Весь бой занял чуть больше десятка минут, когда же проверив все дома «волчата» собрались уходить, то услышали едва слышный крик ребенка….

-Что ж, бой провели грамотно, на счет этого вопросов нет, но теперь отрабатывать будете не только одиночные и групповые бои на природе. Но и действия в помещениях, иначе, в конце концов, можете напороться на действительно серьезного противника, который будет готов к вашим гостинцам,– одновременно задумчиво и облегченно выдохнул капитан СБ.– Теперь идите, о ваших братьях уже заботятся лекари, так что все будет в порядке.

«Волчата» развернувшись, пошли по направлению к казармам, только лишь сержант немного помялся на месте, словно хотел что-то сказать.

-Тебе есть, что мне сказать еще, кроме того, о чем мы беседовали?– собравшись уходить, Кузьма остановился, глядя на Мишу.

-Там же четыре детей малолетних было, с двумя матерями, мы их на поруку в деревню сдали… старосте,– нехотя ответил сержант, ожидая реакции командира.

-Хорошо, думаю, что Бориска сумеет их пристроить, да и нам рабочие руки в корпус нужны, так что правильно вы сделали, взяв их с собой, молодцы!

Улыбнувшись, сержант «волчат» поспешил к своему взводу, замершему в паре десятков саженей. Капитан Службы безопасности только чуть приподнял уголки губ, видя, с каким облегчением витязи уходят к казармам.

Между тем невдалеке вновь загромыхали удары стальных молотов, по наковальням с каким-то мелким песком, на раз выбивающие из разогретого метала монолитные формы кирас, которые только-только входят на вооружение. Первыми эту новинку получили как раз «волчата», однако из-за специфики их работы они носили облегченные кирасы, да к тому же спереди у них не было маленьких дуг сделанных специально под приклады фузей, облегчающих прицеливание и стрельбу воинов. У армейского же варианта кирасы защита предусматривалась как спереди, так и сзади, причем не только для корпуса, но и на плечи с шеей, правда для последней была только покатая защита с тыльной стороны.

Так же приятной новинкой к приезду цесаревича и наместника Рязанской губернии были кованые таким же способом, как и кирасы шлемы-шишаки. Вот только размеры их несколько больше чем у кадетов, но эту досадную помеху решили самым примитивным и одновременно действенным для воина методом. Вовнутрь шлема помещалась сделанная для каждого бойца кожаная конструкция, с вязаной шапкой, больше напоминающей тюбетейку, так что сразу решали две появившихся проблемы: стандартизировали шлемы и амортизировали возможные удары по голове.

Одно было плохо в новом способе ковки, процесс этот, хотя в десятки раз и ускорил производство брони, да только сами образцы, по которым выковывались или, говоря языком Дмитрия, выдавливались, все были одного размера, его подгонка для витязей осуществлялась кузнецами в мастерских. А для того, чтобы изменить форму выдавливаемой кирасы требовалось менять не только выемку наковальни, но и навершие самого молота, то есть везти его на сталелитейный Истьинский завод и в чудо-печи переплавлять по-новому, добавляя и без того занятым литейщикам ненужной работы. У них хватало дел с отливкой снарядов для «колпаков», про сами орудия даже никто и речи не поднимает, создание оных после Полтавской битвы стало и вовсе золотоносной жилой для губернии, хм точнее для казны наместника, и купца Волкова, отца Николая, вовремя смекнувшего «куда ветер дует».

О других же разработках неугомонного Дмитрия никто не знал, разве что сам цесаревич, да только нет его рядом, а без него от всех просьб показать и продемонстрировать главный мастер-конструктор-изобретатель корпуса только раздраженно отмахивался, мол, не до вас. Исключения были для его ближайших помощников и мастеров, призванных из рязанских и тульских земель, которые, как и их молодой глава были не многословны, постоянно витая в облаках.

Дмитрий умело подобрал состав помощников, при должной поддержке отца Варфоломея, сумевшего настроить работников на ту «волну» которой постоянно не хватало истинным творцам жаждущим вершить, но по недомыслию власть имущих до этого всей полноты свободы выбора не имели. Каждую неделю команда из мастеров-изобретателей отправлялась на полигон в сопровождении взвода Службы Безопасности и роты витязей.

