— Что-нибудь видите?

— Вокруг никого, только эти инди шныряют, бандитов ищут.

— Какие еще инди? — насторожился Хоффман.

— Этот петух Треску и его головорезы. — Диззи говорил таким тоном, словно о походе Треску знала вся база. — Они ушли в лес с парнем. С Ниалом. Он повел их, не знаю куда.

Треску ни слова не сказал об этом Хоффману. Последнее, что полковник слышал о Треску, — это то, что он допрашивал подростка и согласился поделиться полученной информацией. Этот гад лгал. «Какой сюрприз!» Хоффман поразмыслил о том, чем же бродяги заслужили такую ненависть гораснийцев; жители крошечного государства относились к бандитам гораздо более враждебно, чем КОГ. После потопления «Торговца» он понял, что они настроены на полное уничтожение бродяг.

— Спасибо за информацию, — сказал Хоффман. Диззи отдал честь, приложив указательный палец к потрепанной гражданской шляпе, и минный трал со скрежетом тронулся в путь. — Хоть кто-то держит меня в курсе.

— И что они собираются сделать с этим парнем, когда выжмут из него все? — спросила Аня.

— Я не собираюсь отдавать его Треску, — ответил Хоффман. — Хватит его ублажать. Мне плевать на его буровые вышки, у нас здесь свои законы.

Да, именно так все и начиналось: на что-то смотрели сквозь пальцы, кому-то делали уступки, не задавали лишних вопросов. Человеческая цивилизация и без того достаточно хрупкая вещь. Частные армии вроде головорезов Треску — это путь к анархии, и Хоффман решил отстоять свое право руководить вооруженными силами, пока ситуация не вышла из-под контроля. Прескотту необходимо дать это понять.

Хоффман все еще ругался про себя, глядя в окно, когда Аня затормозила.

— Там, впереди, что-то на дороге, сэр. Это гораснийцы.

Они установили блокпост. Хоффман разглядел чисто символическую кучу веток и несколько витков колючей проволоки, перегораживавших примерно полдороги. Это сооружение не могло остановить «Тяжеловоз». Кем себя возомнили эти идиоты?

— Остановитесь метрах в двадцати, Аня, просто на всякий случай. — Хоффман ощупал пистолет. Здравый смысл говорил ему, что пистолет не понадобится, но инстинкт утверждал обратное. — То есть если они сейчас же не уберут эту чертову колымагу с проезжей части.

«Тяжеловоз» замедлил ход, и стало ясно, что трое ополченцев никуда не собираются уходить. Аня остановила вездеход. Хоффман вылез и широкими шагами подошел к ближайшему гораснийцу, массивному человеку средних лет с сержантскими нашивками:

— Уберите это с дороги. — Он стоял так близко, что чувствовал запах, исходивший изо рта гораснийца — запах лука, гнилых зубов и какой-то дряни, которую эти люди курят вместо табака. — Я скажу вам, когда и где устанавливать блокпосты.

Сержант даже бровью не повел:

— Капитан Треску приказал нам не впускать в этот район машины в течение часа.

— Капитан Треску может катиться ко всем чертям! Дорога должна оставаться открытой! — Хоффман никогда не напоминал нижестоящим о своем ранге. Он считал, что это удел офицеров, не умеющих командовать. Человек должен своими поступками показывать, что он командир. — Я возвращаюсь в свою машину, и, если к тому времени, как я заведу мотор, вы не уберете с дороги свой дурацкий хлам, я проеду прямо по вам.

Хоффман был уверен, что они прекрасно поняли его слова. Он направился к водительской двери:

— Пустите меня за руль, Аня. И приготовьтесь к столкновению.

Теперь отступать было нельзя. Он включил зажигание, переключил передачу и двинулся вперед. Инди так и остались стоять на месте. Хоффман дал газу.

Если он кого-то собьет — тем хуже для них.

«Тяжеловоз» приближался. Инстинкт приказывал Хоффману остановиться, но он лишь сильнее вдавил в пол педаль газа. Последним, что он видел перед тем, как «Тяжеловоз» врезался в барьер и отбросил его в сторону, был прыгающий в канаву солдат.

Он почти ожидал услышать выстрелы. Но даже не посмотрел в зеркало.

— Сволочи! — произнес он. — Следующего, кто назовет их «инди», отдам под трибунал. У нас теперь только одно государство.

