— Да катитесь вы ко всем чертям! — закричал Теотормон. Он подпрыгнул вверх и скрылся под водой.

— Брат! — воскликнул Роберт.

Остальные эхом повторили его зов. Они барахтались в воде и с отчаянием смотрели друг на друга. В эти минуты на их лицах не осталось и следа прежней надменности и высокомерия.

Внезапно Вала закричала и, взмахнув руками, исчезла под водой. Она скрылась с такой быстротой, будто ее дернули за ноги.

Прошло несколько секунд, и над водой появилась темно-синяя маслянистая голова Теотормона, а через миг и рыжие локоны Валы. Длинными пальцами ног он вцепился в волосы сестры, поддерживая ее голову над водой.

— Ну давай, извиняйся! — закричал Теотормон. — Проси у меня прощения! Скажи, что ты больше не считаешь меня отвратительным слизняком! Расскажи мне, как я прекрасен. Обещай любить меня, как ты любила на острове Паламаброна!

Она вырвалась из его лап, оставив в корявых пальцах несколько клочков темно-красных волос.

— Я убью тебя, жалкий прыщ! И умирать я пока не собираюсь! Но если мне это все же предстоит, я лучше выберу смерть, чем буду умолять тебя, придурок!

Глаза Теотормона расширились. Он отплыл от нее подальше и повернулся к Вольфу.

— Видишь? — закричал он. — Зачем же мне спасать ее или кого-нибудь другого? Вы все равно будете ненавидеть меня, а я вас.

Паламаброн закричал и яростно заколотил руками по воде.

— Спаси меня, Теотормон! Мне больше не удержаться. Я слишком устал. Я сейчас утону!

— Вспомни мои слова об одиночестве, — тяжело дыша, произнес Вольф.

Теотормон усмехнулся и нырнул. Вынырнув, он уперся головой в ягодицы Паламаброна и, мощно загребая воду плавниками и огромными перепончатыми лапами, стал толкать его к берегу. Паламаброн вылетел на стеклянный берег, откатился на шесть-семь шагов, да так и остался лежать, дыша как загнанная лошадь. Из его носа текла вода, изо рта тянулась струйка слюны.

Теотормон по очереди вытолкал на берег всех властителей, и те повалились на склон, едва живые от усталости. Одна лишь Вала отказалась от его помощи. Собрав последние силы — Вольфу даже не верилось, что у нее осталось их так много, — она разогналась, сделала рывок, выскочила на берег и, помогая себе локтями, медленно поползла вверх по наклонной поверхности. Выбравшись на относительно ровное место, она осторожно села и, осмотрев мужчин, презрительно сказала:

— И это мои братья? Всемогущие повелители вселенных? Кучка полузадохшихся крыс! Пресмыкающиеся перед морским слизняком, выпрашивающие разрешение на жизнь.

Теотормон выскочил на берег и прошлепал мимо спасенных людей. Проходя мимо Валы, он даже не взглянул на нее.

Придя в себя и отдышавшись, властители тоже поползли на ровный участок суши. Вид у всех был жалкий — многим пришлось избавиться от одежды и оружия. Только Вала и Вольф остались одетыми. Он умудрился сохранить лучемет, Вала — меч. Ее одежда имела водоотталкивающие свойства, и, если бы не мокрые волосы, со стороны можно было не догадаться, что она побывала в воде.

Лувах дважды порывался встать и подойти к Вольфу, но оба раза поскальзывался и падал на ягодицы. Его лицо снова порозовело, веснушки на щеках и носу перестали быть такими заметными.

— Отец поймал нас, как детей, игравших в прятки, — сказал он. — Но сейчас из детей мы превратились в грудных сосунков. Мы даже не можем ходить и вынуждены ползать. Тебе не кажется, что наш отец хочет этим что-то сказать?

— Не знаю, — ответил Вольф. — Но не сомневаюсь, что Уризен вынашивал свой план долгие и долгие годы. Я начинаю верить, что он создал планеты вокруг Аппирмацума только по одной единственной причине: и этот, и другие миры предназначены для того, чтобы муками и болью испытать нашу волю.

Лувах невесело рассмеялся.

— Какой же будет награда, если мы пройдем через все испытания?

— Мы получим возможность убить его… или сами погибнем от руки отца.

