Отец посмотрел на меня:
— Никогда не говорил — о чем?
— Никогда не говорил, что встречаешься с Дэнни в библиотеке! Никогда не говорил, что рекомендуешь ему, какие книги читать!
Отец перевел взгляд на Дэнни, потом снова на меня.
— Ага, — сказал он с улыбкой, — я вижу, тебе известно про Дэнни и библиотеку.
— Я рассказал ему, — отозвался Дэнни.
Он немного расслабился, и выражение изумления стало сходить с его лица.
— А что тут рассказывать? — сказал мой отец. — Мальчик спрашивает у меня, что ему почитать. И что?
— Но за всю неделю, после этого происшествия, ты не сказал мне ни слова!
— Я не считал, что стоит об этом говорить, — спокойно сказал отец. — Мальчик приходит в библиотеку, забирается на третий этаж, в зал старых журналов, где почти никогда никого не бывает, находит стол за шкафом, где его почти не видно, и садится читать. Я тоже там бываю, и вот однажды он подходит ко мне, извиняется за то, что отрывает от работы, и спрашивает, могу ли я порекомендовать ему какую-нибудь книгу. Я спрашиваю, интересует ли его литература или наука, и он отвечает, что его интересуют все стоящие книги. Я рекомендую книгу, и через два часа он возвращается, благодарит меня и просит порекомендовать что-то еще, потому что эту он уже закончил. Я слегка удивляюсь, мы садимся побеседовать немного об этой книге, и я убеждаюсь, что он не просто прочитал ее и понял, но и запомнил наизусть. Я рекомендую ему другую книгу, на сей раз труднее, — и с ней происходит то же самое. Он прочитывает ее, возвращает, и мы ее обсуждаем. Как-то я спросил у мальчика его имя, но он явно занервничал, и я быстро сменил тему. Тогда я спросил у библиотекарши, и после этого все встало на свои места, потому что я уже был наслышан о сыне рабби Сендерса. Он сказал, что очень интересуется психологией, так что я рекомендовал ему ряд книг. Это происходит уже почти два месяца — да, Дэнни? И ты полагаешь, Рувим, мне следовало тебе об этом рассказывать? Это Дэнни должен был выбирать — рассказывать ему или нет.
Отец коротко кашлянул и вытер губы платком. Мы трое постояли еще немного, не говоря ни слова. Дэнни — руки в карманах и взгляд в пол. Я же все никак не мог прийти в себя от неожиданности.
— Я очень благодарен вам, мистер Мальтер, — сказал Дэнни. — Спасибо вам за все.
— Да не за что тут благодарить, — ответил мой отец. — Ты спрашивал меня про книги, и я советовал их тебе. Вскоре ты научишься выбирать книги сам, и тебе больше не понадобятся ничьи советы. Если ты и дальше будешь ходить в библиотеку, я покажу тебе, как пользоваться тематическим каталогом.
— Я буду. Конечно, буду.
— Рад слышать, — сказал мой отец с улыбкой.
— Я… Мне пора идти. Уже очень поздно. Надеюсь, завтрашний осмотр пройдет хорошо, Рувим.
Я кивнул.
— Я зайду к вам домой в субботу после обеда. Где вы живете?
Я сказал ему.
— Может, прогуляемся? — предложил он.
— Было бы здорово! — горячо ответил я.
— Ну, значит, до субботы. До свидания, мистер Мальтер.
— До свидания, Дэнни.
Он медленно пошел по коридору. Мы смотрели, как он подходит к лифту и ждет его. Лифт пришел, и он уехал.
Мой отец кашлянул в платок.
— Я очень устал. Пришлось прямо бежать сюда. Факультетские собрания всегда так затягиваются! Когда станешь профессором в университете, убеждай своих коллег не заседать подолгу. Мне надо присесть.
Мы снова сели на скамейку у окна. Снаружи стало почти совсем темно, я с трудом мог различать людей на тротуарах.
— Ну, — сказал отец, — как самочувствие?
— Все в порядке, аба. Только соскучился немного.
— Завтра пойдем домой. Доктор Снайдмен осмотрит тебя в десять часов, а я зайду за тобой в час. Если бы он смог осмотреть тебя раньше, я бы тоже забрал тебя раньше. Но у него с утра операция, а у меня урок в одиннадцать. Так что я заберу тебя в час.
— Аба, у меня просто в голове не укладывается, что так давно знаком с Дэнни. И еще не укладывается, что он сын рабби Сендерса.
