Арилан покачал головой.
— Вовсе не глупо. Крики Лориса о ереси, святотатстве и убийствах главным образом были рассчитаны на чувства, чтобы сложилось впечатление, что отлучение — единственно возможное наказание, подходящее герцогству, чей правитель грешен перед Богом и людьми. Но вас ему не удалось обвести вокруг пальца. Вы сорвали маски, силой разума вам удалось противостоять его истерии и порвать те тенета лжи, что опутывают людей многие годы. На это надо было отважиться, Томас.— Арилан улыбнулся.— И надо было решиться последовать за вами. И никто из решившихся на это не сожалеет ни о чем, более того, все последуют за вами и дальше. Мы все вместе несем ответственность за происшедший раскол.
Кардиель грустно улыбнулся и опустил взгляд.
— Благодарю. Мне приятно это слышать, в особенности от вас. Но у меня нет ни малейшего представления о том, что же делать дальше. Нас слишком мало.
— Мало? Но с нами вся Дхасса! А ваша гвардия? Никто из них не поддался, Томас, речам Лориса. Конечно, люди помнят, что Морган й Дункан в ответе за разрушения в гробнице святого Торина, и очень не скоро простят им это. Однако их преданность Келсону очевидна — посмотрите на нашу армию.
— Да уж вижу,— отозвался Кардиель — Армия, которая стоит у ворот Дхассы и еще ничем не помогла Келсону. Думаю, Денис, мы не можем позволить себе и дальше ждать, объявятся ли Морган с Дунканом. Я намерен послать новое письмо Келсону, чтобы договориться, где и когда мы встретимся с ним. Чем больше мы ждем, тем сильнее становится влияние Варина и упрямство архиепископов.
— Я думаю, Томас, мы можем выступить чуть позже,— снова покачал головой Арилан — Что касается Варина и архиепископов, то тут несколько дней ничего не решают. Но если мы до встречи с Келсоном выясним все вопросы, касающиеся Дункана и Моргана, нам будет проще потом явиться в Корот к Лорису, мы придем с фактами, а не с голословными утверждениями. Посудите сами — отказавшись поддержать отлучение, наложенное курией, мы, независимо от того, хотим этого или нет, встали на сторону
Моргана и Дункана и, следовательно, впутались во всю историю с Дерини. Поэтому теперь мы сможем о чем-то говорить только тогда, когда будем уверены, что Морган и Дункан действительно невиновны, и сможем это доказать.
— О, я молю Бога, чтобы мы смогли это доказать,— пробормотал Кардиель.— Лично я всегда слышал о Моргане и Маклайне только хорошее. Я даже могу понять, почему Маклайн столько лет скрывал свое происхождение, и, пожалуй, могу простить ему то, что он вступил в сан священника, зная, что он Дерини. Все эти годы он преданно служил церкви и священником был очень хорошим.
— Может быть, и другие Дерини не такие уж злодеи? — улыбнулся Арилан.— Помните, вы спрашивали меня несколько месяцев назад, верю ли я, что все Дерини изначально несут в себе зло?
— Помню. Вы ответили тогда, что среди Дерини, несомненно, есть злодеи, как и среди людей. Да, и еще что вы не верите, будто Келсон, Морган и Маклайн замышляют что-то недоброе.
В глазах Арилана сверкнули лиловые огоньки.
— И я готов это повторить.
— Да? Но к чему вы это?
— К чему? Вы же сами сказали, что Дункана вы знаете как хорошего священника, несмотря на то что он Дерини. Может быть, то, что он хотя и принял сан вопреки всем запретам, но стал хорошим священником, говорит о том, что Рамосский Собор допустил ошибку? А если ошибка допущена в одном важнейшем вопросе, то почему не предположить, что и в остальных — тоже? — Он искоса посмотрел на Кардиеля.— А это, в свою очередь, вообще наводит на мысль о переоценке отношений между людьми и Дерини...
— Хм... Я не подходил к этому вопросу с такой стороны. По-вашему, значит, мы должны отменить запреты на принятие сана, на занятие* общественных должностей, на владение землей для... для...
— Для Дерини. Вот вам и великий заговор! — кивнул Арилан, пряча улыбку.
Кардиель поджал губы и, нахмурившись, покачал головой.
