— В крайнем случае — подождёте. Там, в городе есть наши ребята, они вас примут.

Ухмыльнувшись, Сидор кивнул мужикам, прощаясь, и скоро вся троица разбежалась в надвигающихся сумерках.

Обратно в крепость Сидор вернулся один и уже глубоко затемно, и тут же угодил в самую гущу устроенных обозлёнными посадскими жителями в крепости беспорядков,

Вернувшиеся с поля питомника бывшие там участники событий, рассказали остававшимся в крепости о провале их Великой Мечты, и все они дружно двинули в единственный в крепости кабак, отмечать Гибель Большого Светлого Будущего. Набравшись там основательно выставленного по такому горестному случаю дармового пойла, они уже через пару часов были в невменяемом состоянии и ещё через час пришли к выводу, что виноват во всём, конечно, барон, а, следовательно, надо пойти и набить ему морду.

Предложение разгромить его усадьбу, большинством пьяных голосов было решительно отвергнуто, поскольку все прекрасно были осведомлены о том, что никакой усадьбы у того ни в крепости, ни рядом с ней нет. Одна лишь жалкая комнатёнка в полуразваленном доме, который к настоящему времени только-только слегка подлатали и не более. И что это убожество никак не стоит того, чтобы на неё борцы за справедливость обращали внимание.

Жилища у многих, даже недавно поселившихся возле крепости людей, были намного лучше и богаче обставлены, чем та жалкая сидорова конура с облупленными и до сих пор так до конца и не оштукатуренными стенами. Поэтому было признано, что она недостойна внимания. Но вот самому ему следовало бы обязательно набить морду. Дабы в другой раз так подло не разрушал Великую Светлую Мечту.

И разогретая дармовым спиртным толпа двинулась к коменданту, дабы он дал ответ, куда делся барон, которому надо набить морду, потому что он…. И далее по тексту.

Правда, с походом к коменданту с самого начала дело не заладилось, поскольку комендант, предупреждённый об идущей к нему толпе, собрал всех егерей, бывших под рукой в крепости и устроил толпе форменное мордобитие прямо под окнами своей комендатуры.

И тут сказалась выучка, приобретённая егерями за время сурового обучения у Корнея и последующих регулярных курсов повышения мастерства в Приморье. И ещё то, что хоть и небольшое, но абсолютно трезвое и сбитое железной дисциплиной воинское подразделение столкнулось с разрозненной, хаотичной толпой чуть ли не вусмерть пьяных мужиков.

И огромная толпа буянов, по числу раз в пять превышающая жалкую цепь выставленных против них егерей, буквально за полчаса была жестоко побита и рассеяна по крепости, где она тут же принялась громить баронское имущество там, где только могла до него добраться.

Большинство егерей из крепости в свободное время и сами участвовали в создании этого кедрового питомника и сами пострадали. И прекрасно были осведомлены, как впрочем, и все остальные, что Сидор вообще не имеет к этой истории с кедрачом никакого отношения. Поэтому, обвинения толпы в адрес барона возмутили и разозлили их. Тем более что его якобы вина, косвенно падала и на них, как на его подчинённых. Ну а когда разбежавшаяся толпа занялась поджогами уже их собственного имущества, крича, что это собственность барона, терпению гарнизона окончательно пришёл конец.

То есть ко времени, когда в надвигающихся сумерках ничего не подозревающий Сидор вернулся обратно в крепость после долгих и трудных переговоров с кузнецом и травником, там уже царила тишь и благодать. Только чадили, догорая несколько подожженных штабелей досок, складированных возле готовящейся к восстановлению крепостной стены, и догорала угловая башня, в которой от случайной искры сгорели огромные запасы сена, заготовленного травником на продажу.

