Дагарн объяснил, что маневры абуталов перед началом битвы иногда занимают до пяти дней.
— Я никогда не встречал людей, которые бы так стремились к смерти, — ответил на это Вольф.
Многие властители уже потеряли всякую надежду и считали, что полет над пустынными водами океана никогда не приведет к намеченной цели. Но однажды крик дозорного заставил их вскочить на ноги.
— «Мать островов»! — кричал он. — Прямо по курсу! «Мать всех островов»!
По сравнению с «мамашей», «детки» ее были совсем крохотные. С высоты трех тысяч футов Вольф одним взглядом окинул плавающую массу от берега до берега. Кусок суши не превышал двенадцати миль в длину и тридцати — в ширину. Но величина — понятие относительное, и по меркам этого мира остров действительно мог считаться континентом.
Здесь имелись заливы и бухты, в низинах виднелись озера морской воды. В былые времена какая-то сила — а может быть, и столкновение с другими островами — измяла берега острова, образовав при этом холмы. И вот на вершине одного из них Роберт заметил врата.
Он увидел пару шестиугольников из какого-то мерцающего металла, огромные отверстия которых напоминали арки ангаров для дирижаблей.
Вольф поспешил к Дагарну. Но вождь уже заметил врата и отдавал приказы. Когда-то он дал Роберту клятву, что, когда врата найдутся, илмавиры исполнят свое обещание и высадят с абуты Вольфа и других властителей.
Времени на выпуск газа и снижение почти не оставалось. Прежде чем достичь желаемой высоты, абута могла пройти над Мицей — «Матерью всех островов». Поэтому властители поспешили на нижнюю палубу, где для них уже подготовили упряжь парашютов-пузырей. Застегнув ремни на плечах, груди и ногах, они столпились вокруг люка. Здесь же собрались илмавиры: им хотелось проводить гостей. Но слова прощания предназначались только Вольфу и Луваху. Им с поцелуями вручили по цветку молодого растения, производящего газ. Роберт произнес ответную речь, а затем скользнул в люк. За ним последовали остальные властители.
Падение ничем не отличалось от прыжка с раскрытым парашютом. Вольф попытался спуститься на поляну среди деревьев, но, не рассчитав силы ветра, налетел на макушку дерева, которая согнулась под ним и замедлила падение. Все приземлились довольно удачно, правда, некоторые получили синяки и царапины. Теотормону, который весил четыреста пятьдесят фунтов, для спуска выделили дополнительную оснастку, но он все равно приземлился раньше всех. Его резиновые ноги спружинили, он покатился кувырком, ударился головой и вскочил, завывая от боли.
Пока родичи приходили в себя, Роберт помахал рукой илмавирам, которые наблюдали за ними из люков. Остров пролетел над Мицей и вскоре скрылся из виду. Властители направились через джунгли к холму. Рассматривая Мицу с абуты, они видели множество туземных поселений, поэтому шли с опаской, замирая при каждом звуке. Но на пути к вратам они не встретили ни одного аборигена и без происшествий добрались до огромных шестигранников.
— А почему их два? — спросил Паламаброн.
— Я уверена, что это еще одна из загадок нашего отца, — сказала Вала. — Одни врата должны вести в его дворец на Аппирмацуме. Но вот куда ведут другие, никому не известно.
— Как же мы узнаем, куда нам идти? — спросил Паламаброн.
— Глупый! — захохотала Вала. — Мы это поймем, когда войдем в какой-нибудь гексакулум.
Роберт чуть заметно улыбнулся. С тех пор как сестра прогулялась с Паламаброном в темный уголок, она обращалась с ним еще с большим презрением и ненавистью, чем с остальными. Паламаброна это озадачивало. Видимо, он ожидал от нее большей благодарности.
— Мы все должны пройти в одни врата, — сказал Вольф. — Неразумно делить силы. Угадаем мы или нет, но нам надо держаться вместе.
— Ты прав, брат, — ответил Паламаброн. — Кроме того, если мы разделимся и одной группе удастся уничтожить Уризена в его крепости, она может захватить власть. И тогда вторая группа будет обречена.
— Я не это имел в виду, предлагая остаться вместе, — проворчал Вольф. — Но мыслишь ты логично.
