Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Славься, Господи, Тебе посвящаем мы эту корону. Да будет милость Твоя на рабе Твоем Келсоне, коего венчаем мы ныне в знак королевского достоинства. Свидетельствуем, что он обладает, по милости Твоей, всеми королевскими добродетелями. Через посредство Вечного короля, что живет и правит с Тобой в Царстве Святого Духа,— аминь.

Это — то, что видели и слышали люди.

Но те, в ком текла кровь Дерини, видели и другое: стройный белокурый человек в блестящем золотом одеянии древних Высоких лордов Дерини держал корону над головой Келсона. Те, в ком текла кровь Дерини, слышали другие слова, заглушавшие обычные. Невидимый гость произносил традиционную формулу Дерини, которая предвещала храброму мальчику особую судьбу:

«Келсон Цинхиль Рис Энтони Халдейн, короную тебя во имя Всемогущего, кто знает все, и во имя Того, кто немалое время был Защитником человеческого рода. Келсон Халдейн еси король людей и Дерини. Жизнь и благо тебе, король гвиннедский».

Едва корона коснулась головы Келсона, видение Дерини исчезло; все в молчании ждали, когда король получит остальные знаки королевского достоинства.

Пока прелаты готовились, Морган, полуобернувшись к Дункану, прошептал:

— Дункан, ты видел?

Тот еле заметно кивнул.

— Ты знаешь, кто это был? — продолжал Морган.

Дункан ответил ему долгим взглядом и снова стал наблюдать за церемонией. Клирики уже приносили присягу новому королю; вот-вот все должно было закончиться.

— Я думаю,— прошептал Дункан,— это был не твой таинственный гость.

Морган молча кивнул.

— Ты считаешь, что это не Камбер?

Дункан покачал головой.

— Он сказал — «во имя Камбера», а это делает все еще более таинственным.

Морган легко вздохнул и расправил свой плащ так, чтобы не было видно дыры в нижнем плаще и кровавого пятна.

— Я рад, что это не святой Камбер,— прошептал Морган, направляясь к королю.— Мне не хочется пользоваться особым покровительством Небесных Сил — это доставляет неудобства.

Подойдя к Келсону, он опустился на одно колено, и мальчик взял его ладони в свои. Сильный и чистый голос Моргана наполнил собор — он читал древнюю клятву верности.

— Я, Аларик, герцог Корвинский, отныне слуга твой в жизни и смерти и всяком земном бою. Глад и хлад, страх и скорбь приму за тебя, встану на всякого недруга. Да поможет мне Бог.

Морган встал, Келсон обнял его, и все дворяне: Нигель, Эван, лорд Яред, Кевин Маклайн, Дерри — повторили слова клятвы новому королю. Морган, обнажив Меч Державы, стоял рядом с Келсон ом, высоко подняв клинок вверх.

Собравшиеся начали двигаться к выходу; спутники Кариссы, смешавшись с толпой, славили Келсона вместе со всеми. Когда король и его друзья достигли центрального нефа, на мгновение зашедшее за облака солнце появилось вновь.

Опять жемчужные лучи отражались в цветном стекле, бросая яркие пятна к ногам Келсона. Король остановился, и толпа затихла, настороженно глядя на своего молодого господина,— считалось, что цветные солнечные пятна несут смерть.

Келсон посмотрел в окно, затем — на притихшее море лиц, улыбнулся и спокойно вступил на освещенную площадку.

Долгий вздох восхищения огласил неф — мальчик стоял цел и невредим, только еще ярче замерцали драгоценные камни его короны.

Обернувшись, он увидел Моргана и Дункана, без колебания шагнувших на освещенную плиту рядом с ним.

В лучах солнца золотом вспыхнули волосы генерала, свет играл в складках богатого бархатного плаща, расцвечивал снежную белизну сутаны Дункана всеми цветами радуги. Все трое неспешно направились к выходу.

Когда процессия двинулась по площади, в толпе раздались ликующие крики:

— Да хранит Бог Келсона!

— Да здравствует Келсон!

И король Гвиннеда ступил на площадь, явив лик свой благодарному народу.

