Эмма кинулась бежать в центр парка, отбиваясь от бесчисленных, тянущихся к ней ненасытных лап, когтей, копыт, щупалец, и когда она выскочила на небольшую полянку, к которой сходились радиальные дорожки, прорубленные сквозь лес, животный ужас оставил ее, уступив место пустоте.

Мир заледенел, превратился в жалкий кусок замороженного холода, а вместе с холодом в нее пробралось ничто. Оно просачивалось внутрь ледяным огнем, забирая тепло души, оно разъедало ее изнутри, оставляя после себя кромешный ужас всесокрушающей пустоты. Она видела как растворяется в холоде мрака, превращается в тонкую вуаль развоплощения, уходящую к вертящемуся веретену зеркала – центру паутины, захватившей ее душу.

– Держи ее! За ноги, за ноги…, – грубым голосом кто-то орал у ее уха.

– Р-р-р-р! – зарычала Эмма и что есть силы ударила Адано кулаком в скулу, да так, что он взвыл от боли. Ловко вырвалась из его рук, отпрыгивая, когда новый сильный удар в спину свалил ее на холодные, мокрые камни.

– Убью, тварь! – орала она и, в секунду перегруппировавшись на спину, впилась ногтями в лицо настигшего ее напарника Адано. Тот взвизгнул, отбиваясь от девушки, перехватывая ее беспорядочно машущие в разные стороны руки. Она дернулось влево, ногами отбросила мужчину, подпрыгнула, выгибаясь, словно гуттаперчевая кукла из уличного шапито и, шипя, заорала:

– Дряни, разорву!…

– Ноги ее хватай, – хладнокровно командовал Адано своему напарнику, сбивая поднявшуюся девушку на пол. Она неистово забрыкалась и, улучив удачный момент, глубоко вонзила зубы в предплечье.

– Выгрызу глаз…уйди! – кричала Эмма, – Не касайтесь меня, гады! – она угрожающе выставила вперед ногти и оскалилась.

– Вот зараза! Бешенная! – Адано отпрянул закрывая рукой рану, из под которой, разделяясь на две, текла широкой струйкой кровь, – Уймись! – рявкнул он, ударив ее свободной рукой по лицу.

– Больно! – вскрикнула девушка, прикрываясь, – Я тебя сейчас…Р-р-р-р! – зарычала она, пытаясь зацепить руками схвативших ее мужчин.

– Тихо, стерва, – ему, наконец, удалось схватить обе ее руки и забросить их за спину. Эмма взвилась, пытаясь вырваться, но потом обессилено поникла.

– Так-то, не дергайся! За ноги ее держи, веревкой вяжи, – командовал он. Она еще раз встрепенулась в бесплодной попытке вырваться и замерла.

– Укол ей сделай, – кто-то разорвал платье и воткнул иглу в ее плечо. Вязкий туман потянул в голову, стало удивительно спокойно и равнодушно, захотелось спать.

Очнулась она только когда ее, связанную, положили на кровать в той же каюте, где по прежнему сияло яркое тропическое солнце.

– Что это было? – прошептала она.

– А ты не поняла? Зеркало Змея, – отрывисто гаркнул обозленный Адано, – Тебе говорили – не суйся туда. Говорили?

– Я заблудилась…, – стала оправдываться девушка.

– Какого… ты туда полезла?! – ответил Адано ослабляя веревки на ногах.

– Зеркало кого? – переспросила она.

– Дура! Усилитель негативных энергий! – закричал на нее он, – Тебе жить надоело? Оно бы тебя выпило как стакан воды, и даже не костей бы не осталось. Это даже не биологическая смерть, это коллапс сущности.

– Простите, я совсем не хотела, – только и смогла сказать она, – Я правда могла погибнуть? – ей захотелось зареветь.

– Вознестись в рай, ага! – зло прошипел Адано, – Это же вся агрессивная энергия сектора, Мельница Зла. Тебе еще повезло, что сейчас война еще не началась, она не на полную мощность работает. Ты что, ни разу не видела этого вашем отделении?

– Видела…, – ответила она, не вполне понимая, что говорит, – видела, но не подумала…

– Так зачем туда полезла?

– Не знаю… я заблудилась, потом провалилась… а дальше не помню…

– Ладно, лежи тут. Инъекция уже подействовала, но мы в твоих же интересах пока развязывать тебя не будем. Так что, лежи пока так.

