— Мы проверили. Место там надёжное. Неделю пересидите, а потом посмотрим. Может к тому времени, и острота вопроса отпадёт, и тебе не будет нужды скрываться.

Охранять вас будет эта группа, что встречала. Никто другой видать пока тебя не должен.

В Молчуне ты уверен? — вдруг совсем тихо спросила Белла. Дождавшись молчаливого кивка, облегчённо вздохнула. — Хорошо, что есть хоть кто-то, кому можно доверять.

Зареванное, всё в грязных некрасивых потёках слёз, лицо Дарьи Докучаевой было малосимпатичным, если не сказать откровенней — некрасивым. Но в отличие от всех прошлых раз сейчас она чувствовала, что её слёзы не производят на присутствующих былого эффекта. Сейчас со стороны сидящей за столом её кумира, баронессы Изабеллы де Вехтор веяло ледяной стужей.

Дарья буквально физически ощущала идущий с той стороны холод и… презрение. Дарья не верила своим ощущениям. Они отказывалась им верить, но ничего не могла поделать с собой. Её ранимая, юная душа, тонко чувствующая все малейшие оттенки истинного отношения к себе, буквально кричала о том, что бывшее ранее хорошим, добрым, любящим отношение к ней за последние дни резко изменилось. И не хотелось даже думать в какую сторону. А чувства её никогда ещё не обманывали.

Даша не верила и не понимала, что происходит.

— Дарья, — холодный голос баронессы Изабеллы де Вехтор нарушил молчание.

Глядя на сидящую в кресле у камина молодую, красивую женщину, в данный момент более похожую на Снежную Королеву, как её описывали в сказках, никак нельзя было предположить, что когда-то она улыбалась. Даже, что ЭТА холодная, властная женщина могла просто улыбнуться.

Брови женщины были сурово сведены к переносице и на Дашу, прямо в самую глубину её души смотрели два пронзительных, голубых ледяных глаза.

— Дарья, — донёсся до испуганного сознания девочки холодный голос. — Ещё раз повторяю вопрос. Кому, кроме своих подружек ты регулярно рассказывала о том, что происходит у нас дома? Кому ты ещё хвасталась, что твой дружок Колька, непутёвый, по твоему выражению, мальчишка, пойдёт на земли подгорных ящеров добывать корень мыльнянки с помощью которого ты сделаешь такие восхитительные, дорогущие ткани и бинты для продажи ящерам?

— Кто ещё мог слышать твою похвальбу?

Тихие девичьи слёзы были ответом на заданный вопрос. Сознание девочки схлопнулось, и она лишь плакала, не отвечая ничего на ясный конкретный вопрос.

— Вижу, добром ты ничего не понимаешь, — донёсся до Даши холодный голос. — Тогда тебя будут пороть, пока ты не скажешь, кому ещё, кроме вдовы рыбака Бухарева, у которых вы с девочками собирались на свои девичьи посиделки, ты хвасталась, как много ты знаешь и какая ты важная личность.

— Никому, — испуганной мышкой пискнула в ответ Даша.

Испуганно втянутая в плечи голова, совсем не красила девочку, но ещё более нахмурившиеся брови баронессы окончательно ввергли девочку в ступор.

— Врёшь, — тихо проговорила баронесса. — Тебе ясно и недвусмысленно было однажды сказано, когда тебя брали на работу в землянку. "Никогда, ни под каким видом, ни малейшей крупицы сведений не должно выйти за стены этого помещения".

Прервавшись, Изабелла обвела стены гостиной тяжёлым, мрачным взглядом, словно спрашивая у них прощения за то, что она сама не проследила за исполнением своих же распоряжений.

— Ты сказала, что всё понимаешь, и что никто и никогда из твоих уст и под страшной пыткой ничего не вызнает. А теперь оказывается, что всё, что ты слышала в гостиной, на кухне, в мастерских, в лаборатории профессора — тут же становилось достоянием любопытной бездетной кумушки Марфы Бухаревой, любезно предоставившей свой дом под места встречи соседской молодёжи, на язычок ты была несдержанна. И, как сказали соседи, весьма гордившейся этим. Да и соседки были довольны, что у их детей есть приличное место встречи. Что детишки собираются у вдовы дома и всегда под присмотром.

— Почему ты хвасталась перед своими подругами тем, что происходит у нас дома, и всегда вываливала всё этой вдове? Чем тебя она опоила? Кто тебя за язык тянул?