Причём здесь запасы трав их же товарища, никто из поджигателей ничего внятно ответить не мог, поскольку большинство из них до сих пор находилось в невменяемом состоянии. Те же, от кого можно было хоть чего то добиться, клялись и божились, что ничего подобного не делали, и что только идиот может поджечь собственное имущество их же своего товарища. И они сами вообще ничего не понимают, как такое вообще могло произойти. Так напиться, чтоб пойти громить своих же собственных товарищей, это было непонятно. Никто ничего не понимал.

Комендант, разозлённый всей этой историей, приказал взять под арест кабатчика, допустившего раздачу безплатного спиртного и фактически подтолкнувшего толпу на неспровоцированный бунт. И теперь в подвале единственной, оставшейся неповреждённой башни, шёл допрос главного подозреваемого в подстрекательстве и организации бунта.

Положение сильно осложняла бумага, найденная при нём. Подписанная первыми лицами Городского Совета, она подтверждала его право вести собственное расследование всех происшествий на всех территориях, входящих в зону влияния города Старый Ключ. Так что выходило, что арестовывать его он как бы не имел права.

Помимо этого у него неожиданно оказался ордер на арест двух человек из крепости, травника и кузнеца, первым пунктом которого предъявлялось два исковых требования на сто и на двести тысяч золотых от ряда жителей города Старый Ключ, которым они не поставили положенного по договору товара. Вторым пунктом следовало обвинение в адрес и того, и другого о преднамеренном введение в заблуждение жителей города с кедровыми саженцами, то есть обвинение в афёре и мошенничестве, с целью получения незаслуженной прибыли.

Эти бумаги сильно затрудняли деятельность следственной комиссии, буквально в считанные секунды созданной комендантом для расследования погрома и поджогов на территории вверенной ему крепости. Поэтому он только и ждал появления Сидора, чтобы свалить на него принятие какого-нибудь решения, хоть как-то могущего сдвинуть с места забуксовавшее на месте правосудие.

Явившийся к вечеру Сидор, к сильному удивлению коменданта не выказал никакого удивления произошедшими в крепости беспорядками, чем вызвал у коменданта серьёзное беспокойство.

Ещё большее удивление у него вызвало безразличие, с которым тот ознакомился с предъявленными комендантом бумагами.

Повертев в руках ордер с обвинением в мошенничестве, он только равнодушно хмыкнул и в сопровождении коменданта отправился в подвал башни, где содержался задержанный кабатчик.

Всю ночь до рассвета длилось следствие, в котором к удивлению коменданта, Сидора интересовали только вопросы долгов жителей посада и егерей кабатчику. Всё же остальное, в чём до того пытался разобраться комендант, и в причинах его столь необдуманного поступка, привёдшего к пьяному погрому, его не интересовало совершенно. Почему тот выкатил бочки с водкой, и принялся за бесплатную раздачу спиртного? Почему он допустил подобное, если сам он утверждает, что это не он, а его работники, а он только пошёл у толпы на поводу?

И куда делись его работники, когда пришли его арестовать?

Все эти вопросы совершенно не интересовали барона. Его интересовало только — кто и сколько кабатчику должен.

Да ещё немного расшевелило сообщение егерей, что водка и пиво, выставленная кабатчиком для толпы, оказалась отравлена каким-то сильно действующим наркотиком, что категорически отрицал сам кабатчик, вопя, что ему водку подсунули его работники, а сам он ни сном, ни духом.

Но что больше всего возмутило коменданта, хотя тот и постарался не показать виду, это полное равнодушие барона на прямые оскорбления со стороны кабатчика в его адрес и наглое, доходящее до бесцеремонности поведение задержанного. Создавалось впечатление, что это не кабатчик отвечает в допросном подвале за совершённое преступление, а сам барон или комендант в чём-то провинились перед ним.

Когда на рассвете комендант вместе с Сидором покидали подвал, где происходил допрос, он наконец не выдержал и обрушился с упрёками на Сидора, обвиняя того в потакании мерзавцам.

Внимательно и молча выслушав, Сидор несколько долгих минут внимательно смотрел на него ничего не говоря, а потом тихо заговорил.