— Как знать, Денис. До меня несколько дней назад дошли странные слухи. Просто к слову не приходилось. Говорят, что заговор Дерини в самом деле существует, что существует совет высокородных Дерини, управляющий всей деятельностью этого
племени. Они пока еще никак себя не проявили, но все же...— Он остановился, нервно потирая руки; в такт движениям заиграл его аметист в слабом свете свечей. В серых глазах стоял тревожный вопрос.— Денис, а вдруг все это правда? И что, если Морган и Маклайн его участники? Или Келсон, да поможет ему Бог? Две сотни лет минуло со времен междуцарствия, две сотни лет, как людские законы восстановлены почти везде в одиннадцати королевствах. Но люди не забыли, какой была жизнь при тирании чародеев, которые во зло использовали свое могущество. Что, если и теперь затевается то же самое?
— Что если, что если...— нетерпеливо передразнил Арилан Кардиеля.— Если, Томас, и существует заговор Дерини, то нити его ведут к Венциту Торентскому. Кстати, от него и его шпионов, скорее всего, и исходят эти слухи, дошедшие до вас. Что до угрозы тирании Дерини, то это точное описание правления Венцита в Торенте, где его род правит уже в течение двух столетий. И это, друг мой, единственный заговор Дерини, последствия которого мы, возможно, увидим в недалеком будущем. А что касается совета Дерини,— он пожал плечами и понизил голос,— ну, если он и существует, результатов его деятельности я пока не видел.
Кардиель только удивленно моргал, глядя на Арилана, горячность которого привела его в крайнее изумление. Но тут огонь, вспыхнувший было в лилово-голубых глазах Арилана, погас, и выражение лица смягчилось. Со вздохом облегчения Кардиель поднялся, подобрал плащ и, накинув его на плечи, произнес с кроткой улыбкой:
— Знаете, Денис, временами вы меня беспокоите. Я порой не могу предвидеть, что вы скажете дальше. А когда вы пытаетесь меня в чем-то успокоить, то ваши доводы, случается, пугают меня до смерти.
Арилан ободряюще сжал локоть Кардиеля.
— Простите, что я иногда даю волю своим чувствам.
— Бывает,— улыбнулся Кардиель.— Не хотите пойти со мной, выпьем чего-нибудь освежающего. У меня от этих разговоров о Дерини пересохло в горле.
Арилан усмехнулся и последовал за Кардиелем к выходу.
— Немного позже. Я хочу побыть один. Что-то тяжело на душе.
— Что ж, я желаю вам поскорее прийти в себя,— сказал Кардиель.— Ну а когда вы обретете душевное равновесие наедине с Ним,— он кивнул в сторону распятия,— то почему бы вам не присоединиться ко мне? Я нынче долго не смогу уснуть.
— Хорошо, будет видно. Спокойной ночи, Томас.
— Спокойной ночи.
Когда за Кардиелем закрылась дверь, молодой епископ поправил мантию и заглянул в боковое крыло. Он вздохнул, на цыпочках прошел в небольшой неф, взял свой шелковый плащ, надел его, завязав на шее фиолетовые ленты, и поправил на темных волосах камилавку. Еще раз оглядев часовню, как будто запоминая каждую деталь убранства, он наконец поклонился главному алтарю и прошел через поперечный неф налево, остановившись перед маленьким боковым алтарем. На мраморной плите не было никаких украшений, кроме полотняною покрывала и единственной лампады, но Арилану и не нужен был сейчас этот алтарь. Осмотрев мраморный мозаичный пол под ногами, он ступил на едва очерченный его участок и ощутил в пальцах легкое покалывание, возвестившее ему о том, что он не ошибся.
Бросив последний взгляд на закрытую дверь часовни, он подобрал полы своей рясы и закрыл глаза.
Сказав про себя необходимые слова, он представил место, куда хотел попасть,— и исчез из часовни.
Минуту спустя дверь в часовню отворилась, и в проеме показалась голова Кардиеля.
Ожидая увидеть коленопреклоненного Арилана, он открыл было рот, собираясь что-то сказать, да так и забыл его закрыть — в часовне никого не было. На какое-то мгновение Кардиель оцепенел, удивленно сдвинув брови: как же так? Ведь он не успел отойти далеко от часовни, когда вспомнил еще кое-что и решил вернуться, чтобы рассказать об этом Арилану. Куда, интересно, он делся? Сказал, что хочет побыть один...
