Где мог быть сооружен Переносящий Ход в то время? Использовались ли тогда известные Дункану приемы? Как много таких ходов было в одиннадцати королевствах? И где они находятся?

Дункан знал два из них. Один — в его кабинете, построенный так, что королевский исповедник (а в прежние дни это был, по традиции, Дерини) мог мгновенно попасть в собор. И второй — простая металлическая плита в полу соборного алтаря, рядом с входом в подземную церковь. В конце концов, никто не может предвидеть, когда именно придется стучаться с мольбой и стенанием во врата небесные ради короля — так, по-видимому, думали в старину.

И все-таки где же этот Ход здесь, в обители Святого Неота?

Дункан окинул взглядом неф и по какому-то внутреннему велению пошел направо, осторожно пробираясь по разрушенным плитам. Аларик сказал, что слева от центрального алтаря должен быть алтарь Камбера; сейчас он находился справа от него. Может быть, ответ где-то рядом? Святой Камбер — покровитель магии Дерини. Где лучше разместить Переносящий Ход с точки зрения магии?

Немного левее алтаря он заметил в стене узкий выступ. Плита была разбита, буквы почти не видны. Но Дункан прочел надпись — «Jubilante Deo» и, всмотревшись, разобрал дальше имя «Sanctus Camberus» — «святой Камбер».

Дункан ощупал стену, но спустя несколько минут удрученно покачал головой: он не мог найти здесь Переносящего Хода. Хотя во времена междуцарствия, как и до них, магия была повсеместно признана, Переносящий Ход все-таки не делали на виду у всех. Это не в духе Дерини.

Нет, Ход должен быть где-то спрятан, возможно недалеко отсюда, чтобы покровительство святого Камбера защищало его, но только не на таком видном месте.

Тогда где?

Опять повернувшись лицом к алтарю, Дункан осмотрел стену с другой стороны, ища выход в другую, меньшую церковь. Он без труда обнаружил за разбитыми и вывороченными плитами полураскрытую дверь. Не мешкая, он подошел, протиснулся в проем и оказался в маленькой высокой комнате, которая была, конечно же, тайным святилищем.

Дункан выбрался из узкой лазейки и выпрямился, прикрыв глаза от ослепительной вспышки молнии. Пол был засыпан камнями, кусками истлевшего дерева, битым стеклом. Но у дальней стены сохранился алтарь черного дерева, остатки стенного шкафа и ларца и с другой стороны — столик для положения риз. Дункан деловито осмотрел помещение, косясь на поминутно вспыхивающее небо.

Ну, так где же здесь древние могли расположить Ход? И если все здесь было разрушено до такой степени, мог ли он уцелеть?

Пробираясь среди камней, двигаясь дальше в глубь комнаты, Дункан закрыл глаза и сосредоточенно потер лоб тыльной стороной ладони, пытаясь уловить, сохранилось ли здесь что...

— Страшись, о Дерини! Грядет беда!

Дункан резко повернул голову и застыл с полуобнаженным мечом в руках. Сверкали молнии, тени прыгали по стенам, но по-прежнему, кроме Дункана, здесь не было никого. Он, не сходя с места, вложил меч в ножны, продолжая озираться.

Слышал ли он голос наяву? Нет.

Вероятнее всего, слова эти прозвучали только в его сознании. Не голос ли это одного из древних монахов Дерини обители Святого Неота?

Сделав шаг назад, Дункан вновь закрыл глаза, сосредоточился и снова услышал тот голос. Конечно, он звучал в его мыслях:

«Страшись, о Дерини! Грядет беда! Из сотни братьев остался лишь я, дабы разрушить сей Ход прежде, нежели он будет осквернен. Родич, будь осторожен! Храни себя, Дерини. Люди уничтожают то, что не в силах понять. Добрый святой Камбер, защити нас от напасти».

Дункан открыл глаза и огляделся, потом снова прикрыл их.

«Страшись, о Дерини! Грядет беда! Из сотни братьев...»

Дункан прервал общение с неведомым монахом и вздохнул.

Итак — это послание последнего оставшегося здесь Дерини. Он пытался перед смертью разрушить Ход. Удалось ли это ему?

Дункан топнул несколько раз ногой, простукивая пол, потом разгреб слой мусора. В полу было углубление, три на три фута, когда-то, видимо, скрытое плитой. Что же касается Хода...