— Неужели ты действительно веришь, что он поведет честную игру? А если он сделал свою крепость неприступной? Я никогда не поверю в честность Уризена.

— Честность? А что такое честность? Согласно неписанному договору, каждый властитель оставляет в своей системе обороны несколько лазеек, какой-нибудь дефект, воспользовавшись которым, ловкий и умный противник может пробраться внутрь. Не знаю, многие ли следуют этому правилу. Но властителей убивали и лишали собственности, несмотря на то что они чувствовали себя в полной безопасности. И я не думаю, что победителям везло только потому, что им удавалось обнаружить эти специально оставленные лазейки. Они пробивали брешь в защите совершенно по другой причине.

Причина в том, что властители наследуют оружие от своих предшественников. Они не могут получить его иным путем, и, если нет наследства, оружие приходится красть или отбирать силой. Наша раса потеряла древнюю мудрость и мастерство; мы стали потребителями и расточителями. Мы перестали создавать. Поэтому каждый властитель может пользоваться только тем, что у него есть. И если его средства обороны не предусматривают каждую случайность, если в защите остаются дыры, ими обязательно кто-нибудь воспользуется.

И еще. Властители сражаются для того, чтобы остаться в живых и убить другого. Тем не менее многим удается выжить в течение долгого времени. Им все уже надоело; они давно желают смерти. В глубоких безднах подсознания, под пластами тысячелетних воспоминаний, пресыщенные властью и иссушенные отсутствием любви, все они жаждут смерти. И именно поэтому в их стенах появляются щели.

Лувах открыл от удивления рот.

— Неужели ты веришь в эту дикую теорию? Давай возьмем в пример меня. Я ничуть не устал от жизни. Я люблю ее так же сильно, как и в первую сотню лет. И другие тоже будут защищаться до последнего.

Вольф пожал плечами.

— Это только моя теория. Я придумал ее после того, как стал Робертом Вольфом. Знаешь, сейчас я замечаю то, чего не видел раньше и что не видит никто из вас. — Он подполз к Вале и сказал: — Одолжи мне на минуту меч. Я хочу проделать один опыт.

— Хочешь выяснить, легко ли моя голова отделяется от плеч? — спросила она.

— Если бы я хотел убить тебя, то воспользовался бы лучеметом, — ответил он.

Вала вытащила из ножен короткий клинок и вручила его Вольфу. Он слегка стукнул острием по стекловидной поверхности. И когда лезвие не оставило никаких следов, он ударил посильнее.

— Что ты задумал? — закричала Вала. — Ты же сломаешь острие!

Он указал на отметину, оставленную вторым ударом.

— Выглядит, как царапина на льду. Это вещество более скользкое и твердое, чем лед, но в остальном, как мне кажется, похоже на замерзшую воду.

Он отдал ей меч, вытащил лучемет и, установив его на половинную мощность, выстрелил в поверхность склона. Стекловидный материал вспучился, и из него потекла жидкость. Он выключил лучемет и выдул жидкость из выемки. Заинтересованные происходящим, к ним стали подползать другие властители.

— Странный ты человек, — сказала Вала. — Ну кто еще додумался бы до этого?

— Зачем он делает дырки? — спросил Паламаброн. — Может быть, наш братец спятил? — К нему вернулось былое высокомерие, и он вновь говорил надменным тоном.

— Нет, он не спятил, — ответила Вала. — Просто он любознательный, вот и все. Наверное, ты забыл, что такое любознательность. Разве не так, Паламаброн? Неужели ты такой же вялый, как… и все, что ты делаешь? Впрочем нет, извини. Несколько минут назад ты вел себя довольно живо.

Паламаброн вспыхнул, но ничего не сказал. Нахмурив брови, он наблюдал, как на стенках дыры и вдоль ее краев появились и начали расти крошечные кристаллы.

— Самовосстановление, — произнес Вольф. — Я прочитал о древней науке наших предков все, что мог достать, но не встречал и никогда не слышал ничего подобного. Очевидно, Уризен обладает знаниями, которые утрачены другими.

— Возможно, он получил их от Рыжего Орка, — сказала Вала. — Говорят, что Орк знает больше, чем все остальные властители вместе взятые. Он последний из древних, и говорят, будто ему уже полмиллиона лет.