По артикулу, составленному цесаревичем, о «Сохранности секретов, как военных, так и всяко других полезных для блага Царской Руси прожектов» солдаты и «безопасники» проверяли окружающий полигон лес и занимались тем, что на нужное для мастеров время отцепляли его, запрещалось даже приближаться к нему. Может, конечно, это всего лишь глупая перестраховка, но Алексей даже не собирался давать хоть каким-нибудь доброхотам, будь то русским или иноземным шанса на преждевременное изучение секретных разработок. Исключение могло быть сделано только для государя, при одном условии – он сам должен сказать, приказать, или же попросить, да хотя бы намекнуть о желаемом показе того или иного оружия. Но ведь для начала он должен об этом узнать, а как это сделать в условиях строжайшей тайны среди Мещерских лесов?

«Наконец-то дом! Родимый дом!– не сдерживая секундного порыва, падаю на колени, на сухую желтую пожухлую траву едва касаясь, провожу ладонями по ней, закрывая глаза, со счастливой улыбкой поднимаясь на ноги. Лимит слабостей исчерпан, так что придется взять себя в руки».

Рядом со мной замерли гвардейцы с Борисом, старик Рауль Гариэнтос, то и дело с улыбкой оглядывающий просторы новой родины и баюкающий раненую руку Александр Пилар, с тоской то и дело оглядывающийся назад.

… В середине августа наше посольство прибыло в испанскую столицу. Мадрид встретил нас радостными, оживленными улицами, заполненными улыбающимися лицами людей. Так уж получилось, что мы прибыли в город незадолго до начала знаменитой испанской сиесты, лучи солнца, буквально выжигали все, что попадалось у них на пути. Однако сей факт не сильно то беспокоил горланящую публику торговцев и попрошаек, блуждающих по улицам столицы Испании. Благочестивые синьоры и синьорины, стараясь добраться до нужного места на ходу доставали мелкие монеты, сразу же брезгливо подавая их грязным улыбающимся попрошайкам, не все конечно так делали но большая часть точно. Никаких стражников или полицейских на улицах вообще не наблюдалось, что очень странно, все-таки столица же.

Да и что скрывать, всякий сброд должен чувствовать тяжелую длань закона, дабы не наглеть сверх меры. Вот, к примеру, на Руси с давних времен существовали богоугодные заведения при церквях – богадельни: Николаевская, Троицкая, Смоленская, Адрианонатальская и многие другие, в которых помогали страждущим и неимущим.

Однако чуть меньше четырех лет назад боярин Мусин-Пушкин по указу великого государя начал всех нищих, которые появлялись в Москве, бродящих по рядам и улицам, сидящих на перекрестках, просящих милостыню, ловить. А деньги, которые при них имеются забирать, причем забирали не в казну, а в карман поимщику, а самих халтурщиков-попрошаек провожали в Монастырский приказ, где их наказывали.

Разрешалось только давать милостыню в богадельни, где они действительно могут принести помощь страждущим, тем самым, поддерживая начинания отцов иерархов, государь, не вкладывая казенные деньги, увеличил приток пожертвований. Как впрочем, заодно уменьшил потоки нищих бредущих на легкие деньги столицы. Тем же, кто милостыню дает на улицах, было введено наказание в виде пени по указу; из этих пенных денег половина идет в Монастырский приказ, а другая – тому подьячему, который привел такого человека в приказ. Правда заниматься этим делом могли только сами служащие из Монастырского приказа с отряженными для их нужд и стараний солдатами.

Здесь же в Испании попрошаек было сверх меры, они буквально падали под копыта коням бросаясь за вожделенной мелкой монетой. Вся эта своеобразная идиллия, симбиоз богатства и нищеты, если можно сие безобразие так назвать, настолько выпадали из общей картины восприятия родины Алехандро, что мне по неволе пришлось более внимательно вглядываться в лица людей, изучать их, ища что-то … только вот что? Ведь какая оказия, чувствую надо глядеть, а вот увижу ли, это уже неизвестно, быть может, я уже сейчас проглядел что-то важное. Философ блин!