Не поддаваясь отчаянию, Дункан вытянул вперед руки и напрягся, исследуя внутренним взором всю комнату по частям. В глубине души он очень надеялся, что столик для риз может оказаться тем, что он ищет. Но и там ничего не было.

Он сосредоточился еще раз и вдруг ощутил боль, затем его окружила тьма, и он вновь услышал начало послания.

И все. Ход был мертв. У последнего Дерини это получилось.

Дункан со вздохом еще раз осмотрелся, бессильно опустив руки. Теперь им придется ехать в Ремуг. Ход разрушен, выбора у них не остается. А оттуда, может быть, предстоит отправиться в Кулд, если Келсон уже уехал туда на свадьбу Бронвин и Кевина.

Что ж, делать нечего. Надо будить Аларика и пускаться в путь. Так или иначе, к следующей ночи они доберутся до Ремута, если ничто не помешает.

Колокола мерно гудели, когда епископы входили в собор Святого Эндрю в Дхассе. Вечер был безоблачный, свежий, с легким морозцем, хрупкие снежинки кружились на ветру. Два молодых священника зажгли от главной лампады в центральном нефе длинные свечи. Пламя дрожало при движении, бросая причудливые тени на темные заиндевелые одеяния священников.

Хор занял свое место — два десятка, казалось, безликих людей с факелами в руках. Когда колокола смолкли, клирик одобрительно кивнул: все, кто должен был прийти, пришли. Он исчез в темноте нефа, и дверь с шумом захлопнулась. Три свечи передали в освещенный неф слева — клирик и два священника взяли другие; тут отворилась боковая дверь и вошел Лорис.

Сейчас он был в полном облачении: в черной с серебром ризе, в украшенной жемчугами митре; в левой руке он сжимал серебряное распятие. Миновав центральный неф, он повернул к хорам. Архиепископ Карриган и епископ Толливер сопровождали его, сзади шел епископ Кардиель. Молодой служитель нес тяжелый епископский крест.

Лорис и его спутники поднялись по алтарным ступеням и, склонившись пред алтарем, обратились лицом к стоящим в соборе. Кардиель отошел, чтобы взять у стоящего справа монаха четыре свечи, и насмешливо переглянулся с Ариланом. Вернувшись, он встал рядом с Толливером и зажег его свечу от своей, от свечи Толливера были зажжены свечи Лориса и Карригана. Когда свеча Лориса разгорелась, примас Гвиннеда выступил вперед и бросил на собравшийся клир взгляд, полный холодного огня.

— Внимайте слову отлучения,— произнес он.— Поелику Аларик Энтони Морган, герцог Корвинский, властитель Коротский, лорд-генерал королевских войск и Поборник королевского престола, и монсеньор Дункан Говард Маклайн, лишенный права служения священник, по своей юле и обдуманно отвергли и презрели власть Святой Церкви; и поелику реченные Аларик и Дункан нынче лишили жизни неповинных чад Церкви и грозили святотатственным убиением слуге Божию и обладателю церковного сана, и принудили его зреть богомерзкое и еретическое явление магии; и поелику реченные Аларик и Дункан осквернили своим нечестием и магией часовню Святого Торина и были причиной ее разрушения, и прежде многократно прибегали к той же проклятой магии; и поелику реченные Аларик и Дункан не выказывают раскаяния в своих грехах и намерения изменить свои пути; ныне я, Эдмунд Лорис, архиепископ Валорета и примас Гвиннедский, пред всем клиром гвиннедской курии предаю анафеме реченных Аларика Энтони Моргана и Дункана Говарда Маклайна. Мы изгоняем их из рядов Святой Церкви Господней. Мы изгоняем их из собрания праведных. Да будет на них суд небесный! Да сторонится их всяк чистый душою! Да закроются врата Царствия Не-

бесного пред ними и всеми споспешествующими им! Да избежит богобоязненный муж общения с ними, и не питает их, и не дает ночлег, под страхом анафемы. Да не даст им ни один священник причастия при жизни их, неже христианского погребения по смерти. Прокляты да будут в доме своем и в поле, проклята будет пища их, и питье, и все дела их. Сим объявляем им отлучение, и да повергнутся они во тьму Люциферову и всех падших ангелов. Трижды проклинаем их, без надежды на милость и прощение. Проклинаем и предаем анафеме. Да померкнет свет их в средоточии тьмы. Да будет так!