В июне мы с Дэнни оказались в числе семидесяти восьми студентов, окончивших колледж Гирша, — под многочисленные речи, аплодисменты и поздравления родственников. Оба мы получили дипломы с отличием.

Дэнни зашел к нам однажды сентябрьским вечером. По его словам, он переезжал в комнату, снятую возле университета Колумбия, и заглянул попрощаться. Борода и пейсы исчезли, лицо было бледным. Но глаза горели нестерпимым светом.

— Колумбия не так уж далеко[72],—улыбнулся мой отец. — Приезжай к нам в субботу.

Дэнни кивнул. Его глаза сияли.

Я спросил у Дэнни, как его отец отреагировал, увидев его бритым.

— Без особой радости, — грустно улыбнулся он. — Сказал, что с трудом меня узнает.

— Так вы разговариваете?

— Да, — спокойно ответил Дэнни. — Сейчас мы разговариваем.

Наступила долгая, умиротворяющая тишина. В растворенное окно гостиной беззвучно влетел легкий ветерок.

Затем мой отец беззвучно подался вперед в кресле.

— Дэнни, — спросил он, — когда у тебя появится собственный сын, будешь ли ты растить его в молчании?

Дэнни долго ничего не отвечал. Правая рука медленно поднялась к лицу, и он стал задумчиво крутить большим и указательным пальцами воображаемый пейс.

— Да, — сказал он наконец, — если не найду другого способа.

Потом я спустился с Дэнни на улицу.

— Будешь к нам приходить порой по воскресеньям, изучать Талмуд вместе с моим отцом? — спросил он.

— Ну конечно, — отвечал я.

Мы пожали друг другу руки, и он быстро пошел прочь — высокий, худой, устремленный вперед, жадно предвкушая будущее, постукивая каблуками по тротуару. Очень скоро он повернул на авеню Ли и исчез.