— Я ничего не говорила, — слабо пискнула девчушка.

— Врёшь, — отрезал холодный голос. — Твои же подруги показали, что не раз и не два заставали тебя о чём-то шепчущимся с вдовой. Да и перед ними ты не стеснялась.

— О чём вы ещё говорили?

— Она просто такая взрослая и так внимательно слушала, — вдруг тихо проговорила Даша. — А она была старая подруга ещё моей матери. Ещё мой отец когда-то к ней сватался, до того, как она вышла замуж за своего рыбака. Да и потом между ними что-то такое было. Я знаю, я видела по их глазам, когда они встречались.

— Она была мне вроде второй матери, — едва слышно прошептала Даша. — Она не могла предать.

— Вы можете спросить её сами, — вдруг решительно подняла, опущенную было голову Даша. Она подтвердит! Она скажет правду! Она не могла никому сказать ничего из тех секретов, что я ей говорила. Она мне как мать!

— Нет, — ледяным тоном отрезала Белла. — Вдова рыбака Митрофана Бухарева Марфа Бухарева уже ничего никому не скажет. Её тело сегодня утром было найдено плавающим в грязной воде портового залива в районе заброшенных портовых складов. Со слов стражи, вдовица немного перебрала спиртного, а потом оступилась нечаянно с пирса и упала в воду.

А потом также нечаянно несколько раз сильно ударилась виском о сваю. Не говоря уж про то, что приличной женщине, вдове уважаемого всеми рыбака, приличного соседа, нечего было делать поздно ночью в том районе.

Удивительно вовремя она упала в воду и очень удачно захлебнулась, — мрачно пошутила Белла. — Сразу, как только ты ей рассказала, что у нас дома появился раненый Рыжик. И такая вся из себя приличная вдова тут же поспешила посетить один весьма любопытный трактир в порту. Опять же — не место пребывания приличной женщине. И там встречалась с неустановленным лицом…

Ещё более удивительно, — нехорошо как-то, многообещающе улыбнулась Изабелла, — что установить, с кем встречалась там наша вдова, нам так и не удалось. Его никто не знает, мало, кто видел, и куда он делся сразу после встречи — установить, также не удалось.

Ещё одна странность. Вдова, сразу после той тайной встречи, вдруг сразу падает в воду. И там захлёбывается. А соглядатай, пошедший следом за тем таинственным незнакомцем, той же ночью исчезает. Бесследно. И боюсь, что тело его мы уже так никогда и не найдём.

На твоей совести Даша, жизни десятерых парней, пошедших в поход за корнем мыльнянки, и никак не предполагавших что твой длинный язык приведёт их к смерти. И на твоей совести жизни вдовы и нашего соглядатая, хорошего парня с Ягодного. Ещё два человека.

Дюжина живых душ. По твоей вине раньше времени простившихся с жизнью.

— Я не виновата, — широко раскрытыми от ужаса глазами, часто-часто замотала головой Даша. — Это не я. Я ничего такого сделать не могла. Это ошибка.

— Может быть это и ошибка, — вдруг ставшим тихим и усталым голосом проговорила Изабелла. — Но это твоя ошибка и за неё придётся заплатить тебе.

Для начала тебя выпорют на козлах в сенном сарае. Так, что ты неделю сидеть не сможешь. А сразу после этого тебя под охраной отправят исправлять свои ошибки в сотню к Илоне Бережной. К твоим любимым амазонкам на озёра. Там ты поближе познакомишься с тем чем ты так восторгаешься и если выживешь в стычках с подгорными людоедами, она тебя научит, что слова старших надо выполнять так, как они тебе это сказали. И не вносить в них собственные домыслы. Думала, не думала, подумала, предполагала, тебе что-то показалось… и прочее.

Не хочешь думать головой! Не можешь! Научим думать через поротую задницу, — ледяным тоном отрезала она. — А теперь пошла вон, мерзавка, — буквально вышвырнула она бедную девочку из комнаты. — И чтоб я тебя рядом с собой не видела.

После того как два здоровых ящера, на фоне которых маленькая фигурка несчастной девочки выглядела ещё более жалкой, вытащили безвольно передвигавшее ногами тело девочки из землянки, и за ними захлопнулась входная дверь, в гостиной ещё долго стояло тягучее, тягостное молчание.