– Но я…, – она хотела возразить.

– Лежи, тебе сказали! – гаркнул Адано, – Потом, все потом…

Холленверд, сыскное управление

Антронэ проснулся на самом рассвете росистого холодного осеннего утра. Город еще спал, погруженный в сладкую истому утренних сновидений. Нетронутость рассвета распадалась миражом сна, утекая дымкой любовных утех и ледяных ночных кошмаров, отступая под натиском булочников и молочников, подгоняемая щетинистыми метлами неутомимых городских дворников. Уже гремели поддоны, укладываемые в широкие хлебные печи, уже звякали молочные бутыли, развозимые по кварталам сонными лошадьми или чадящими бензиновым смрадом грузовиками.

В потаенной комнатке без окон, где сыщик вырвался из разорванной цепи сумрачных сновидений было душно. Спертый воздух тисками давил на грудь, не давая смыть труху вчерашних мыслей и забот, не принося долгожданного успокоения и отдыха. Спину ломило от неудобного, излишне жесткого и короткого дивана, на котором ему пришлось спать в эту ночь полусгорбившись. Он сел, впотьмах нащупывая пятками брошенные вчера тут же лаковые ботинки, на легкой шнуровке. Несмотря на свою скупость Антронэ никогда не покупал дешевых ботинок. В его полуголодном детстве ботинки были символом обеспеченности и респектабельности, знаком положения и успеха.

– Вот демон! – выругался он спросонья хрипло, не узнав свой голос, – Куда подевались мои штиблеты?

Впрочем, хозяин тьмы, случайно бывший неподалеку, посчитал ниже своего достоинства отвечать на зов служителя закона, но все же не преминул сделать так, что ботинки наконец попались под ноги сыщика.

Антронэ всунул ноги в штиблеты и, сдвинув фальшь-панель двери, вошел, щурясь от утреннего света, в свой кабинет. Сунул руки под рукомойник, набрызгал холодной воды на лицо и, достав щеточку, стал взмыливать пену с серого куска мыла. Голову по-прежнему ломило.

– Секретарь! – закричал он, надрывая связки, чтобы его было слышно сквозь двойные двери, – Секретарь! – повторил он свой зов.

– Слушаю, – взлохмаченный, сонный, поправляющий на ходу костюм клерк ворвался в кабинет, неистово осматриваясь по сторонам, – Что прикажете, господин следователь?

– Спишь?

– Никак нет, караулю, господин Антронэ! – он выпятил грудь вперед.

– Уволю я тебя, голубчик, за нерадивость и лень, как пить дать, на улице окажешься.

– Да как можно, господин сыщик! Я же тут вот к любой службе готов, а Вы меня так обижаете…, – клерк начал раскланиваться приседая с ноги на ногу.

– У тебя одеколон есть?

– Одеколон? – клерк непонимающее вытаращил глаза.

– Ну да, он, о-д-е-к-о-л-о-н!

– А, одеколон, – он наконец понял что от него ждут, – Найдем. А зачем?- он опять захлопал глазами.

– Дурак, побриться хочу, или ты ослеп? – Антронэ указал на разложенную перед ним бритву и намыленную щетку.

– Ммм, сей моментик, отыщем, – было похоже, что секретарь окончательно проснулся.

– Еще донесение по криминальной обстановке и свежие доклады агентуры. Понял?

– Да, все будет в три секунды, – клерк попятился задом отходя к двойной двери кабинета.

Сыщик вернулся к незаконченному делу, аккуратно добрился и, вытерев полотенцем лицо, прошел к столу.

– Вот и я – все, что изволили спрашивать, Вам принес, – в двери вернулась улыбающаяся физиономия секретаря.

– Так, – следователь накинул пиджак, – Не скоро ходишь.

– Бумаги собирали долго, утро, – извиняющимся тоном ответил тот.

– Ладно, оставляй. Я пойду на прогулку, буду через час, – ответил Антронэ.

Не открывая, кинул принесенный секретарем пакет, перевязанный тесемкой, в свой потертый портфель с перешитой ручкой. Потом проверил узелок на папочке с надписью "Дело N09809" и заложил ее следом в недра портфеля. Повязал шарф, застегнул серенький плащ на все пуговицы и, прихватив портфель, вышел по широкой мраморной лестнице сыскного управления на еще пустынную, утреннюю улицу.