— Только неизвестно чем, — подхватила Вала. — Паламаброн такой же никчемный мыслитель, как и любовник.
Кузен побагровел и положил руку на эфес меча.
— Мне надоело сносить твои оскорбления, ты, грязная, течная сука! — закричал он. — Еще одно слово, и твоя голова покатится с плеч.
— Нам еще представится случай помахать мечом, — вмешался Роберт. — Прибереги свою ярость для тех, кто нас ждет по другую сторону этих врат.
Вдруг в кустах за сотню ярдов от холма он заметил какое-то движение. Из-за кустов показалось лицо: за ними наблюдал туземец. «Интересно, — подумал Вольф, — неужели никто из местных жителей не пытался пройти через врата? И если такие попытки все же предпринимались, исчезновение людей должно было приводить аборигенов в ужас. Возможно, сюда им вообще не разрешается ходить».
Отношение туземцев к вратам интересовало Роберта по той причине, что он в будущем рассчитывал на их помощь. Но сейчас на расспросы не оставалось времени. Вернее, он не хотел терять это время. Хрисеида находилась в крепости Уризена, и каждый миг промедления мог приносить ей нестерпимые мучения. Отец способен не только на душевные, но и на физические пытки.
Вольф вздрогнул и попытался выбросить из головы мрачные картины, которые рисовало его воображение. Всему свой черед.
Властители выжидающе смотрели на Вольфа. Они давно считали его своим лидером, хотя всячески отрицали это. Самым старшим среди них был Тармас, но братья не признавали старшинства по возрасту. Когда им в этом мире угрожала опасность, помощь шла только от Вольфа, и только он принимал неотложные и эффективные меры. К тому же, у него имелся лучемет, но помимо прочего они чувствовали в нем что-то такое, чего не хватало им. Однако они отрицали и это. Пожив на Земле, Роберт без труда справлялся с тем, что властители считали для себя слишком приземленным и недостойным внимания. Не приученные к тяжелому труду, не соприкасавшиеся раньше с вещами и проблемами, они чувствовали себя в чужой вселенной потерянными. Да, они создавали свои личные миры и правили ими как боги или полубоги. Но теперь властители чувствовали себя не лучше — а иногда даже и хуже — дикарей, которых они так презирали. И только Ядавин — или Вольф, как они уже начинали называть его, — знал, как выжить в этом диком мире.
— Ну что же, братья! От судьбы не уйдешь, — воскликнул он. — Орел или решка.
— Это что еще за варварский язык? — спросила Вала.
— Один из земных. И вот что я вам скажу. Раз уж Вала среди нас единственная женщина…
— Но более мужественная, чем многие из вас, — добавила она.
— …пусть она и выбирает, в какие врата нам войти. Думаю, этот вариант решения ничем не хуже других.
— Эта мерзавка ни разу в жизни не поступала правильно! — вскричал Паламаброн. — Но я согласен, пусть она выбирает врата. И мы не ошибемся, если войдем в те, на которые она не укажет.
— Дело ваше, — сказала Вала. — Но я говорю — вот те врата! — И указала на правый шестигранник.
— Хорошо, — произнес Вольф. — Я с лучеметом пойду первым. Не знаю, что нас ждет по ту сторону. Вернее, знаю — смерть, но не известно, в какой форме. Поэтому, прежде чем уйти, мне хочется сказать вам пару слов. Были времена, братья, кузены и ты, сестра, когда мы любили друг друга. Нас опекала мать, и мы жили счастливо. Конечно, мы боялись отца — мрачного, далекого и неприступного Уризена. Но мы не питали к нему ненависти. А потом наша мать умерла. Как она умерла, мы до сих пор не знаем. Как и некоторые из вас, я думаю, что ее убил Уризен. Ровно через три дня после ее смерти он взял в жены Арагу, властительницу соседнего мира, и тем самым объединил их владения. Но кто бы ни убил нашу мать, мы знаем, что произошло после этого. Мы быстро поняли, что стали обузой Уризену. Он был одним из немногих, кто растил детей настоящими властителями. Наша раса вымирает. Мы разыгрываем из себя бессмертных богов и обладаем огромным могуществом, но все же постепенно угасаем. Цена власти — потеря единственного чувства, которое наполняет жизнь смыслом, — любви.