду, жаль только что от дождя не укрывает, но «это тем паче лишество не нужное, хотя много полезное, коли было бы таковым» как скажет старший наставник Михей.
Ложки стучат по дну, слышны веселые голоса и радостный смех, где-то на окраине временного лагеря витязей, расположившихся отдельно от основной армии, чуть слышно затянули походную песню…