Игра Дерини  

Глава I

«ТРЕХ ВЕЩЕЙ В СЕМ МИРЕ НЕ ПРЕДСКАЗАТЬ:

ЖЕНСКИХ ПРИХОТЕЙ, ПРИКОСНОВЕНИЯ ДЬЯВОЛОВОЙ

ДЕСНИЦЫ И ПОГОДЫ В ГВИННЕДЕ В МАРТЕ»[5]

Март — всегда ненастный месяц во всех одиннадцати королевствах. С великого северного моря приходит снег, ложится в последний раз на серебряные горы, кружится вокруг высоких плато на востоке и напоследок, достигнув большой Гвиннедской равнины, оборачивается дождем.

В лучшем случае это переменчивый месяц. Зима дает последнее сражение пробуждающейся весне, но все уже предвещает весеннее цветение и паводки, что каждый год рано затопляют низкие земли в срединной части страны. Говорят, когда-то давно погода в марте была мягче. В ожидании тепла люди, как всегда, надеялись, что весна будет ранней в этом году; так оно и случилось.

Однако те, кто ведал судьбой страны, не возлагали больших надежд на то, что весна будет ранней, зная по тяжкому опыту, как март капризен, часто суров и что доверяться ему не стоит.

Март первого года правления короля Келсона не составлял исключения.

В резиденции Келсона — Ремуте сумерки наступили рано. В марте, когда бури приходили с севера и востока в Пурпурную Марку, это бывало часто.

Небольшая гроза разразилась в полдень, разрушив градинами величиной с голубиное яйцо нарядные купеческие шатры и лавки на рыночной площади и заставив торговцев укрыться под навесом. В течение часа они еще надеялись, что ярмарка возобновится, но потом с неохотой начали упаковывать товар — дождь усиливался, торговцы закрывали лавки и уходили.

И вскоре на затопленных дождем улицах можно было встретить лишь тех, кого дела вынуждали выходить из дома и в такую грозу,— солдат и городских надзирателей на своих постах, казенных посыльных и горожан, торопящихся сквозь ветер и стужу к теплому домашнему очагу.

Когда стемнело и большие соборные колокола отзвонили вечерню, мокрый снег с дождем обрушился на узкие улочки Рему-та, стуча по черепичным крышам и церковным куполам и переполняя водосточные желоба. За оконными стеклами пламя свечей дрожало от ударов ветра, с шумом ломившегося сквозь двери и ставни. В домах и тавернах, на постоялых дворах и в трактирах собирались у очагов горожане, ужинали и обменивались слухами, ожидая, когда закончится непогода.

Возле архиепископского дворца на севере города, как и всюду, бушевало ненастье. В тени дворцовой стены темной громадой виднелся на фоне еще более темного неба неф собора Святого Георга, звонили на приплюснутой колокольне; бронзовые двери были наглухо закрыты.

У дворцовых ворот стояли охранники, одетые в кожаные плащи с наглухо застегнутыми от холода манжетами и воротниками. Шипящие масляные факелы мерцали под кронами вдоль крепостной стены. Буря все больше бесилась и выла, пробирая охранников до костей.

А внутри, в тепле и уюте, архиепископ Ремутский, его преподобие Патрик Карриган, стоял перед очагом, держа свои короткие полные ручки над пламенем. Сложив ладони и потирая их, чтобы согреть, он укутался поплотнее в сутану и бесшумными шагами направился к письменному столу в противоположной части комнаты. Другой человек, тоже в лиловом епископском одеянии, склонился над куском пергамента, щурясь от света двух стоявших перед ним свечей. Возле него стоял молодой секретарь со свечой в руках, готовый подать, как только скажет епископ, красный воск для печати.

Карриган подошел к читавшему справа, наблюдая, как тот кивает самому себе и ставит под документом размашистую подпись. Секретарь приложил к подписи кусок размягченного воска, и епископ прижал его аметистовой печатью с обозначением сана. Затем он подышал на камень, протер его бархатным рукавом и, повернувшись к Карригану, произнес:

— Это доставит Моргану немало хлопот.

Эдмунд Лорис, архиепископ Валорета и примас Гвиннеда, был человеком запоминающейся внешности. Седые волосы нимбом светились вокруг шапочки священника, прикрывающей тонзуру; под лиловой сутаной угадывалось стройное, крепкое тело.

вернуться

5

Св. Венерик.

53
{"b":"186554","o":1}