— Отличная работа, сэр. — Аня включила рацию и протянула Хоффману микрофон. Эта девочка читала его мысли. — Возьмите.

Хоффман услышал далекие ружейные выстрелы. Это не походило на стрельбу из «Лансеров», да и в любом случае он бы знал о перестрелке с участием его солдат. А вот Треску никто не давал права вести боевые действия. Это необходимо прекратить.

— Матьесон, свяжите меня с Треску.

— Минуту. — На несколько мгновений наступила тишина. — Прошу прошения, сэр, он не пользуется нашей рацией. У него собственная сеть. На борту одного из их кораблей имеется передатчик.

Хоффман едва не сплюнул с досады. Нет, он не потерпит существования двух армий. Если Треску хочет играть в войну, пусть делает это так, чтобы Хоффман мог видеть и слышать. Горасная стала частью КОГ.

Таковы были условия сделки.

— Глушите! — приказал он. — Глушите это к чертовой матери!

Рыболовное судно «Монтаньон», вблизи военно-морской базы Вектес

Люди, находившиеся на борту «Монтаньона», от шока, сменившегося облегчением и затем гневом, перешли к странному, истерическому веселью.

Бэрд замечал, что взрыв, после которого люди остались в живых, всегда оказывал подобный эффект на всех, кроме Маркуса. Маркус молча сидел на ящике с инструментами, слушая радиопереговоры. Если когда-нибудь ему поставят памятник, подумал Бэрд, то он будет выглядеть именно так: палец прижат к наушнику, взгляд устремлен в пространство, лоб нахмурен. Время от времени Маркус издавал какое-то утробное ворчание, словно недовольная собака.

— А я ведь вас предупреждал, что там, внизу, плавают черви, а? — упрекал Коул капитана Галли. Все они сидели на палубе, глядя, как команда с небывалой осторожностью разбирает улов. — А вы меня на смех подняли.

Галли сжимал в пальцах кружку с горячим бульоном.

— Виноват. Мы просто никогда такого не видели. И как вы ухитрились прожить пятнадцать лет рядом с этими чудищами, копошившимися у вас прямо под ногами?

— То были просто черви. Они редко взрывались.

Бэрд присоединился к разговору:

— Если только мы им не помогали в этом. Ну а тогда они прекрасно взрывались.

Он подошел к Берни, стараясь сделать вид, словно ее здоровье ему безразлично. Без брони, обычного снаряжения и оружия, придававших ей объем, в прилипшей к телу форме, она выглядела жалко. Она напомнила ему насквозь промокшую птицу, примостившуюся на ветке в ожидании, когда же закончится дождь. Она была просто старой женщиной; он сейчас поверить не мог в то, что когда-то она одним толчком сбила его с ног. Даже смуглая кожа островитянки приобрела болезненный, серый цвет.

— Эй, Бабуля, ты же не собираешься откинуть копыта прямо сейчас, а? Что-то слишком часто в последнее время я выуживаю тебя из воды. — Он подождал, но она не ответила на колкость. — И кто будет надо мной издеваться, когда ты отправишься в лучший мир?

— Я в порядке, — ответила она. — Горячий душ и ночь в койке — и я буду как новенькая.

— Надеюсь, что в койке ты собираешься спать. Потому что для всего остального ты сейчас не в форме.

Коул, усевшись рядом с Берни, обнял ее за плечи:

— Тебе лучше сходить к доктору Хейман, леди Бумер.

— Слушайте, обещаю вам оставаться в живых до похорон Андерсена, ясно? — отрезала она.

Это заставило всех замолчать, как удар по лицу. Затем тишину на палубе нарушил голос Маркуса:

— Черт бы их побрал! Именно этого нам сейчас и не хватало.

— Что там? — спросила Берни.

— Какая-то свара на берегу. — Маркус медленно поднялся. — С нашими гораснийскими согражданами.

— Что, бунт?

— Хоффман и Треску кое-что не поделили. Я слышу только часть разговора. Майклсон поставил «Фальконер» у выхода из гавани, чтобы их танкер не мог отправиться к буровой.

— Ух ты, морское сражение! — воскликнул Бэрд. — Им что, жить скучно? Они не заметили нашего сообщения о Светящихся? Может, повторить им по буквам?