— У Дэнни тоже не укладывается, — тихо сказал мой отец.
— Я что-то не…
Отец замотал головой и руками отвел мой незаданный вопрос. Потом снова кашлянул и глубоко вздохнул. Мы посидели молча. Из палаты вышел отец Билли. Он медленно и тяжело ступал. Я проводил его взглядом до лифта.
Отец еще раз глубоко вздохнул и встал на ноги:
— Рувим, мне надо домой и в кровать. Я очень устал. Я почти не спал прошлую ночь, статью дописывал, а сейчас мчался к тебе. Да еще это факультетское собрание… Слишком много всего. Слишком. Проводи меня до лифта.
Мы прошлись по коридору и остановились у двойной двери лифта.
— Мы поговорим за субботним столом, — сказал отец почти беззвучно. — Это будет для тебя особый день.
— Да, аба.
Подошел лифт, двери открылись. Внутри уже были люди. Мой отец присоединился к ним и повернулся ко мне.
— Ах вы, мои бейсболисты, — сказал он, улыбаясь.
Дверь закрыла его улыбку.
Я отправился в свою глазную палату. Я очень устал, и перед глазами у меня по-прежнему стояло, как мой отец и Дэнни говорят о своих библиотечных делах. Дойдя до своего места, я обнаружил, что занавеска теперь задернута не только вокруг кровати мистера Саво, но и вокруг кровати Билли.
Я отправился в застекленную будочку под синим фонарем, где дежурили две медсестры, и спросил, что случилось с Билли.
— Он просто спит, — сказала одна из них.
— С ним все в порядке?
— Конечно. Он просто заснул на ночь.
— Вам тоже давно пора в кровать, молодой человек, — добавила вторая.
Я вышел из будочки и вернулся на свою кровать.
В палате было все тихо. Скоро я тоже уснул.
Стекло сияло солнечным светом. Я полежал немного в кровати, глядя в окно. Затем вспомнил, что сегодня пятница, и быстро сел. Кто-то сказал:
— Рад тебя снова видеть, Бобби. Где ты пропадал?
Я повернулся и увидел мистера Саво, лежавшего на своей подушке. Занавески вокруг его кровати больше не было. Его длинное небритое лицо казалось бледным, и вместо черной заплатки его правый глаз покрывала тонкая повязка. Но он широко ухмылялся и даже подмигнул мне левым глазом.
— Скверная была ночь, сынок. Все из-за этого мячика. Никогда не понимал, чего тут хорошего — мячи гонять!
— Как я рад вас снова видеть, мистер Саво!
— Да уж. Устроил я гонку. Док перетрухнул не на шутку.
— Мы с Билли тоже очень волновались, мистер Саво.
Я оглянулся на Билли и увидел, что занавески вокруг его кровати тоже раздернуты, а сам Билли исчез.
— Его часа два назад забрали, малыш. У него сегодня большой день. Хороший малыш. Держит удар. Проведу с ним когда-нибудь трехраундовик.
Я продолжал смотреть на пустую кровать.
— Ладно, малыш, не бери в голову. Я не могу много разговаривать — а то сейчас старая канатная стойка явится.
Он закрыл глаз и замер на кровати.
Когда я произносил утреннюю молитву, вся она была о Билли, каждое ее слово. Я так и видел его лицо и пустые глаза. К завтраку я почти не притронулся. Потом пробило десять часов, и миссис Карпентер пришла меня забрать. Мистер Саво лежал в кровати очень тихо, глаз его оставался закрыт.
Смотровая находилась в этом же коридоре, через несколько дверей после лифта. Стены и потолок были белыми, пол покрыт квадратиками темно- и светло-коричневого кафеля. У одной из стен стояло черное кожаное кресло, и повсюду возвышались шкафы с инструментами. Белый смотровой столик стоял слева от кресла. Справа от него возвышалась основательно выглядящая металлическая стойка с горизонтальной штангой, на конце которой были закреплены какие-то оптические приборы.
Доктор Снайдмен уже ждал меня. Вид у него был усталый. Он улыбнулся, но ничего не сказал. Миссис Карпентер подтолкнула меня к смотровому столу и помогла улечься. Доктор Снайдмен подошел и начал снимать повязку. Я смотрел на него снизу вверх своим правым глазом. Его руки быстро двигались, и я мог разглядеть волоски на его пальцах.